Твердая рука - Френсис Дик. Страница 13

В четвертом ящике находились отпечатанные послания с благодарностью. В них говорилось, что «Исследование сердечной недостаточности» весьма признательно за полученную помощь и с удовольствием направляет партию воска.

Пятый ящик оказался полупустым, а в шестом, набитом до отказа, лежали плоские белые коробочки шести дюймов в ширину и двух в высоту. Я раскрыл одну из них и принялся разглядывать содержимое. Я увидел плоскую, округлую банку с туго завинченной крышкой. Мне пришлось изрядно потрудиться. Но в конце концов я откупорил ее и обнаружил мягкую смесь светло-коричневого цвета. От нее и правда пахло полировкой. Я закрыл банку, уложил ее в коробочку и на время оставил, решив, что, уходя, заберу с собой.

Похоже, что больше ничего интересного для меня в комнате не было. Я осмотрел в ней каждую щель, ощупал подкладку кресла и постучал по ручкам, однако нашел там лишь булавку.

Потом я взял круглую белую коробочку и медленно побрел в гостиную. По дороге я стал одну за другой открывать двери комнат и рассматривать обстановку.

О двух из них Льюис мне ровным счетом ничего не сказала. Первая комната была бельевой, а во второй — маленькой и ничем не обставленной — стояли чемоданы и валялся всякий старый хлам.

Комнату Дженни я сразу узнал по ее сугубо женскому убранству — в ней преобладали розовые и белые тона, а драпировки, скатерти и салфетки были обшиты пышными, как пена, оборками. В воздухе витал легкий, фиалковый аромат ее любимых духов «Милле». Вспоминать о том, что я впервые подарил их ей в Париже, теперь не имело смысла. Слишком много времени отделяло нас от той поры. Я закрыл дверь, и запах улетучился. Потом я отправился в ванную.

Она сверкала белизной. Большие махровые полотенца. Зеленый коврик, зеленые растения. Зеркала на стенах, яркий свет. Не видно ни пасты, ни зубных щеток, все убрано в шкафчики, полный порядок и аккуратность. Очень похоже на Дженни.

Рядом с умывальником мыло фирмы «Роджер и Галлет».

Я уже привык к дотошным расследованиям и утратил излишнюю щепетильность.

Вот и сейчас я почти без колебаний приоткрыл дверь комнаты Льюис. Я высунул голову, надеясь, что мне повезет: она в эту минуту не появится в холле и не увидит меня.

В ее хаосе есть своя система, подумал я. Раскиданные по полу груды книг и бумаг. Одежда на спинках стульев. Меня не удивила неубранная постель, ведь я позвонил, когда Льюис только проснулась.

В углу я заметил умывальник, зубную пасту без крышки. Рядом на веревке сушилось белье. Открытая коробка шоколада. Беспорядок на крышке комода. В высокой вазе ветка со свечкой каштана. Совершенно без запаха. Нельзя сказать, что комната грязна и запущенна, скорее немного захламлена. На полу валялась синяя ночная рубашка. Обстановка в комнате почти как у Эша. Я без труда определил, какую мебель привезла и расставила Дженни, а какую Льюис.

Я убрал голову и закрыл дверь. К счастью, за мной никто не следил. Льюис кончила уборку в гостиной и уселась на пол читать книгу.

— Привет, — сказала она, окинув меня недоуменным взором, словно напрочь забыла о моем присутствии в доме. — Ну, как, вы уже завершили поиски?

— Тут должны быть и Другие бумаги, — отозвался я. — Письма, счета, гроссбухи и тому подобное.

— Их забрала полиция. Я присел на диван и посмотрел ей прямо в лицо.

— А кто вызвал полицию? — спросил я. — Дженни?

Она наморщила лоб.

— Нет. Кто-то пожаловался им, что Фонд милосердия не зарегистрирован.

— Кто именно?

— Я не знаю. Кто-то получил письмо и решил проверить. Половины спонсоров из списка вообще не существует, а остальные даже не подозревали, что их именами воспользовались.

Я немного подумал и сказал:

— Почему Эш сбежал, когда дело было еще на мази? Что его заставило?

— Мы так и не поняли. Возможно, кто-то позвонил сюда и пожаловался. И он тотчас смылся. Полиция явилась через неделю после его побега.

