Сокрушительный удар - Френсис Дик. Страница 4

— А сейчас оно у вас не вывихнуто?

— Нет, — я невольно улыбнулся. — Если бы оно у меня было вывихнуто, я бы не сидел сейчас так уютно в машине. А все благодаря вам, — добавил я.

— Вот то-то же!

— Само собой.

Они забрали у меня из кармана сертификат на покупку и заставили Керри Сэндерс расписаться в получении денег. А потом просто ушли туда, где подписываются бумаги, чтобы переоформить документы на себя. Керри Сэндерс была не в том состоянии, чтобы попытаться им помешать, а я сам сейчас и ходить-то мог с трудом. И если я в чем-то и был уверен, так это в том, что Кучерявый и его дружок, не теряя времени, увезут Катафалка в неизвестном направлении. И, разумеется, никто не усомнится, что они это делают на законном основании. Перепродажа лошади сразу после торгов — самое обычное дело.

— Но почему? — в двадцатый раз спрашивала Керри. — Зачем им так понадобилась эта чертова лошадь? Почему именно эта?

— Понятия не имею. Ей не сиделось на месте.

— Вы сказали, что к четырем уже сможете вести машину.

Я взглянул на часы на приборной доске. Пять минут пятого.

— Ладно, поехали.

Я оторвал голову от стекла и осторожно покрутил ею. Вроде бы в порядке. Я завел мотор и направился к Лондону. Керри Сэндерс поначалу беспокоилась, но, когда мы проехали полмили и я ни разу не налетел на столб, она успокоилась. К этому времени шок сменился обидой.

— Я буду жаловаться! — решительно сказала она.

— Хорошая идея. Кому?

— Как кому? — удивилась Керри Сэндерс. — Устроителям аукциона, разумеется.

— Они вам посочувствуют и ничего не сделают.

— Как это ничего не сделают? Они же обязаны! Я знал, что они ничем никому не обязаны. И так и сказал.

Она посмотрела мне в лицо.

— Ну, тогда в Жокейский клуб. Они ведь распоряжаются всем на скачках.

— Аукционы они не контролируют.

— А кто же их контролирует?

— Да никто.

— Тогда обратимся в полицию! — Голос ее сделался резким от разочарования.

— Если вам угодно...

— В здешнюю?

— Хорошо.

Я остановился у полицейского участка, и мы рассказали нашу историю. Замотанный дежурный сержант записал наши показания, дал нам расписаться и, без сомнения, сразу после нашего ухода засунул их куда подальше: действительно, нас ведь не ограбили. Да, конечно, ударили по голове — это очень нехорошо. Но ведь мой бумажник на месте? И даже часы не сперли? Более того, эти хулиганы дали миссис Сэндерс лишние двести фунтов. Где же здесь, спрашивается, состав преступления?

С тем мы и уехали. Я смирился со своей судьбой, но Керри Сэндерс бурлила от ярости.

— Я не позволю, чтобы мной вертели! — кипятилась она. — Ну кто-то же должен что-то сделать!

— А мистер Бреветт? — спросил я. Она резко взглянула на меня.

— Я не хочу впутывать его в это дело. — Голос ее сделался заметно холоднее.

— Да, конечно.

Миль десять мы проехали в задумчивом молчании. Наконец она спросила:

— Вы сможете найти другую лошадь к пятнице?

— Могу попробовать.

— Попробуйте.

— А если у меня получится, вы можете гарантировать, что меня не огреют по голове и не отберут ее, как в этот раз?

— А я думала, жокеи — люди отважные, — заметила она.

После этого обидного замечания мы молчали еще миль пять. Потом она спросила:

— Вы этих людей не знаете?

— Нет.

— Но они-то вас знают. Они знали про ваше плечо.

— Да.

— Вы об этом уже думали, да? — Она казалась разочарованной.

— Угу.

Я осторожно проехал по оживленным лондонским улицам и остановился у гостиницы «Беркли», где жила Керри Сэндерс.

— Зайдемте ко мне, выпьем, — предложила она. — Судя по вашему виду, вам не помешает.

— Э-э...

— Да ладно, идемте! — сказала она. — Не съем я вас! Я улыбнулся.

— Ну, хорошо.

Окна ее номера выходили на Гайд-парк. По скаковой дорожке двигалась вереница пони, группка всадников упражнялась в выездке. Лучи заходящего солнца озаряли сиренево-голубую гостиную, отчетливо вырисовывая кубики льда у нас в стаканах.

