Белое на голубом (СИ) - Кариди Екатерина. Страница 8

Однако и Евтихия хорошо подготовилась.

***

Не только люди наблюдают за жизнью людей. На царской свадьбе присутствовал и весь цвет местных духов во главе с Сафором темным. И водный Нириель, конечно же. У Сафора было определенное мнение относительно того, что духам совершенно незачем интересоваться жизнью людей. Люди могут приходить и уходить, умирать и рождаться, дворцы могут быть стерты с лица земли и возведены вновь, моря высохнуть. Духов это не касается, у них своя жизнь.

Что далеко ходить? Достаточно вспомнить, что случилось с духами Симхорисского дворца. Чего им не хватало, спрашивается, зачем было лезть в человеческие дела? И во что все вылилось? Горгора и Кариса лишили силы и сослали. А Иссилион, сам хранитель священного источника!? Привел жену из дочерей человеческих и стал жить как человек! А та история с глупыми мальчишками, со светлым и темным, что перессорились из-за дочери царя и чуть не уничтожили весь город? Идиоты!

Вот потому темный Сафор и слышать не желал о том, чтобы принимать хоть какое-то участие в людской жизни. А теперь, по милости Нириеля ему придется в это вникать. Чтобы тот не вздумал влезть в какую-нибудь авантюру и не втянул остальных. В общем-то, Нириель и был тогда наказан по причине своего несогласия с взглядами старейшины. На самом деле Сафор не собирался убивать неугомонного глупца, он просто хотел проучить его. Хотел, чтобы Нириель отказался от своих дурацких идей и извинился. Но где там, тот предпочел сдохнуть! И пусть бы сдох! Но надо же было, чтобы его спасла девчонка! А теперь у него перед этой слепой долг жизни. Все, пробили круговую защиту, нет больше права на полное невмешательство! Повязан один, повязаны все. Сафор был мрачнее тучи, а делать нечего, в какой-то мере он сам виноват в том, что тогда произошло. Но Нириеля он тогда сразу предупредил:

- Чтоб ты не смел вмешиваться в дела людей!

- Я не могу отказать ей в помощи. Долг...

- Знаю я про твой долг! Можешь помогать только ей лично! Лично! Понял?

- А если она попросит за кого-то? Я ведь не могу отказать исполнить ее просьбу.

- А ты и не отказывай, но помогай только в том, что касается ее лично! - Сафор был зол и непреклонен.

Нириель тоже был зол. Позиция невмешательства, которой придерживался старейшина, ему была противна, но не подчиниться он не мог. Однако злость остыла, а в голове родилось несколько интересных мыслей.

***

Молодость полна идей, она стремится к движению, приветствуя перемены, какие бы испытания они не принесли, старость же наоборот, желает покоя и пытается замереть на достигнутом. Но только движение и есть жизнь.

Глава 6.

На следующий день был веселый праздник урожая, на улицах Версантиума плясали разряженные горожане, на всех площадях стояли столы, вино лилось рекой. Царь с молодой царицей почтили праздник своим присутствием, и даже станцевали на главной площади вместе с народом. Обратно во дворец восхищенная толпа доставила их на руках. Онхельма заливалась смехом, Вильмор смотрел на нее и улыбался. Да, он не ошибся, молодая женщина принесла новую жизнь в этот старый город. Но думал он при этом о Мелисандре и вспоминал дни, когда они были вместе.

Первый месяц супружеской жизни прошел замечательно, царь с молодой женой почти не вылезали из спальни, Совет, на который были сброшены дела государства, из зала заседаний, а наследник с будущими соратниками из-под опеки наставника.

В итоге, в царстве царил мир и относительный порядок, государыня Онхельма радовала глаз своей цветущей красотой, да и Вильмор тоже словно помолодел, даже, кажется, седых волос поубавилось. Он заметил это, глядясь утром в зеркало.

- Дорогая, мне кажется, что в моей косе появились новые темные пряди. Это у меня не от любви в глазах темнеет? Нет?

Она слезла с кровати, подошла к нему сзади и, обняв, произнесла:

- Не кажется, милый. Я ведь все-таки колдунья.

- Прости, я как-то об этом забыл. Кстати... Тебе не хотелось бы иметь свою лабораторию?

Глаза у Онхельмы загорелись от предвкушения.

- Лабораторию?

- Да, у моей Мелисандры была лаборатория, теперь ты можешь пользоваться ею.

- Покажи! Хочу, конечно же.

