Тайны наследников Северного Графства - Реброва Алёна Дмитриевна. Страница 20

Теперь Мышонок приходил очень редко, но когда приходил, много говорил со мной, рассказывал что-то, спрашивал советов. Потом я его опять долго не видела, но он всегда появлялся вновь и всегда неожиданно. Так продолжается до сих пор.

Но Мышонок это только одно приведение. Есть еще много, иногда я их запоминаю, иногда нет. Они меня не видят и не слышат. Жаль. Наверное, было бы интересно с ними поговорить.

Появился Страх.

Он пришел так неожиданно, так странно. Не знаю, откуда он взялся.

Я гуляла по лабиринтам того, что осталось от мира, как всегда это делала. Тогда я искала еще одно привидение, которое часто приходит в лабиринты. Мне хотелось попробовать поговорить с ним. Оно долго что-то искало, но не видело меня. Мне казалось, я знаю, что оно ищет. Я хотела помочь.

Когда я нашла это странное привидение, оно не обратило на меня внимание, так усердно что-то копало.

Я встала за спиной привидения и стала наблюдать за ним. Мне было интересно узнать, что оно делает.

Привидение что-то тихо говорило, я не понимала что. Но говорило оно это не мне, а кому-то другому. Но то, другое невидимое молчало и никогда не отвечало, а ищущие что-то все равно с ним разговаривало.

Когда я стояла за спиной привидения и пыталась понять, что же оно делает, я вдруг увидела большую собаку.

Она была такая большая, что ей приходилось пригибаться, чтобы не задеть горбатой спиной потолок. У нее была уродливая морда со злыми глазами и большой пастью. Лохматая, спутанная шерсть была серой, на животе алой, а на спине были черные пятна, по хребту шла полоса черной вздыбленной шерсти, переходившей в гриву.

Собака зарычала на меня и на привидение. От ее рыка у меня внутри появился Страх. Он смешал всю мою память, стал уничтожать меня изнутри, разъедая плоть… Я испугалась, мне стало очень больно, я закричала. Собака, только порадовавшись моему воплю, зарычала громче и Страх усилился.

Подумав, что собака накинется на меня и растерзает, я убежала из лабиринта, так и не успев предупредить привидение. Но что ему могла сделать собака? Не знаю. Ничего, наверное.

Я долго никуда не выходила, не видела мира. Ушла домой, в пустоту, и боялась выйти.

Собака это и есть Страх. Она пожирает все светлое, все спокойное и превращает это внутри себя в страх. Она — сплошной страх. Живой. Воплоти.

Я хотела увидеться с Мышонком, слышала, как он звал, но не смогла найти дорогу к нему. С тех пор, как я увидела Страх, я никуда не могу найти дорогу. Сижу дома.

Одиноко. Холодно. Пусто…

Я задрожала от холода, горло сдавило ощущение полного одиночества, появилась резкая потребность в тепле и в ком-то. Невольно всхлипнув, я машинально утерла слезы и… проснулась.

Открыв глаза, я с удивлением обнаружила рядом с собой спящего сказочника. Али во сне хмурился и пытался кому-то доказать, что в разбитой лампе сидит джин и что три золотых за нее — уникальное предложение.

— … Нет, ты просто не понимаешь, от чего отказываешься!… Не… Нет… Да подожди ты! В ней сидит джин, я тебе говорю!… Вот так вот трешь и вуаля!… - бормотал сказочник во сне.

Невольно улыбнувшись, я начала успокаиваться.

Это был всего лишь очередной кошмар, меня никто не поглотил, со мной все хорошо… Ох, и приснится же такое безумие!

Утерев рукавом рубашки оставшиеся слезы, я села на плаще и осмотрелась.

Было холодно, костер почти погас. Подкинув в него немного веток вперемешку с магией, я уже решила ложиться обратно, как заметила, что чего-то не хватает.

Обведя взглядом весь лагерь, освещенный вновь ожившим костерком, я поняла, что этого «чего-то» действительно не хватает. Инквизитора нигде нет. Ни его плаща, ни сумки… но лошадь его на месте, значит, не сбежал.

Куда он мог деться, интересно? В кусты обычно с походными сумками не ходят. Хотя, кто его знает?

Ладно, черт с ним, с этим инквизитором. Завтра вставать надо рано, путь предстоит очень долгий. Лучше выспаться.

Но стоило мне только подумать о том, чтобы лечь обратно, как сова на ближайшем дереве крикнула три раза.

Причем крикнула так выразительно, с таким укором, что я невольно задумалась.

