Порождение Тени (ЛП) - Кемп Пол. Страница 15

Никто не задавал вопросов — они знали, что не получат ответа.

До вмешательства Ривалена ячейки Шар в Сердцеземье действовали независимо, не зная даже о существовании друг друга. Но когда Вэрианс по приказу князя отыскала «Листья одной ночи», Шар раскрыла ему личности предводителей ячеек. Они с Вэрианс связались с каждым из них по очереди, заставив подчиниться, и в итоге Ривален стал управлять величайшей сетью заговора во всём Фаэруне. Под верхним слоем сембийского общества таилась небольшая армия слуг Шар, прогрызая путь к ядру.

Закончив с посланиями, Ривален позволил себе расслабиться, прихлёбывая чай и изучая свою коллекцию монет. Он хранил её в большом контейнере из укреплённого магией стекла, каждая монета лежала на подложке из чёрного бархата. У него был сокол из электрума времён основания Сембии, золотые бельботы из Чессенты столетней чеканки, проклятый медный фандар из Амна, из-за которого у владельца плохо шли дела, волшебный калишитовый киларх из платины, который в троекратном размере возвращался тому, кто его потратит, и внушительное число других монет, обычных и волшебных, со всего Фаэруна, почти из каждой исторической эпохи. Ривален взглянул на пустое место, где обычно лежал саккорский турн. Прореха в коллекции напомнила шейду о важности его задач. Ему предстоит заполнить многие бреши в последующие годы.

Он допил свой чай и занял сознание мыслями о первой такой бреши — проблеме пробуждения сознания саккорского мифаллара. Ривалену потребуются пророчества Бреннуса, чтобы отыскать мага разума.

Глава третья

Дуб заставил Магадона улыбнуться. Он много раз проходил мимо раскидистого старого дерева в своих путешествиях, направляясь из Звёздного Покрова и обратно, хотя с тех пор, как тифлинг видел его в последний раз, прошло уже больше года. Дуб выглядел в точности таким же, каким Магадон его запомнил — одинокий солдат, несущий дозор над укрытой травой по щиколотку равниной. Тут и там росли другие деревья, но все они были меньше этого дуба. Дуб был их генералом.

Магадон, не обращая внимания на раздающуюся позади него в лагере болтовню, провёл кончиками пальцев по стволу дерева. Глубокие борозды на коре и ширина ствола говорили о том, что дубу от семидесяти до восьмидесяти лет — почтенный старик. Несколько грибков росли в разных местах на стволе, расколотом зазубренным шрамом от недавнего удара молнии, но Магадону казалось, что дуб ещё достаточно крепок. Мир швырнул в него ещё один год, а он по-прежнему стоит здесь.

Магадон считал, что из этого можно извлечь урок. Как жаль, что он не выучил его раньше… Магадону не доставало силы этого дуба. Последний год сломал его.

— Или согнул меня, по меньшей мере, — пробормотал он.

Листья дуба меняли зелень на осеннюю желтизну. Даже ночью они оставались прекрасными, особенно ночью, вырисовываясь на фоне звёздного неба и поблескивая в серебряном свете новорождённого полумесяца Селуне и её слёз.

Магадон прижал ладонь к дубу. Он скучал по дереву, во всяком случае, скучал по той части своей жизни, которую дуб воплощал.

Но сейчас он занимался возвращением этой части, возвращением себя.

Внимание проводника привлёк помет у корней дуба. Он опустился на одно колено, чтобы изучить его, и узнал помет енота. Магадон выпрямился, улыбаясь. Навыки возвращались к нему. Он не потерял своих познаний дикой природы.

На дереве раздался шорох. Магадон поднял взгляд и увидел две пары глаз, уставившихся на него — мать-енотиху и одного её детёныша. Если бы не ночное зрение, дарованное ему кровью изверга, что текла в его жилах, он бы не заметил животных.

— Ты нашла хороший дом, енотиха, — сказал он зверьку покрупнее.

Мать и детёныш склонили набок головы, что-то протрещали и скрылись в своём убежище.

Магадон похлопал дуб по стволу.

— Не возражаешь против дополнительной кампании, старина? Обещаю, я буду непритязательным гостем.