Вильмор был рад, что угодил молодой жене, а потому после завтрака они отправились в то крыло, где располагались личные покои прежней царицы. Известной на весь мир Властительницы Страны морского берега, могущественной колдуньи. В этом крыле были две малые гостиные, кабинет и лаборатория, состоявшая из нескольких залов, начиненных самым различным оборудованием. Ибо интересы покойной были весьма разнообразны, и ее научные эксперименты могли бы сделать честь многим просвещенным университетам.

Со дня смерти царицы эти покои были закрыты, однако ни пыли, ни запустения не наблюдалось. Все было так, словно хозяйка только что вышла и скоро вернется. Вильмор, отпирая дверь, произнес:

- Мелисандра, любовь моя, мы пришли.

'Моя любовь Мелисандра' немного царапнула по нервам Онхельмы, но она восприняла это в шутку. В кабинете висел большой портрет с изображенной на нем молодой цветущей красавицы в лазурном платье.

- Она любила лазурный цвет, - взгляд Вильмора был прикован к женщине на полотне, он говорил сам с собой, забыв о том, что Онхельма рядом.

Потом приблизился к портрету, коснулся его рукой, а после поцеловал пальцы. Словно целовал эту женщину, и женщина на портрете с любовью смотрела на него. Онхельма внезапно почувствовала себя лишней. Это было досадно, она сделала вид, что ей неинтересно происходящее, прошла вглубь комнаты, остановилась у книжного шкафа, разглядывая корешки и дожидаясь, когда же наконец муж обратит на нее внимание. Дождалась, но настроение было подпорчено.

- Дорогая, пойдем, я покажу тебе лабораторию.

Ей захотелось кое-что проверить.

- Вильмор, милый, я хочу сделать в этих комнатах ремонт и убрать отсюда портрет твоей первой жены.

- Нет, - ответ был твердым и мгновенным, - Здесь все останется так же, как и было при ней.

У Онхельмы был неприятный шок. А Вильмор, очевидно желая сгладить впечатление от отказа, подошел к ней и, нежно поцеловав, произнес:

- Но ты можешь добавить сюда что угодно свое, - как расшалившейся школьнице, мол, знай свое место.

Лучше бы он ничего этого не говорил. Лучше бы он вовсе не вспоминал про лабораторию! Лучше бы! Потому что Онхельма поняла, что вечно будет второй после его любимой Мелисандры.

'Мелисандра, любовь моя!'

Она ведь знала, что приворот может вызвать страсть. Плотское желание. Но не любовь. На что надеялась?! Страсть может дать временную власть над человеком, но если в его сердце уже есть истинная любовь, его никак не получить с помощью приворота. И значит, она всегда будет второй. Второго сорта. В душе Онхельмы зашевелилось забытое чувство черной обиды. Просто, она уже однажды была 'второго сорта'.

Это вернуло Онхельму в те времена, когда она была обычной, не слишком красивой белобрысой девчонкой, тощей и мосластой. Дочкой дворецкого в замке князя Гермикшей Беовульфа. Ну, это имя у него было такое звучное, а сам-то князь был старым сморчком. Годам к шестнадцати Онхельма стала немного округляться и уже без неприязни могла смотреть на себя в зеркало, а уж когда появились первые намеки на грудь... И надо же было ей тогда попасться на глаза одному из гостей князя.

Влюбилась она в него по глупости, чего ж удивляться, ей было тогда шестнадцать, а он так красиво ухаживал. Разве она могла устоять... В итоге, когда тот получил что хотел, оказалось, что у него невеста, и от своей невесты он никогда не откажется, ну а она, Онхельма, может рассчитывать только на встречи украдкой. И то вряд ли, потому что ему не хочется обижать свою будущую жену. Шестнадцатилетняя Онхельма в один день повзрослела, узнав горечь предательства. Тогда-то и поклялась себе, что больше никогда не будет второго сорта. Из замка она исчезла в тот же день.

Потом было много разного, о чем ей никогда не хотелось вспоминать. Чего стоило заставить сердце ничего не чувствовать, и долгие годы напряженной учебы, пока она не превратилась в могущественную колдунью? А между делом Онхельма, как только овладела немного колдовским искусством, сменила внешность. А после пошла по трупам мужчин. Это, конечно, образное выражение. Просто сначала вышла замуж за старого ростовщика. Его руками разорила того... своего обидчика. А потом еще несколько раз вдовела, и всякий раз покойный муж поднимал ее все выше по общественной лестнице.