Белое на голубом (СИ) - Кариди Екатерина. Страница 46
- Не бойся, морской властелин, я не причиню тебе зла, - крикнул Силевкс, - Я хочу спрятать тебя от убийц. Если можешь, помоги мне немного.
Дракон не ответил ничего, но из последних сил подгребал плавниками, помогая рыбаку. Тот спрятал его в фиордах, а сам быстро вернулся домой и все рассказал своей жене Нириам. Вместе они и решили сделать они вид, что абсолютно ничего про того самого дракона им неизвестно.
Привели сыновья и их сообщники Борегарса на берег, предъявить доказательства своего геройства - труп дракона, и застали на берегу только разворошенный песок да следы драконьей крови на нем. Голубой крови.
- Голубой?
- Голубой, - кивнул Морфос, - Ибо голубая была кровь у морского дракона.
- Как странно, - проговорила Евтихия, - Люди употребляют это понятие как имя нарицательное. Говоря 'голубая кровь', имеют в виду, что редкая, аристократическая...
- Она и вправду редкая, - засмеялся Морфос, - Но самая, что ни на есть, настоящая.
- Чудны дела Создателя...
- Да, чудны и непостижимы. Дальше рассказывать?
- КОНЕЧНО! - воскликнула голубка, вытаращивая глазки.
И вот, прибежали на берег, а там все залито голубой драконьей кровью. А дракона-то и нет. Обидно! Тем более что Борегарс поднял их всех на смех. Тогда-то и пришла в голову одному из отвергнутых женихов мысль:
- А надо у рыбака Силевкса спросить, он должен был видеть!
Сказано сделано. Спросили, да только Силевкс сказал, что понятия не имеет ни о каких драконах, а они, наверное, сами разлили по берегу голубой краски, и теперь выдумывают. Да, смеялась Нириам, смеялся его словам Борегарс. Да только не смеялись те пятеро. Затаили они злобу на рыбака.
Поскольку пятеро охотников на дракона яростно доказывали, что дракон был, порешили на том, что просто они его не добили. А пока туда-сюда бегали, дракон в море ушел. Что ж, обидно, но...
Разошлись все по своим домам, а Силевкс с Нириам только дождались темноты - сразу кинулись к раненому дракону в фиорд. Нириам была врачевательница, знала травы, могла заговаривать кровь. Помогла она морскому дракону, а Силевкс принес для него пищи. Пробыли они у раненого всю ночь, а к утру дракон набрался сил и раны его затянулись настолько, что он смог отплыть самостоятельно к скале, что отделяется от скалистого берега тонкой песчаной косой. На этом месте он остановился и вдруг обратился к Силевксу и Нириам на человеческом языке:
- Спасибо вам, добрые люди, что не дали умереть последнему из морских драконов, живущему в этом море. За то я просил Создателя дать мне право наделить вас тем, что сам имею. Силой великой, колдовством добрым, мудростью, сердцем горячим, способностью видеть истинную суть вещей и помышления, талантом создавать прекрасное, властью царской. А любовь в вас и так есть.
Он велел им собрать чешуйки, что отвалились от его шкуры в тех местах, где были раны, и беречь их, как вечные символы, хранящие в себе его дары и силу. А сам навсегда ушел в море. И с тех пор никто его больше не видел.
Силевкс и Нириам простились с драконом, собрали чешуйки, как он велел. Их было семь, округлых чешуек. Все одинаковые, с внутренней стороны перламутровые, снаружи голубые, а в центре выпуклая белая восьмиконечная звезда. Они и сами-то не заметили, а между тем, дары морского дракона распределилась в них почти равномерно, и стали Силевкс и Нириам первыми Властителями этой страны, которую и назвали Страна морского берега.
Морфос закончил рассказ, голубка молчала некоторое время, а потом мечтательно проговорила:
- Наверное, дракон был очень красивый...
- Да, красивый.
- Интересно, а как его звали?
- Его звали Астерион, - задумчиво проговорил древнейший, - Звездный. Потому что чешуя у него была со звездочками.
- Астерион, как красиво... А у него была своя Птица Счастья?
- Ха-ха-ха... Не знаю милая, я с тех пор дракона больше не видел.
Морфос не солгал, просто не стал говорить Евтихии, но кое-что о морском драконе по имени Астерион ему было известно.
