По локоть в крови (СИ) - Романова Екатерина Ивановна. Страница 9

– Да я теперь вроде как журналист, – гордо протянула я, достав красную помаду и стараясь не размазать ее по всему лицу. – И мне предстоит писать статью об этой выставке. Видимо, придется прийти к тебе за вдохновением, – улыбнулась я.

Мужчина прислонился к стене возле моего отражения в зеркале и загадочно протянул:

– Я слышал, хозяин этой выставки недурен собой. Судя по описанию, он та еще штучка, так что если ты не охомутаешь его в первый же вечер, не обессудь, подруга, если на следующий он будет разъезжать по Мелфриду в моем Лексусе.

Мы оба от души рассмеялись.

– Так, мне пора бежать, иначе я облажаюсь куда раньше, чем я на то рассчитываю. Держи, – я протянула другу конверт, в котором был аванс за не написанную мной статью, – здесь половина, остальное верну с первой зарплаты.

– Женщина, еще раз сунешь мне деньги, я забуду, что джентльмен и пущу в ход кулаки, – он скрестил руки на груди и ослепительно улыбнулся. Конечно, Нефрит достаточно добился в жизни, чтобы позволять себе необдуманные расходы.

– Я верну тебе вещи, все равно это не в моем стиле, – чмокнув Нефрита в щечку, я повернулась задом. Какая оплошность. Друг шлепнул меня по ягодицам и кинул вдогонку:

– Если он не разденет тебя прямо во дворце, значит, мои шансы обречены на успех!

Вот так сюрприз, совсем не ожидала, что как только я полюблю жизнь, она мне ответит тем же. То, что Нефрит вернулся в Мелфрид – почти невероятно! За что такое счастье свалилось на мою голову, представить сложно. Видимо, не только Кайл, но и жизнь выдала мне аванс. Хотелось радоваться, но внутри меня грызло сомнение. Приезжать спустя такое короткое время после ошеломительного успеха… что-то мне подсказывало, что триумфальное возвращение на самом деле скоропостижный побег. Он явно бежал от чего-то, и я непременно это выясню. Но начну журналистское расследование завтра.

Во дворец я опоздала всего лишь на 20 минут. В рамках приличия. «Бывает и хуже», – усмехнулась я, все равно они никогда не начинают во время. Покопавшись в сумочке в поисках приглашения и поправив подводку на губах, я убила еще пару минут. Наконец, во всеоружии я была готова явить блистательную себя на растерзание светской толпы. Словно на экзамен пришла – непонятно, то ли волнуешься, то ли просто съела что-то не то.

Выходя из машины и улыбаясь услужливому швейцару, я… чуть не свалилась на асфальт. Подол шикарного платья застрял в захлопнутой мною наспех дверце машины. Быстро разрешив конфуз и убедившись, что это заметил лишь корректно отвернувшийся, и не злобно улыбающийся швейцар, я прошла в здание.

– Ваше приглашение, пожалуйста, – учтиво попросила женщина-администратор.

С грустью подумалось, что если бы не леди Кэтрин, то на месте этой скучающей женщины вполне могла бы оказаться и я. Впрочем, с моей любовью к крепкому словцу и нетерпимостью к ханжеству и неблагодарности меня бы выгнали в первый же рабочий день, а кого-то бы вынесли вперед ногами.

– Леди Мередит, приятно познакомиться с племянницей самой Леди Кэтрин. Как поживает ее светлость? Она наша частая гостья и разумеется, самый щедрый меценат!

Мы обменялись любезностями, и я прошла в зал. «Она наша частая гостья», бла бла бла, позвольте, я оближу ваш зад. Неужели они искренне полагают, что меня это колышет?