— Чего? — не понимающе смотрю на крону дерева, откуда доносились совиные «у-ху».

— У-ху, у-ху, — объяснила сова.

— Не понимаю, — пожимаю плечами. — Вообще, это ты ночная птица, а я спать хочу! Вот и не мешай!

— У-ху! — возмущенно ответила сова и спустилась.

Она села на самую нижнюю ветку, теперь я могла ее видеть. Кажется, это была пятнистая неясыть.

— У-ху, — заметила сова, слегка подпрыгнув, сидя на ветке.

— Ты по-человечески говорить умеешь? — интересуюсь. Вдруг это оборотень? Уж очень странно сова себя ведет для обычного животного.

— У-ху, — указала мне на Али.

— Да он спит. И кто ему, сказочнику, поверит, скажи на милость? То у него коровы кочергами дерутся, то совы говорят… Не стесняйся.

— У-ху, — показала мне в сторону реки. — У-ху-ху… Ху-ху.

— Нет, не «у-ху», я спать хочу, — отмахиваюсь.

Тот факт, что я говорю с совой, меня мало смущал. Если уж я говорила с кентаврами и сатирами, то что мне какая-то сова? Мою психику уже ничто не сломает… надо только об этом вспоминать почаще.

Вдруг сова резко повернула голову куда-то в сторону и прислушалась. Мгновение она сидела на ветке, а уже в следующий миг сорвалась и невероятной скоростью спикировала на землю, замахав крыльями при приземлении. Раздался какой-то пронзительный писк. Сова минуту копошилась в траве, потом взлетела обратно на свою ветку.

— У-ху, — сказала он и кинула прямо мне на голову растерзанную дохлую мышь…

Я, как и любой нормальный человек, едва сдержалась от пронзительного визга, вскочила, и начала прыгать по земле, стряхивая с головы трупик и выпутывая из волос органы несчастной мышки.

— Дура! — обзываю сову, понимая, что эту мерзость с волос так просто не уберешь.

— У-ху, — ехидно заметила она.

— Мышей есть надо, а не кидать на головы случайным путникам, спящим под деревьями! Ты потеряла свой ужин!

— Ух-ху-ху-ху-хууу, — засмеялась сова.

— Ты — неправильная неясыть, поняла!?

— Уху, — кивнула.

— Развелось, блин, нечисти да оборотней… Найду в человеческом облике — смерть тебе и твоей шевелюре! Я-то тебя по глазам узнаю, сволочь пятнистая! — грожу ей кулаком, думая, что же делать.

От волос пахло невероятной смесью ароматов, от обычной крови до прочих мышиных выделений. Конечно, лечь спать с чьими-то кишками в волосах я просто не смогу. Надо где-нибудь вымыться.

Подумав, я решила, что все-таки придется идти на речку, куда неясыть сначала отправляла меня по-хорошему. Умная птица все просчитала, как-то догадавшись, что между запахом водорослей и запахом дохлой мышатины я выберу водоросли. Только вот зачем этой перьевой подушке понадобилось гнать меня на речку? Что меня там ждет?

Эх, в любом случае к воде идти надо. Если не пойду сейчас, чую, эта неясыть устроит еще что-нибудь. У нее по глазам видно, что она на мышах не остановится… Сидит все на своей ветке, наблюдает, пойду или не пойду.

— Пойду-пойду! — махаю на нее руками. — Лети отсюда давай.

— У-ху, — кивнула сова и вперила в меня неестественный для животного осмысленный взгляд.

Проверив, действительно ли спит Али, я потихоньку направилась в сторону речки.

Отойдя от костра на десять метров, зажигаю святящийся шар, чтобы не заблудиться в темноте. Хоть я и точно помню, что идти надо только прямо, но в полном мраке можно и при таком маршруте заблудиться.

Пробираясь сквозь кусты, я морщилась от омерзения, представляя, что у меня сейчас на голове. С одной стороны очень хотелось вымыться, а с другой хотелось спать. Причем от мыслей о холодной реке, где предстоит купаться, спать хотелось все больше и больше. Но ничего нельзя поделать, из-за этой чокнутой совы хочу — не хочу, а надо идти мыться. Остается лишь надеяться, что у реки меня будут поджидать более-менее дружелюбные неприятности. Ну там, по мелочам… Одежду зайцы сопрут, пока купаться буду, например. Зайцы — это хорошо, зайцы милые, в отличии от бешеных единорогов и спятивших кентавров. Помечтаю пока о зайцах, ага.