Голубка вздохнула и покачала головкой:
- Честно говоря, я боялась, что те пятеро злодеев могут причинить Силевксу и Нириам вред. Думала, они будут мстить...
- Ты верно подумала, девочка. Они и мстили, и старались причинить вред, и даже убить пытались. Но ты же знаешь, что символы власти - это еще и охранные артефакты. Никто не причинит вред тому, кто ими владеет.
- Ах, да! Я же... Боже мой... Так неужели это все это правда, эта древняя легенда?
Морфос шевельнул бровями:
- Подумай сама.
А ведь действительно. Она сама подарила Алексиору древний артефакт, символ власти, да и на гербе у них белая звезда на голубом поле...
- Значит, тот, у кого есть эти символы власти - царь?
- Нет, милая, тот, кто имеет в душе дары, переданные драконом первым царям, и кого символы власти принимают.
- А как узнать, кого принимают?
- О, чешуйка дракона станет частью того, кого принимает.
- Значит, Алексиор достоин?!
- Ха-ха-ха, о чем бы мы не говорили, всегда разговор переходит на твоего любимого?
Евтихия смутилась.
- Да, твой любимый достоин. Но его даров недостаточно, ему нужна жена, обладающая тем, чего ему самому не хватает. Такая как ты.
- Как я... Но я же... птица... - поникла голубка.
- Так ведь и он не царь, - хмыкнул древнейший дух земли и стал прощаться, - До завтра, милая.
- До завтра, - механически ответила Евтихия, слишком много она сегодня узнала, все это требовалось осмыслить.
Глава 38.
Оказывается, голубей в дивном беломраморном городе Версантиуме было ужасно много. Они всегда жили здесь, эти веселые бойкие птицы. Были неотъемлемой частью города, как голубые купола, как жасминовые сады, как белесые скалы вокруг гавани, как...
Были...
За один день по приказу государыни Онхельмы истребили почти всех голубей и во дворце, и в городе. Совсем немного тех, что еще оставались и нашли спасение в скалах, решили добить на следующий день, потому что уже стемнело и люди валились с ног от усталости.
Народ был поражен, однако народ безмолвствовал. Потому что царица делала это ради великой цели.
Жизнями птиц заплатить за здоровье государя.
Такой обычай, сказала царица, есть у нее на родине.
Все тушки голубей свозили на площадь перед дворцом, пред ясные очи государыни Онхельмы. А ночью заполыхали костры. Костры, на которых сожгли всех убитых птиц. Запах паленого мяса и перьев въедался всюду, не давая дышать, не давая забыться, не давая забыть.
Жертва.
Дым покрыл город, некоторым старожилам даже стало казаться, что от этого дыма беломраморные стены дворца почернели, и теперь уже никогда не будут такими как прежде, чистыми и белыми, как облака на фоне неба.
Не будет больше белого на голубом.
Безмолвствовал народ Версантиума. И затаился.
Испытывая суеверный ужас перед своей прекрасной золотоволосой и синеглазой юной царицей.
***
Видели все это и духи. Молча смотрел Сафор на то, как люди исполняют нелепую волю, продиктованную абсолютным злом.
- Это ведь только начало? - спросил один из тех двоих, всегда сопровождавших старейшину темного, молодой растительный Иакус, - Завтра она может захотеть, и эти безмозглые вырубят и сожгут все сады... и рощи... и вообще... убьют тут все живое... А мы будем просто смотреть?
У молодого духа растений текли слезы. Сафор молчал. Как ни странно, его поддержал вечный бунтарь Нириель водный:
- Мы не просто смотрим. Поверь. Старейшина уже сделал все, чтобы у этой страны не перевелись наследники, достойные принять символы власти. Правда, чтобы бороться со злом нужно время. И еще...
- Довольно, водный, - Сафор наконец заговорил, - Ты и так сказал слишком много. Иакус прав, я заслужил эти упреки.
Потом он взглянул из-под бровей на все свое воинство и сказал, поднимая руку:
- Нириель пойдет к Морфосу, просить принять птиц в фиорды. Там она их не достанет. Иакус... ты вылечишь сады и рощи от ожогов, остальные очистят от копоти стены дворца. И дома. И скалы. И воздух! Чтобы все сверкало кругом... как раньше!