Мой выбор ее разочаровал.

— Вы уверены, что будете пить эту кока-колу?

— Она мне нравится.

— Но когда я предлагала выпить, я имела в виду именно выпивку...

— Мне пить хочется, — доступно объяснил я. — И голова болит. И к тому же я за рулем.

— А-а! — Она смягчилась. — Понимаю. Я сел, не дожидаясь приглашения. Мне, конечно, было не привыкать к ударам по голове, но это был первый за последние три года, и я обнаружил, что за это время успел отвыкнуть.

Керри Сэндерс сняла свое великолепное, но запачканное пальто. Ее костюм отличался той простотой, какую могут позволить себе только очень богатые люди, а фигура, которую он обтягивал, была выше всяких похвал. Она приняла мое молчаливое восхищение как должное, словно этого требовала простая учтивость.

— Так, — сказала она. — Вы ни черта не сказали о том, что с нами произошло. Теперь я хочу, чтобы вы объяснили, что это могли быть за люди.

Я отхлебнул шипучей газировки и осторожно покачал головой.

— Понятия не имею.

— Но вы должны хотя бы догадываться!

— Нет... — Я помолчал. — Вы никому не говорили, что едете на аукцион в Аскоте? Не упоминали мое имя? Не упоминали о Катафалке?

— Послушайте, — возразила она, — они же напали на вас, а не на меня!

— Откуда нам знать?

— Ну как же? Ваше плечо...

— Ваша лошадь.

Она беспокойно встала, пересекла комнату, бросила пальто на стул, вернулась. Изящные сапожки были в грязных разводах и на светлом розовато-лиловом ковре смотрелись неуместно.

— Я говорила, может быть, троим, — сказала она. — Во-первых, Паули Текса.

Я кивнул. Паули Текса — это тот американец, который дал Керри Сэндерс мой телефон.

— Паули сказал, что вы — честный барышник, а это такая же редкость, как хорошая погода в воскресенье.

— Спасибо.

— Потом я еще сказала тому парню, который делал мне укладку, — задумчиво продолжала она.

— Какому парню?

— Ну, парикмахеру. Тут, в гостинице, есть парикмахерская...

— А-а.

— А вчера я обедала с Мэдж... С леди Роскоммон. Это просто моя подруга.

Она неожиданно уселась в стоявшее напротив кресло с обивкой из бело-голубого ситца. Большая порция джина и коньяка заставила ее щеки разрумяниться и слегка смягчила несколько диктаторские манеры. Пожалуй, сейчас она впервые увидела во мне человека, а не просто нерадивого работника, который не справился с поручением.

— Не хотите снять куртку? — спросила она.

— Да нет, мне пора...

— Ну ладно... Хотите еще этой чертовой газировки?

— Да, пожалуйста.

Она налила мне еще, принесла стакан, снова села.

— Вы что, никогда не пьете?

— Редко.

— Вы что, алкоголик? — сочувственно спросила она.

Я подумал: странно, что она задает такие интимные вопросы. Но улыбнулся и ответил:

— Нет.

Она вскинула брови.

— Почти все непьющие, кого я знаю, — бывшие алкоголики.

— Я ими восхищаюсь, — ответил я. — Но я не алкоголик. Я с шести лет пристрастился к кока-коле и так и не вырос.

— А-а... — Она потеряла ко мне интерес. — Дома я состою в попечительском совете частной клиники.

— Где лечат алкашей?

Моя грубость ее не затронула.

— Да, мы помогаем людям, у которых проблемы со спиртным.

— И как, получается? Она вздохнула.

— Иногда. Я встал.

— Всем все равно не поможешь. Поставил стакан на стол и направился к двери, не дожидаясь, пока Керри Сэндерс встанет.

— Вы дадите мне знать, когда найдете другую лошадь? — спросила она. Я кивнул.

— И если вам придет в голову что-то насчет этих двоих — тоже.

— Ладно.

Я не спеша доехал до дома и поставил машину в гараж рядом с конюшней. Три лошади нетерпеливо переминались с ноги на ногу в денниках, молчаливо жалуясь на то, что я на час запоздал с вечерней кормежкой. Они были здесь ненадолго — ждали, когда их переправят иностранным покупателям. Это были не мои лошади, но пока что отвечал за них я.