Странствия Шута (ЛП) - Хобб Робин. Страница 171

Прошли годы, но есть вещи, которые человек не забывает никогда. Я переходил от одного каменного дракона к другому. Вот вырезанный в форме дикого кабана. Вот имеющий форму дракона. Рога синекрылого дракона-оленя обрамлял снег. Каждый из них по-прежнему наполнял меня восхищением.

Много лет назад с помощью крови и магии мы с Ночным Волком пробудили к жизни эти спящие статуи и отправили их на подмогу Верити. Верити. Моему королю. Он и наделенная Скиллом старая женщина Кеттл отдали все свои воспоминания и даже жизни великолепному дракону, высеченному из Скилл-камня - того самого, из которого были сделаны колонны. И в облике дракона Верити поднялся в воздух и унес Кетриккен и Старлинг обратно в Баккип, чтобы его королева могла выносить его ребенка и продолжить династию. Дракон, которого Верити создал такой ценой, возглавил битву против пиратов красных кораблей и выходцев с Внешних Островов. И когда все они были повержены, а на наши берега пришел мир, Верити-дракон вернулся сюда, чтобы дремать с остальными в глубокой тени под нависающими ветвями деревьев.

Я нашел его. Я стряхнул с него снег, расчистив великолепные крылья, которые теперь были сложены на боках. Я смел снег с головы, вычищая его из закрытых глаз. Затем стащил заснеженные перчатки и голыми руками прикоснулся к холодной каменной брови. Я потянулся к нему не Скиллом, но Уитом, ища короля, которому я служил и которого потерял. Я ощутил смутный проблеск жизни внутри камня. И когда это случилось, я влил в свое касание весь Скилл и Уит, какие смог собрать. Я открыл свою душу и доверил все холодному каменному дракону. Я не вкладывал свои воспоминания в камень, как делал Верити, чтобы пробудить свое создание. Я просто потянулся к своему дяде, своему королю, изливая душу, рассказывая обо всем, что постигло меня, и что я надеялся сделать. Я разделил с ним всю свою боль, потерю жены и ребенка, пытки, учиненные над Шутом, медленное угасание Чейда - все вместе.

И когда во мне не осталось ни слез, ни жажды мести, я стоял молчаливый и опустошенный на холоде рядом с замерзшим драконом. Дурацкое путешествие. Теперь я остался тут на ночь без палатки, без огня. Я расчистил снег, обнажив многолетние залежи палой листвы, и уселся между вытянутыми вперед передними лапами дракона, в оцепенении прислонившись к нему. Я подобрал под себя ноги и до упора надвинул капюшон, свернулся в клубочек рядом с моим королем и понадеялся, что ночной холод будет не слишком жестоким. В спину мне упирался ледяной Скилл-камень, из которого был вырезан дракон. Было ли Верити холодно где-то там далеко? Или они с Кеттл играли в камни в каком-то другом мире, куда мне не было ходу? Я закрыл глаза, жаждая присоединиться к ним.

О, Фитц. Ты так много всего чувствуешь.

Почудилось ли мне это? Съежившись, я замер. Потом снял с руки перчатку и положил голую ладонь на чешуйчатую щеку моего короля.

На самом деле, ничего не потеряно. Формы меняются. Но никогда не исчезают насовсем.

Верити?

Спасибо тебе. За моего сына. За моих внуков.

Мой король. Ваши мысли согревают меня.

Возможно, я смогу сделать чуть больше.

Я ощутил прилив тепла. Снег таял и стекал с тела дракона, и оно замерцало голубым и серебряным. Тепло поднялось по моей руке и охватило меня целиком. Я наклонился к камню и вдруг почувствовал себя живым. По мере того, как поднималась волна тепла, моя связь Уитом с королем начала угасать. Я потянулся к нему, но больше не мог к нему прикоснуться. Верити? - спросил я, но он не ответил - только теплом. Я обнаружил, что могу проскользнуть ему под подбородок. Я втиснулся под его вытянутую морду между передних лап. Спина перестала болеть от холода. Меня укутало ощущением безопасности и чуда, и я закрыл глаза.

Рассвело. Меня разбудили птицы. Я не чувствовал ничего, кроме тепла моего собственного тела под плащом. Я выскользнул в зимний день, стряхнул с одежды сухие листья и иголки и положил ладонь на чешуйчатую бровь моего короля.

Прохладный камень и тишина. В уголках его глаз образовались крохотные сосульки, словно замерзшие следы от слез. Они пробудили во мне уныние - высокую плату за время единения и утешения. Но я об этом не жалел.

