Странствия Шута (ЛП) - Хобб Робин. Страница 102
И что тогда произойдет?
Никто не знал, что девочка из рода Видящих была похищена, и мало кому было известно о пропаже младшей сестры Неттл. Мы держали это внутри семьи. Весть о калсидийском отряде, проникшем в Бакк и путешествовавшем невидимым для всех, могла посеять панику, вызвав мысль о том, что король не способен защитить свой народ. Умалчивание такой трагедии было подобно глотанию кислой рвоты. Я презирал человека, который с приятным выражением лица проводил рукой по картам или кивал знатной даме, ведя дискуссию о ценах на чистокровных скакунов. Это был принц Фитц Чивэл, каким я никогда не хотел становиться. Я вспоминал, какой спокойной казалась Кетриккен, ходившая с высоко поднятой головой, когда ее непослушный сын Дьютифул исчез. Думал об Эллиане и ее дяде Пиоттре, хранивших тайну о пленении своих родственников и при этом аккуратно завлекавших Дьютифула. Горько было думать, что за налетом на Ивовый Лес стоят те же люди, что и за похищением матери и маленькой сестренки Эллианы. Я был далеко не первым, кто скрывал свою боль. Каждое утро подолгу стоял перед зеркалом, придавая лицу равнодушие. Я сбрил бороду вместо того, чтобы перерезать себе горло, и пообещал делать все правильно.
Я навещал Чейда ежедневно и с тем же успехом, как если бы он был моим любимым деревом. Эльфовая кора подавила его Скилл, и он перестал уходить, но было неясно, сколько от самого себя он сможет вернуть. Стеди присматривал за ним. Я говорил разные банальности, он, казалось слушал, но мало что отвечал. Слуга приносил всем нам еду, и Чейд ел сам, но иногда мог замереть, будто бы забывая, что делает. Когда я говорил про Шун, он не выказывал ничего, кроме вежливого интереса. Когда я прямо спросил, может ли он вспомнить слово, которым запечатал ее Скилл, Чейд выглядел скорее озадаченным, чем обеспокоенным этим вопросом. Когда я попытался надавить на него, настаивая, чтобы он хотя бы вспомнил свою дочь, вмешался Стеди:
— Ты должен позволить ему вернуться самому, самостоятельно сложив части себя воедино.
— Откуда ты можешь знать это? — потребовал я.
— Крошечные камни памяти, принесенные Чейдом, содержат разные знания. Неттл считает, что их разбили на мелкие части, чтобы было безопаснее использовать. Мы не позволяем никому исследовать много камней одновременно, и никто не занимается этим в одиночку. Когда кто-то изучит новый, он отчитывается об этом. Мне достался камень, описывающий, что происходит с теми, кто потерял себя, пытаясь погрузиться в знания слишком глубоко. Я написал отчет о том, что узнал. Мы с Неттл считаем, что это похоже на состояние лорда Чейда, и надеемся, что если мы дадим ему время и отдых, то он сможет стать самим собой.
Он замолчал.
— Фитц, я могу только догадываться, кто он для тебя. Когда я потерял отца, ты не пытался занять его место. Но ты помогал матери, братьям и Неттл как только мог. Не думаю, что это делалось исключительно из-за любви к моей матери, мне кажется, ты понимал, как многого мы лишились. И я всегда буду чувствовать себя в долгу перед тобой. Я обещаю сделать все, от меня зависящее, чтобы вернуть Чейда. Знаю, ты думаешь, что у него в руках ключ к возращению Пчелки. Всем нам не нравится ждать, стоя в стороне. Пожалуйста, поверь, все, что я сейчас делаю, я делаю потому, что это скорейший путь вернуть Чейда, чтобы он смог помочь нам.
Вот и вся польза, которую я получил от этих визитов.
Той ночью, так и не заснув, я попробовал занять себя чем-нибудь. Прочел несколько свитков о Скилле, в которых была записана информация, извлеченная из камней памяти. Кетриккен и Эллиана отправили своих секретарей в библиотеку искать любое упоминание о Клерресе и Белых Пророках. Меня ждали четыре свитка, которые я бегло просмотрел — слухи и легенды с примесью суеверия. Я отложил их, чтобы Эш прочел это Шуту, а сам утешился мыслью, что могу отравить все колодцы на Клерресе. Необходимое количество яда зависит от потока воды. За этим подсчетом я и заснул.