Никогда не понимала, зачем в первый день выставки устраивать закрытый показ. Неужели состоятельные мира сего не могут прийти и поглазеть на картины в обычный день с обычными людьми? Или же хозяин выставки беспокоится, что иначе ему не удастся затащить столько именитых особ? Да тут же их на квадратный метр катастрофически много. Вот Миссис Куотерсон с мужем и детьми, владельцы местной фабрики по производству шоколада, беседуют с мэром Мелфрида, добродушным старикашкой. Его жена умерла 15 лет назад, когда город захлестнула зверская эпидемия гриппа. К сожалению, слишком поздно к нам прибыли медикаменты из Рантона и не удалось спасти всех заболевших. К всеобщей скорби, Миссис Мэдисон стала одной из жертв болезни. Она, подобно Мистеру Мэдисону была доброй и отзывчивой женщиной, даже немного наивной. А ее щедрость к нуждающимся неизменно подводила чету мэра на грань разорения. К счастью, мистер Мэдисон был более бережлив и всегда оставлял в своих закромах заначку. Признаться, мне было невдомек, как при его личных качествах, без капли лицемерия и жестокости, мэр смог сохранить за собой свой пост уже третий срок подряд. Впрочем, жизнь под его руководством протекала тихо, спокойно и без потрясений. Политика в Мелфриде не шла в сравнение со столичной. Акул здесь не водилось, а ходить по головам не было смысла.

Осматриваясь, я заметила еще парочку знакомых лиц. Однако большинство присутствующих были мне незнакомы. Возможно, они посещали приемы леди Кэтрин, на которых я старательно делала вид, что зеваю не от скуки и, более того, вовсе не зеваю, потому и казались мне незнакомыми. Как бы то ни было, обстановка весьма театральная и размеренная, как и полагается на выставках.

Я старательно изучала афишу на стене. На ней было написано – «Изольда, красота, слившаяся с вечностью». Меня передернуло. Ведь именно об этом я мечтала еще,… кажется, неделю назад – слиться с вечностью. Походу автор посвятил картины своей любимой. «Посмотрим на эту Изольду», – скучающе подумала я, проходя в выставочную часть, минуя столик с угощениями и напитками.

На белоснежных стенах висели преимущественно большие и громадные картины в золоченых, тяжелых рамках. Казалось, эти рамки пережили не одно поколение своих владельцев. Число картин тоже удручало своим немалым количеством. «Сколько же он трудился без сна и отдыху, чтобы написать столько полотен?» – подумала я, подходя к первой картине. Какая-то депрессивная мазня. То есть, нарисовано вполне себе сносно, просто я никогда не была ценителем искусства. Да, некоторые умеют рисовать так, будто это фотографии, но чему тут дивиться? Красиво, но лишено каких-либо восторгов.

Просмотрев с десяток первых картин, и вдоволь насытившись этой приторно слащавой Изольдой, я сделала запись в своем блокноте о том, что хозяин выставки помешан на теме вампиризма и пышногрудых испанок. Надо полагать, что сам он гот в черных берцовых сапогах, с седыми по пояс волосами и кровавыми линзами. Интересно, он нарастил себе клыки? Говорят, это входит в моду. Картины висели, как я почерпнула из афиши, в хронологическом порядке и представляли собой изложение некой истории. Короче, комикс без слов, развешанный по стенам в пафосных рамках. На первых полотнах Изольда явно человек. Дальше она встречает некую клыкастую особь. Даже первоклассники распознают в этой особи вампира. Мрачный, угрюмый, с двумя клыками и властным взглядом. Однако одна из картин привлекла мое внимание.

Это было самое большое полотно. Выше меня в несколько раз, а я далеко не самая низкорослая женщина. Картина изображала трагедию на фоне рассвета. Женщина, как я успела понять, Изольда, на вид харизматичная мексиканка, с роскошной кудрявой копной черных, как смоль волос, с выражением панического ужаса пряталась за спиной вампира, который заслонил ее от стрел, выпущенных неизвестным мужчиной, и принял их своей широкой грудью в количестве пяти штук. Надпись под картиной гласила «Жизнь за любовь». Я от души рассмеялась, не отрывая взгляда от картины, но вовремя спохватилась. Все-таки, мое не совсем приличное поведение, привлекло к себе внимание.

Ко мне подошел мужчина. Высокого роста, с черными волосами, на укладку которых с эффектом растрепанности наверняка убита куча денег. Меня бы это позабавило, если бы не его глаза. Они казались необычайными. Карие, обрамленные золотой каймой, таких глаз, я никогда ни у кого не встречала. Аристократические черты лица так и кричали, что он либо основатель, либо потомок знатного рода зануд. Он был одет в черный, изящно сидящий на нем смокинг. Мне кажется, что некоторые люди прямо созданы для подобных вещей.

Мужчина протянул мне бокал шампанского, и, бросив взгляд на полотно, с интересом протянул: