Цитадель души моей (СИ) - Саитов Вадим. Страница 59
За стену мы выехали под вечер: самое удачное время — и затеряться проблем не составит и преследователям близко подобраться не выйдет. А то, что они у нас есть — преследователи — я и не сомневался. Хотя с префектом претория у нас было ясно оговорено — наместник будет убит сразу, как только мы заметим погоню. Ну, так почти сразу и заметили — не успели даже и на лошадей влезть (Родуса я перед собой поперек седла, как куль с мукой, уложил). Ну а что тут поделаешь — уговор уговором, но наместник нам нужен живым до ворот. Преторианцы это, ясное дело, понимали, и скакали за нами, почти не таясь, лишь на пару стадий оставая. И мы с этим ничего поделать не могли — оставалось только радоваться, что всё ж не вплотную едут. А ведь могли бы — и что бы мы, опять же, сделали?
Ворота проехали без проблем, хотя предупрежденные кем-то стражники нам тёплый приём там готовили — оставили проезд пустым, а сами столпились за воротами с луками да арбалетами наизготовку. Разумеется, такой вариант мы предусмотрели, кроме того, удача нас не оставила и стражники это тоже предусмотрели — что мы в их ловушку можем и не попасться. Так что, когда Эйнар один выехал через ворота наружу, огляделся и гаркнул (таким голосом, что с надвратных башен пыль посыпалась) — «А ну живо все разбежались!» — все и разбежались. Видимо, догадался декурион ихний приказать стрелять только тогда, когда мы все вместе выедем, и если шанс будет наместника не зацепить. Ну а дальше уже всё по плану пошло — коней в галоп подняли, в конце улицы Родуса я пинком на землю отправил. Полетел, вереща во весь голос, наместник Священной Империи на брусчатку, грохнулся плашмя, как лягушка, и остался лежать, кричать не переставая — разве что страх в крике болью сменился — не иначе, сломал себе чего. Оно и к лучшему — авось преследователей наших задержит своими воплями — хоть немного да притормозят, выясняя, кому остаться, кому дальше скакать. Мы же задерживаться не стали — налево, потом опять направо — к Рыбацким кварталам — да всё галопом, галопом. Рыбацкие кварталы пролетели окраиной; слышу я шум погони: птицы за спиной галдят, но далеконько пока — минут семь форы у нас есть. Боялся я, что Эйнар меня за хвост тянуть будет — норманны больше морем да пехом ходить приучены, лошадьми хоть управлять и умеют, но без сноровки. Однако Эйнар меня и тут обрадовал — сидел в седле, как влитой, вровень со мной шёл, на поворотах только на полкорпуса назад сдавая — ну так оно и не удивительно: весу-то в нём — не со мной, а самой лошадью впору сравнивать. Доставшаяся ему пегая кобыла, хоть галоп пока держала, но пену ртом ронять уже начала, даром что мы еще и пригороды не проехали. Да, верхом мы никуда не уйдем — надо от лошадей избавляться. За Рыбацкими кварталами сразу направо — к Гаронне. Чуть недоехав до набережной, свернули влево — на пустыри. Начинали тут склады да мастерские судовые строить, но портовые не поделили этот район и стройка заглохла — только успели мостовые проложить, да времянки поставить. Портовые, насколько я в курсе, до сих пор разбираются, кому отсюда дань стричь, а спорные территории стоят пустые и никто в здравом уме сюда не суётся — потому что та или иная шайка портовых тут порой пробегает — проследить, как бы чего тут не начали делать без их ведома. Тут-то я и решил погоню переждать, да и вообще — посидеть пару дней, пока шум не утихнет.
Лошадей убили и спрятали. Случалось мне и до того загнанную лошадь убивать, так всякий раз тяжелей давалось, чем если б человека зарезать пришлось. Человек обычно жизнью за собственную ошибку и расплачивается, так что справедливость кой-какая вроде присутствует. С лошадьми — не так, и потому, лошадь загнанную убивая, я всегда предателем себя чувствую, словно полностью доверившемуся и, до последней минуты помогавшему, другу исподтишка пугию в спину втыкаю. Но других вариантов не было — отпусти мы их, они бы мигом погоню на след навели. Лошадки с клеймом «С» — преторианских казарм — на крупе, да и префект наверняка подсуетился и масть их уже сейчас каждому стражнику известна. Наша одна надежда — чтобы лошадей не нашли и потому уверились, что мы успели из города верхом выбраться. Так что лошадок мы убили и скинули их туши в колодец — еще один камешек греха в, без того неглубокое, болото моей совести.
