Белое на голубом (СИ) - Кариди Екатерина. Страница 32

Так и не вспомнив, Онхельма решила встать. И кстати, где Вильмор? Куда он подевался! Пытаясь сообразить, почему она одна, царица дернула шнурок сонетки, вызывая прислугу. Вошла камеристка, вид какой-то затравленный, глаза на мокром месте. Государыня даже прониклась сочувствием, однако решила разобраться с прислугой после.

- А где государь Вильмор? Он куда-то вышел?

- Ах! Ваше Величество... - служанка тихо вскрикнула, вскинула на нее взгляд полный слез и спросила, - Ваше Величество, Вы ничего не помните...?

- Нет, - не совсем уверенно сказала Онхельма, - Ничего. А что я должна помнить? И где государь?

Ее стало раздражать это блеяние.

Служанка, видя, что терпению царицы приходит конец, поведала ей все, что знала сама. По мере того, как девица рассказывала, в памяти Онхельмы восстанавливались события. Но так, словно она видела себя со стороны. Когда камеристка закончила, царица отослала ее жестом. Потому что говорить она не могла!

Оставшись одна, Онхельма еще долго сидела в постели, не в состоянии уложить все в голове. Не верилось, что это все ее рук дело, будто кто-то другой...

Кто-то другой прошелся по ее жизни.

Умер ее ребенок. Безумно жаль, хоть она его уже и не хотела, теперь он почему-то стал ей дорог.

Муж при смерти. Жалко стало мужа, не хотела она ему смерти, оказалось, что он все же был ей дорог.

Алексиор... С ним вообще не понятно... Исчез, люди считают, что сорвался со скалы и разбился, при попытке к бегству. Жаль, он был ей так нужен.

Мальчишек этих казненных жалко... Молодые же... Господи... Она сама их пытала... Девчонку эту слепую убила...

Господи... Вильмор...

Как это все произошло... Как...

Чувствовала себя царица ужасно.

А потому, оделась сама и, выбравшись из спальни в коридор, пошла к мужу. Хорошо, что идти было недалеко. Как устроила тогда Вильмора в большой гостиной рядом со своей спальней, так без ее ведома никто не решился его перемещать.

Озиралась осторожно, словно не в своих покоях была, а в лесу, полном чудовищ. Ей было неуютно и страшно смотреть в глазах людям, потому что понимала - единственное чудовище здесь она сама. Однако придворные, которые встречались царице по пути, подобострастно опускали глаза и старались держаться ближе к стенам, когда она проходила мимо.

Перед комнатой, где лежал Вильмор, стояла стража. При появлении государыни стража расступилась, пропустив ее внутрь. У постели царя был его личный лекарь, а рядом с изголовьем сидел слуга, дежуривший при больном государе. Царица нахмурилась, эта большая кровать смотрелась в гостиной совершенно неуместно. Вообще все было нелепо и неуместно...

- Как он? - Онхельма внутренне сжалась, увидев бледное, словно восковое лицо мужа.

- Ваше Величество, - лекарь поклонился, приветствуя царицу.

Онхельма отметила его хмурое лицо и насупленные брови. Старый семейный лекарь царской семьи был расстроен и подавлен. На вопрос ее ответил со вздохом:

- Государь не приходит в сознание.

- Может, попробовать другое лечение?

Лицо лекаря слегка исказилось, но он поклонился и проговорил:

- Я попробую, Ваше Величество.

Однако в наклоне головы, в выражении лица его проскользнула безнадежность.

- Перигорс, умоляю, скажите, как он? - в голосе Онхельмы прорывалось беспокойство, которое она испытывала.

Тот взглянул на царицу из-под бровей и сказал:

- Плох. У государя был разрыв сердца.

Онхельма прикусила кулак. А ведь она знала об этом, но осознала только сейчас. Лекарь поднял руку, давая знак, что не закончил:

- Но теперь состояние стабильное. Хотя, как говорится, ни туда, ни сюда... В его возрасте он должен был бы уже умереть. А раз не умер... Ухудшений нет, но и улучшений тоже нет. Дыхание слабое, но ровное. Сердцебиение тоже. Похоже, государь спит. Может быть, сном излечится. Правда, я не могу сказать, сколько этот сон продлится. И проснется ли он...

- Хорошо. Оставьте меня с ним.