Дуб помалкивал, так что Магадон сбросил заплечный мешок — как всегда, с полным снаряжением — и сел лицом к лагерю, оперевшись спиной на ствол. Лагерный костер горел ярко, и купцы с охранниками сидели вокруг него на бочках, ящиках и брёвнах, болтая, смеясь и выпивая.

Магадон вытянул ноги, заложил руки за голову и глубоко вздохнул. Приятно было сидеть вот так спиной к дубу. Его друг Нестор как-то раз сказал: «Нет ничего устойчивее старого дуба». Магадон знал, что это и в самом деле так. И знал, что по поводу устойчивости можно сказать многое.

Он поднял свой бурдюк в память о Несторе и сделал долгий глоток. Мысли о старом друге и его кончине повлекли за собой поток воспоминаний, как хороших — Эревис, Ривен и Джак, так и плохих — Странник, слаады, Росток Пряжи, и… Источник.

Воспоминание об Источнике заставило его поёжиться. Магадон прочистил глотку и попытался забыть о том, что Источник показал ему, обо всём, что он узнал, во что он превратился на те мгновения контакта. Но память была упряма.

Он вынул руки из-за головы и поднёс их к глазам. Ладони тряслись, сначала слабо, потом всё сильнее. Магадон знал, что сейчас произойдёт. Он сунул руки в карманы и стал ждать. Такую же дрожь он видел у наркоманов, подсевших на пыль разума, которые слишком долго оставались без очередной дозы.

Жажда обрушилась на него, голод. От нервного тика задёргался правый глаз.

Источник наделил его таким знанием, такой властью. Он мог бы сделать столько хорошего…

Магадон должен найти Источник, отправиться к нему, воспользоваться им ещё раз.

— Нет, — произнёс он, помотав головой. Даже поддайся он этой жажде, отправиться к Источнику он не мог. Тот лежал на дне Внутреннего моря, вырастая из головы существа величиной с город.

Магадон понял, что происходит, и начал бороться, чтобы удержать себя в руках, как делал это каждый день. Ментальная зависимость от Источника однажды уже заставила его потерять себя. Целый год его жизни был подёрнут дымкой. Он не позволит этому случиться снова.

Он сделал долгий, судорожный вдох, почуствовал дуб, подпирающий спину, ветер на лице, чистый воздух в лёгких, услышал смех караванщиков, и выпустил воздух обратно.

Через какое-то время всё прошло, быстрее, чем вчера. Он побеждал. Осознание этого укрепило его решимость.

Сверху снова раздался шорох. Магадон поднял взгляд, чтобы увидеть не двоих енотов, а рядок из шестерых мордочек, глядящих вниз на него; по-видимому, мать и всё её потомство. Их любопытные, глазастые морды вызвали у него улыбку. Один из малышей забрался другому на спину и мать заворчала на них.

— Хорошо, — сказал Магадон. — Я пойду своей дорогой, но сначала перекушу.

Еноты продолжали разглядывать его сквозь листву своими поблескивающими глазами.

Магадон достал полголовки сыра и два яблока из заплечного мешка. По привычке он ел в одиночестве, чтобы не сближаться с караванщиками. Магадон не хотел вступать в товарищеские отношения. Он считал парней из каравана неплохими ребятами, но ему требовалась не компания, а возможность остаться одному и предаться размышлениям. По крайней мере, так Магадон говорил себе.

Еноты раздраженно запищали на него.

Магадон ещё разок откусил от яблока.

— Вам меня не испугать, — с улыбкой сказал он зверькам. — Я уже видел страшные глаза в листве.

Откусив от яблока в очередной раз, Магадон заметил чёрные, загнутые ногти, которые когда-то были его обычными ногтями. Он вонзил их в яблоко, чтобы спрятать.

Контакт с Источником необъяснимо изменил не только его разум, но и тело, каким-то образом взбаламутив кровь отца-архидьявола, что текла в жилах Магадона. Чем сильнее становилась сила его разума, тем больше тело походило на тело его дьявольского родителя. Как и его наклонности.

Вскоре после разлуки с Источником начались кошмары. В его сновидения вторгались Девять Адов. Во снах его душа горела, корчилась от боли, вопила в огненной яме, а дьяволы смеялись над ней. Со временем эти видения стали хуже. Магадон чувствовал, что они приближаются к кульминации, которая сведёт его с ума. Вот уже много месяцев он боялся спать.