Ну а потом мы зашхерились в подвале недостороенного склада и сидели там тихонько два дня, носу не высовывая. Вот тогда Эйнар мне и рассказал про деревушку свою родную; про город Орхуз, возвышающийся над серыми волнами Германского океана; про лабиринты фьордов, окруженных поднимающимися из воды скалами, лесистыми горами и снежными вершинами… короче говоря, излишней молчаливостью он не страдал ни в малейшей степени. Но при этом как-то исхитрялся обходить десятой дорогой все скользкие темы. Так что к концу второго дня у меня было отличное представление о красотах природы Верхней Мезы, о суровой северной погоде и о нравах живущих там людей. Но при этом я не услышал ничего, к примеру, о численности, или о составе армии этого государства. Ну и о том, как и зачем он тут оказался, ясное дело, тоже ни пол-слова.
Хотя и сам примерно представляю. Ну да, по виду Эйнара я бы и со ста попыток не предположил, что он шпионом может оказаться — так ведь то-то и оно! Я не предположу и никто другой не подумает — а шпиону только то и надо. Не знаю, кто в Мезе за разведку отвечает, но дело свое он знает, похоже.
Так и сидели. Искали нас в городе или нет — не знаю. Наверняка искали, но мы ничего и никого не слышали. Первый раз в жизни я радовался, что верги собак вычистили, иначе отсидеться так у нас не вышло бы — и гадать нечего.
А в третью ночь выбрались мы из подвала, нашли колодец — не тот, в который лошадей скинули — напились (еда — ладно, потерпим: на второй-третий день голодовки на еду уже не так тянет, как в первый; а вот пить хотелось уже невыносимо) и потопали потихоньку глухими переулками к Гаронне. Переплыли реку, нырнули в нависющие над водой кусты левого берега, и — ищи тень в ночи. Наверное, следовало бы нам разделиться.
Беду нашу общую мы перебедовали, а больше ничего нас и не связывало. Да и мне намного проще было бы — бороду отпустить, переодеться, и, если только злой случай с кем-нибудь, в лицо меня знающим, не сведёт, то и не заподозрит никто в скромном неряшливом ремесленнике — бывшего лейтенанта егерей и первого врага Империи. М-да.
А вот с Эйнаром о таком и думать нечего — с ним, пожалуй, затеряешься. Кем его не переодень и как ни маскируй, всё равно он взгляды всех окружающих с первой секунды привлекать будет. Может, его под быка загримировать? А что, мысль! Я усмехнулся и вслух её озвучил. С намёком — дескать, видишь же, пути наши расходятся. Неловко мне самому разделяться предлагать — понятно же, что без меня сложней ему будет до имперской границы добраться. А Эйнар посмеялся добродушно, почесал лапищей затылок и спросил как бы невзначай:
— Куда подашься, чем займешься, решил уже? — явно не просто так спросил, задумал что — то. Даже догадываюсь, что.
— Нет, не решил, — а я и в самом деле еще не решил. В город, наверное, какой-нибудь подамся, в селах всё же каждый новый человек слишком много внимания вызывает. В городе остаться незамеченным легче. От границ подальше — куда-нибудь, где бестий сто лет не видели. Там шанс встретить кого знакомого будет минимален, а милиции и розыскникам местным я не по зубам. Так что — в город, пока, правда, не решил, в какой.
Чем заняться — это еще сложнее, тут я вообще ничего пока не придумал.
— Так если не решил, то, может, к нам, в Мезу, пойдешь? — я нахмурился, и Эйнар заговорил быстрее, — сам смотри: тут тебе нормальной жизни уже не будет. Всю жизнь прятаться, каждого шороха пугаясь? По тебе ли это? У нас же ты новую жизнь начать сможешь — ни мне, ни кому другому, дела нету, что у тебя с твоими бывшими господами не сложилось. Не хочешь рассказывать — никто и не спросит. А Оттар тебя не обидит, такие люди, как ты, ему очень нужны.
— Нужны? — удивился я, — зачем вам егеря? Вы ж со своими бестиями в мире живете? Или подраться собрались?