Я положил круглую коробочку на столик.

— Откуда вам присылали воск? — задал я вопрос.

— Из какой-то фирмы. Дженни выписывала и отправляла заказы, а мы получали его здесь. Никто не знал, где его можно купить.

— Где счета-фактуры?

— Полиция их тоже взяла.

— А эти открытки с просьбами... кто их печатал?

Она вздохнула.

— Конечно, Дженни. У Ники были другие бланки, очень похожие, только там значилось его имя, а не ее. Он объяснил, что мы отправили уже много открыток с его именем и адресом. Это было незадолго до его побега. Понимаете, он успел многое предусмотреть и полагал, что мы продолжим работу даже в том случае...

— Да, теперь в этом можно не сомневаться. Мое замечание рассердило ее, хотя и не слишком сильно.

— Вам легко смеяться, но если бы вы хоть раз его видели. Вы бы поверили ему, совсем как мы.

Я не стал ей возражать. Может быть, такое и случилось бы.

— Эти открытки? — спросил я. — Кому вы их отправляли?

— У Ники был огромный список имен и адресов. Целые тысячи.

— Они у вас остались? Я хочу сказать, списки? Она уныло взглянула на меня.

— Он забрал их с собой.

— А что за люди в них значились?

— Владельцы старинной мебели, которым выложить лишнюю пятерку все равно что плюнуть.

— Он не говорил, где узнал их адреса?

— Говорил, — подтвердила она. — В главном офисе Фонда милосердия.

— Кто надписывал адреса и посылал открытки? — продолжал я расспрашивать Льюис.

— Ники печатал адреса на конвертах. Да, не задавайте мне этот вопрос, на моей машинке. Он работал очень быстро и мог отпечатать до сотни адресов в день.

Дженни расписывалась на каждой открытке, а я обычно складывала их в конверты.

Вы знаете, у нее неразборчивый почерк, и Ники часто ей помогал.

— То есть он за нее расписывался?

— Вы правы. Он копировал ее подпись. Так бывало тысячи раз. Ему это отлично удавалось. И вы бы ни за что не смогли отличить.

Я молча посмотрел на нее.

— Понимаю, — откликнулась она. — Дженни сама себя подставила. Но, видите ли, в его присутствии вся эта трудная работа с письмами превращалась в сплошное удовольствие. Вроде игры. Он постоянно шутил, и мы смеялись до слез. Вы не понимаете. А потом, когда чеки начали приходить, нам сделалось ясно, что затраты окупились и результат налицо.

— Кто отправлял воск? — мрачно поинтересовался я.

— Ники печатал адреса на этикетках. Я помогала Дженни укладывать воск в коробки, заклеивала их липучкой и относила на почту.

— Эш никогда их сам не отсылал?

— Он был слишком занят и печатал с утра до вечера. Обычно мы брали сумки на колесиках, набивали их доверху коробочками и шли на почту.

— А чеки? Я полагаю, Дженни ходила в банк их оплачивать?

— Верно.

— И долго вы этим занимались?

— Несколько месяцев, когда открытки были отпечатаны и партия воска уже пришла.

— Вы получили много воска?

— О, целые груды, так что ставить было некуда. Нам прислали эти большие коричневые ящики по шестьдесят банок в каждом. Мы и шагу ступить по квартире не могли. Дженни предложила заказать еще, запасы понемногу истощались, но Ники сказал — нет, не надо, закончим с этой партией и немного передохнем. А потом займемся новой.

— Он имел в виду, что с воском вообще пора кончать? — уточнил я.

— Да, — нехотя согласилась она.

— Сколько денег положила в банк Дженни? — задал я очередной вопрос.

Льюис смерила меня угрюмым взглядом.

— Что-то около десяти тысяч фунтов Может быть, чуть больше Некоторые присылали нам не пять фунтов, а суммы покрупней. Один или два пожертвовали сотню и отказались от воска.

— Невероятно.

— Деньги только-только стали приходить Они и сейчас приходят, каждый день.

Но поступают с почты прямо в полицию, а те отправляют их обратно. У них сейчас работы невпроворот.

— В комнате Эша стоит ящик с открытками, на которых написано: «Чеки прилагаются». Как с ними быть?

— Деньги этих людей лежат в банке, а воск им уже отправлен, — пояснила она.