Следующий день медленно проходил мимо. Я провел его как и предыдущий. Так прошел еще один день, наполненный штормовым ветром и снегопадом, задерживающими возвращение роустеров. Вестей от наделенных Уитом или от солдат, которых отправлял Дьютифул, не поступало. Трудно было надеяться на них, но еще труднее оказалось отпустить эту надежду. Я сказал себе, что когда шторм закончится, Олух вернется домой, и нам нужно будет вырвать слово для Шун и связаться с ней при помощи Скилла. Я старался занять себя, чем только мог, но все равно каждая минута казалась длинной, как день.
Я ходил навестить Шута как минимум дважды в день. Кровь дракона продолжала влиять на него, изменяя его тело так быстро, что становилось страшно. Рубцы и шрамы, намеренно нанесенные его мучителями на щеки и лоб, стали исчезать. Его пальцы выпрямились, и хотя он все еще хромал, но уже не вздрагивал при каждом шаге. Его аппетит был таким же, как у стражников, и Эш, как мог, развлекал его.
Спарк представала передо мной в образе Эша, когда я видел ее в покоях Шута, но теперь я старался разглядеть ее особенности. И удивлялся тому, что видел. Это не было простым переодеванием, она казалось совершенно другим существом. Как Эш, она была трудолюбива и вдумчива, но улыбка, зажигавшаяся на ее лице, принадлежала Спарк. Косые взгляды, которые она бросала, не были кокетливыми, а просто загадочными. Несколько раз я встречал ее в покоях Чейда, занятую уборкой либо наливающую прохладной воды в кувшин, чтобы облегчить его лихорадку. При этом ее глаза скользили по мне, но я никогда не выдавал, что знаю другую ее ипостась. Было интересно, знает ли еще кто-то, кроме Чейда, Шута и меня, о ее двойственности.
Именно с Эшем я заговорил однажды утром, поднявшись по лестнице после ставшего ежедневной практикой боя с моими стражниками. Я пришел посмотреть, чем занимается Шут. Он сидел за столом Чейда, одетый в черно-белый халат, пока Эш мужественно пытался уложить его отросшие волосы. Его вид напомнил мне о днях, когда он был шутом короля Шрюда. Вновь выросшие на его голове волосы стояли дыбом и были похожи на пух, покрывающий только вылупившихся цыплят, в то время как пряди оставшихся волос висели длинными клочьями. Когда я был на последней ступеньке, услышал, как Эш сказал:
— Это безнадежно. Я обрежу их все, чтоб они стали одной длины.
— Думаю, так будет лучше, — согласился Шут.
Эш отрезал каждый клок, бросая их на стол, где ими занялась ворона. Я вошел тихо, но Шут приветствовал меня:
— Какого цвета мои новые волосы?
— Как спелая пшеница, — сказал Эш прежде, чем я успел ответить. — Но больше похожи на пух одуванчика.
— Когда мы были мальчишками, его лицо всегда плавало в облаке из волос. Думаю, ты будешь похожим на одуванчик, пока они не отрастут достаточно длинными, чтобы можно было их завязывать.
Шут поднял руку, чтобы коснуться головы, но Эш с разраженным ворчанием оттолкнул его руку.
— Так много изменений и так быстро. Я до сих пор просыпаюсь и удивляюсь чистоте, теплу и сытости. У меня постоянно все болит, но это боль исцеления, которую можно вытерпеть. И я рад сильной боли и даже острым приступам, потому что они говорят мне о выздоровлении.
— А твое зрение? — осмелился спросить я.
Он устремил свой вращающийся драконий взгляд в мою сторону.
— Я вижу тьму и свет, и даже чуть больше. Вчера, когда Эш шел между мной и огнем очага, я увидел его движущуюся тень. Этого недостаточно, но уже кое-что. Я стараюсь быть терпеливым. Как Чейд?
Я покачал головой, а потом вспомнил, что он не видит этого.
— Изменения слишком незначительны, чтобы я мог их видеть. Рана от меча исцеляется, но медленно. Эльфовая кора отрезала его от Скилла, который он использовал, чтобы поддерживать свое здоровье. Думаю, он применял и травы. Теперь ничего этого нет, и может быть мне кажется, но, по-моему, морщины на его лице стали глубже, а кожа более дряблой, однако…
— Вам это не кажется, — тихо сказал Эш. — Каждый раз, когда я осмеливаюсь входить в его комнату, он выглядит все более старым. Как будто все изменения, что он творил своей магией, сходят на нет, и годы догоняют его, — он положил ножницы, закончив стрижку. Мотли клюнула блестящие ножницы, но тут же потеряла к ним интерес и решила заняться своими перьями. — Что хорошего они сделали, не позволив ему умереть от Скилла только затем, чтобы он умер от старости?