- Прощайте, - сказал я дракону. - Пожелайте мне удачи.

Я снова надел перчатки. Тепло, влившееся в меня, осталось со мной, когда я направился обратно в лагерь. Я шел размеренно и быстро, надеясь, что увижу желтое сияние нашего костра до того, как свет дня поблекнет. Облака закрывали небо и слегка согревали день. Я шел, потом бежал, и снова шел, и раздумывал обо всех вопросах, на которые у меня никогда не было ответов.

Дрожь окаймленного черным уха выдала зайца, сжавшегося в комок под зарослями шиповника, которые я миновал день назад. Неподвижный, как снег, он выжидал, его зимняя шкурка сливалась со снежным покровом, испещренным сучками и птичьим пометом. Я не смотрел на него, а продолжал идти ровным шагом и почти прошел мимо, прежде чем резко обернуться и рухнуть на него.

Я поймал его, накрыв плащом. Руками в перчатках я схватил одну яростно лягающуюся заднюю ногу. Убедившись, что держу его крепко, я встал, взял его голову свободной рукой и с силой дернул. Шея сломалась мгновенно, и его жизнь кончилась. Он висел без движения, теплый, обмякший и мертвый, пока я сжимал его голову. "Жизнь питается смертью", - с грустью сообщил ему я, засовывая подмышку пушистое тельце. Плотнее запахнув плащ, я направился дальше в лагерь.

День вокруг меня угасал. Казалось, деревья ниже склонились над тропой, и холод крепче вцепился в меня. Я продолжал брести. Под конец меня направлял золотой свет походного костра. Странно, но я чувствовал, что добился успеха. Я снова прикоснулся к Верити, пусть даже на короткое время, и я знал, что где-то, в какой-то иной форме, мой король продолжает жить. Плоды шиповника у меня в платке и вес заячьего тела наполняли меня еле сдерживаемой гордостью. Возможно, я был стар, мои суставы болели от холода, и за последние месяцы я потерпел неудачу в десятках важнейших вещей. Но я по-прежнему мог охотиться и добывать мясо, чтобы разделить его с другими. И это было уже кое-что - больше, чем было у меня все последнее время.

Поэтому я вернулся в круг света от костра усталым, но бодрым. Лант и Персиверанс сидели на корточках у огня, глядя в пламя. Я окрикнул их, поднял зайца в воздух и перебросил его Перу, который ловко поймал тушку, схватив обеими руками. Оба уставились на меня. Я ухмыльнулся.

- Что не так? Вы что, не знаете, как разделать зайца на суп?

- Конечно, знаю! - заявил Пер, но Лант заговорил одновременно с ним.

- Тот, кого вы зовете Шутом? Он был здесь. С девочкой по имени Спарк.

- Что? - мир вокруг меня завертелся. - Где он? Почему? Как?

- Их здесь нет, - сказал Лант, и Пер добавил:

- Они ушли обратно в камень. Тот самый, из которого мы вышли.

- Нет, - произнес я словно молитву, но я знал, что на такую не отзовется ни один бог. Лант начал что-то говорить. Я наставил на него палец.

- Ты. Расскажи мне все, каждую мелочь. Пер, займись кроликом, - я сел на корточки по другую сторону костра, в ожидании.

- Рассказывать почти нечего. Мы несли здесь вахту, приносили ветки и поддерживали огонь. Пер достал пращу и с ее помощью добыл белку. Мы кое-что тебе оставили, но когда ты не вернулся до вечера, мы все доели. Мы вырезали колья, и я показал парню несколько приемов, которых он не знал. Мы болтали, - он покачал головой.

- Делать было особо нечего. Собрали еще хвороста для костра. Потом, когда настала ночь, мы услышали глухой стук, как от падения. Мы оба обернулись, и там были они, лежали на снегу. Сначала мы их не узнали из-за зимней одежды. Потом тот, что пониже, сел, и Пер заорал: "Эш!" - и подбежал к нему. Он помог ему встать, и Эш сразу сказал: "Помогите моему господину. С ним все в порядке?". Так что мы помогли встать и второму, и это была женщина. Я взглянул еще раз, и оказалось, что это Шут. Мы привели их к огню. Они были одеты тепло, но в старомодную одежду, и к тому же женскую. Старые меха, роскошные, но попахивающие плесенью. Пер называл девочку Эш, но Шут сказал, что ее имя Спарк. У нее за плечами был огромный мешок, а у Шута была длинная трость.