Слуга и лекарь поклонились и вышли. Царица осталась с мужем одна. Она подошла к огромной постели, на которой вытянувшись лежал Вильмор, провела рукой по простыне. Коснулась сердца мужчины и влила в него свою силу. Теперь он точно не умрет. Потом села в изголовье и закрыла лицо руками. И сидела так долго, погруженная в свои мысли.

Как же хрупок мир человеческий. Как легко его разрушить. Как легко разрушить чье-то счастье, чью-то человеческую жизнь.

Как легко ей удалось разрушить его жизнь. Всего несколько слов.

Потом поднялась изнутри обида, вернулись воспоминания. Всего несколько слов, которыми он разрушил ее счастье, заставив почувствовать себя ненужной, второсортной. И снова стало просыпаться что-то внутри, просачиваясь в кровь, отравляя сердце ядом. Но она еще собой владела. Слишком сильно было раскаяние. Царица Онхельма так и просидела у постели мужа весь день, держа его руку в своих.

Она не хотела выходить к людям, не сегодня.

Не сегодня.

***

Понимала царица или нет, но только она впустила в себя зло. Случилось это не сейчас. Давно. Еще когда ее, шестнадцатилетнюю девочку Беатрису, соблазнил и бросил красивый и беспринципный богатый хлыщ, безжалостно растоптав ее любовь. Она тогда была не в себе, сбежала из дома, желая скрыться от всех, кто ее знал. Затеряться среди чужих, начать жить заново. Забыть. Забыть! Никого больше не любить!

Тогда-то ей и встретилась эта опрятная пожилая женщина, разглядевшая в ней пробуждающуюся силу. Приютила, пригрела и за некую плату помогла. И заплатила Беатриса, ставшая Онхельмой не деньгами, а тем, что приняла в себя дар, не передав который старая колдунья не хотела умирать, а вместе с даром и частицу зла. Но взамен того дара отдала Беатриса самое дорогое. То, что, как считала тогда, ей больше не понадобится.

Сила в ней, теперь уже Онхельме (вместе с даром ей перешло и имя), была большая. Не хватало образования, но перед смертью та женщина оставила ей свои книги. И вот с новыми способностями Онхельма пошла по жизни, которую строила теперь сама. И все у нее получалось. А зло дремало в ней до поры до времени. Ожидая своего часа, когда захочется Онхельме запретного. Того, чем она за свой дар заплатила.

Кому известно, как инициируются колдуньи? Как это происходит?

Никто точно не знает. Вероятно, этому способствуют сильные переживания, нервное потрясение, или нечто в этом роде. Просто в один прекрасный, а может, страшный день просыпается их сила. И одни почему-то становятся злыми, а другие добрыми, а некоторые так всю жизнь и балансируют на грани. На самом деле, не сила делает колдуна добрым или злым. Это таится в нем самом, в тайнах его личности. А сила просто дает возможности.

Даже впустив в себя зло, человек не становится абсолютным злом, ибо в нем всегда остается человеческое. Это дар Создателя людям. И человеческое имеет силу сопротивляться злому. Сильнее всего в человеке любовь, только она способна победить зло. Не разум, не сила духа. Потому что разум просто увести в сторону, а зло гениально и изобретательно и, поселившись в мыслях человека, легко воспользуется силой его духа в своих целях. И тогда человек становится чудовищем.

Но, даже став чудовищем, человек моментами пробуждается, испытывая раскаяние и сожаление. Всегда остается шанс искупить свою вину, пока есть время, пока жив. Просто не каждый этим шансом воспользуется.

Так и Онхельма.

Просидев весь день рядом с Вильмором, она многое передумала, все искала каких-то оправданий тому, что делала. Себя обмануть трудно, но можно убедить.

И если сначала Онхельме казались ужасными ее дела, она готова была сквозь землю провалиться, то по зрелом размышлении колдунье удалось найти виновного. И этим виновным была не она.

Во всем был виноват Алексиор.

Этот мальчишка, в которого она влюбилась. Это из-за него все закрутилось.

Да, она злилась на Вильмора, но со временем простила бы старого дурака. Он был несносен, но не безнадежен. Родила бы своего сыночка, сделала бы его наследником. А он любил бы ее, свою мамочку... Онхельма не смогла сдержать слез, так было жаль, что ребенок умер. Удивительно конечно, что в тот момент она ничего не чувствовала, будто кто-то другой жил тогда в ее душе, притупляя все чувства. Не знала Онхельма, вернее, не задумывалась, что это зло живет в ней и делает ее чудовищем.