Я не боюсь - Коулл Вергилия. Страница 8

— Такие, как я, всегда притягивают таких, как ты.

— Да, — кивнула девушка. — Но я не собиралась причинять вред. Я никому не делаю зла. Просто живу и работаю, как все.

Я внимательно посмотрела в ее глаза. Ни тени лукавства. Что ж, эти слова могли оказаться правдой. Есть вполне мирные феромагеры, за всю жизнь никого не убившие. Они ходят среди обывателей, живут с любящими их близкими, осторожно, совсем понемногу потребляют их энергию и, в сущности, не калечат никого своими действиями. Разве что, у того или иного, попавшего под влияние феромагера, иногда болит голова и нападает депрессия.

— Как тебя зовут?

— Милагрос, — охотно ответила девушка, чуть наклонив голову.

— Ты родственница Розы?

— Да. Она — моя тетка. Надеюсь, вы не станете жаловаться на меня или что-то подобное? Тем более, как видите, я совершенно безобидна.

— Ну откуда-то ты же должна брать энергию, — поддела я. — Мотаешь нервы родителям?

— Иногда, — она виновато опустила глаза. — Совсем немного.

— Ладно. Пока ты не перешла мне дорогу, я тебя не трону. Таков закон, мы обе это знаем. Но если ты хоть пальцем тронешь моего отца… — я запнулась, раздумывая, стоит ли продолжать, — … мою мачеху или этих паршивок, приходящихся сестрами…

— Нет-нет! Хозяев я не трогаю! — Милагрос замахала руками.

— Тогда иди, и чтобы ноги твоей в моей комнате больше не было.

Девушка потопталась на месте, ей явно не хотелось уходить.

— Значит, это правда, что вы — дочь мистера Макклейна?

Я демонстративно промолчала. Вот еще, неужели она полагает, что мне захочется с ней откровенничать?

— Может, вам перестелить постель, мисс Макклейн? Она мокрая, а вы наверно захотите еще поспать. Только полседьмого утра.

Я отрицательно мотнула головой. На самом деле, ранние подъемы давно вошли в привычку, наравне с утренней пробежкой и упражнениями для поддержания формы. Трудность заключалась в том, что у меня не было никакой смены одежды, а единственная футболка превратилась в мокрую тряпку. Я придирчиво оглядела Милагрос.

— Ты носишь размер одежды М?

— Да, — удивилась она.

— Кажется, я знаю, как ты можешь загладить свое вторжение в мою комнату.

…Утренний город был прекрасен, как спящий ребенок. Солнце только позолотило крыши домов. Зная, что сегодня выходной, жители не торопились просыпаться. Воздух казался необыкновенно чистым и вкусным, возможно, потому что вчера ночью пыль и смог прибило ливнем. Асфальт до сих пор не просох, и кое-где на дороге блестели лужи. Я перешла на бег трусцой, с удовольствием дыша полной грудью. Майка, которую принесла мне Милагрос, оказалась великовата в груди, но бриджи сели вполне комфортно. Я планировала уделить пробежке не менее часа, а то и полутора: отец вряд ли сегодня проснется рано, а просто сидеть в гостиной и ждать его появления не хотелось. Лучше вернуться к завтраку или хотя бы к тому времени, как он встанет. Предстояло утрясти денежный вопрос и распрощаться. Просить деньги тяжело, если в глубине души чувствуешь обиду на человека. Отец был очень виноват передо мной, но с другой стороны, чем еще он мог загладить вину, как не деньгами?

Мысленно я проложила маршрут до Центрального парка (в нем как раз можно было размяться упражнениями) и обратно. С парком было связано множество воспоминаний. Будучи школьницей, я не раз прогуливала здесь уроки с подружками. За это никто не ругал: отец вечно пропадал на работе, а мачеха не решалась, боясь показаться слишком злой. Она выслуживалась передо мной, думая, что тем самым добьется любви. Но разве любовь можно заслужить? Да, возможно, отец был прав, и Сара по-своему привыкла, даже полюбила меня. Но у нее родились близняшки, и ее эмоции по отношению к дочерям весьма отличались. Вздохнув от нахлынувших воспоминаний и тут же опомнившись и оглядевшись по сторонам, я пересекла Мейн-Стрит и направилась к площади перед памятником основателям города.

В парке пели птицы. Отцветала липа, и я с наслаждением вдохнула медовый аромат. Как же все-таки хорошо вернуться в родной город! Крохотная надежда на лучшее шевельнулась в глубине души, и тут же была надежно припрятана, как редкое сокровище. Меня нельзя было назвать суеверной, но и сглазить удачу не хотелось. Может быть, плюнуть на гордость, и попросить отца купить квартиру, а лучше дом где-нибудь в Ривер-Сайд, подальше от смога и пробок, найти работу в каком-нибудь баре: я ведь ничего не умела, а работу официанта освоить несложно.

Неподалеку на скамье я увидела прильнувшую друг к другу парочку и снова не сдержала вздох. Мужчина. Я не врала отцу, когда говорила, что вряд ли заведу детей. Да и редкий человек сможет жить в постоянном ожидании нападения. А ведь мне невозможно иначе. Слишком лакомый кусочек для феромагеров, которые повсюду. Даже в доме среди близких людей. И вряд ли мне хватило бы фантазии, чтобы объяснить любимому, кем являюсь, и снова не сойти за сумасшедшую. Спасибо, десять лет жизни и так потеряны безвозвратно. Ни один мужчина, ни одна попытка любить не стоят свободы.

Вообще, свобода женщины — понятие эфемерное. Всю жизнь мы кому-то принадлежим. В детстве — родителям, в юности — мужу, в зрелости — детям. Не можем сделать и шага без оглядки на других, без опасения, что нас одернут или осудят. Но нет худа без добра. Выйдя из лечебницы, я вдруг ощутила странную вещь — я свободна. Отец не сильно интересовался моей судьбой, ни один мужчина не заявил на меня права. Можно было делать, что душе угодно, не боясь за репутацию, которая и так оказалась безнадежно испорчена. Передо мной открылись сотни дорог. Я могла идти, куда только пожелаю. Но снова вернулась в Джорджтаун. Наверно, испугалась. Потому что несвобода дает ощущение стабильности, а свобода — хаоса, в который превращается жизнь.

Я остановилась, уперевшись руками в колени и делая вид, что перевожу дыхание (хотя на самом деле никакой одышки не испытывала), и украдкой разглядывая пару. Светловолосый мужчина вытянул длинные ноги, откинувшись назад в расслабленной позе. Волосы девушки казались еще светлее, совсем лишенные пигмента, как у альбиноса. Ее кожа тоже имела такой удивительный прозрачно-фарфоровый цвет, как у сервиза, из которого вчера ночью мы пили в гостиной чай. Она сидела на коленях у возлюбленного, обхватив ладонями его лицо и склонившись к губам.

Феромагеров поблизости не ощущалось, и поэтому мне не страшно было позволить себе вспомнить о том, что когда-то и меня вот так же на скамье в парке целовали. Почему-то когда что-то хорошее происходит, мы не понимаем, что вот этот момент надо запечатлеть, как редкий фотоснимок. Что этот момент бесценен. А потом, многими годами позже, изредка извлекаем из памяти, как ту же пожелтевшую фотокарточку, и жалеем, что вовремя не схватили мечту за хвост. К сожалению, я и Хью были почти детьми, а мудрость приходит только с возрастом.

Мне никак не удавалось вспомнить, в какой момент наши отношения стали серьезными. Пожалуй, все началось, как у большинства подростков, с лабораторной работы, для выполнения которой нас поставили в пару. Приходилось много времени проводить вместе. Мы лучше узнавали друг друга, болтали, смеялись. Врезался в память тот вечер, когда я впервые ощутила, что Хью меня любит. Меня всегда пугали чужие сильные эмоции, потому что перед ними я была беззащитна: они автоматически подхватывались и множились моей сущностью. Оказалось невозможно понять, люблю ли я его или только отражаю его любовь, и до последнего мне хотелось держаться холодно и отстраненно. Стоит ли говорить, что это не удалось. В разлуке эмоции утихли, и начало казаться, что я все придумала, что ошибалась. Но иногда приходила мысль: думает ли Хью обо мне, когда целует других?

В это время девушка вдруг подняла голову и посмотрела на меня. Я вздрогнула от ее цепкого взгляда и хотела из приличия отвернуться, но в последний момент что-то привлекло внимание. Возможно, ее глаза, неестественно желтые и злые. А возможно, хватка, которой она держала мужчину: по четыре пальца обеих рук лежат на шее, запрокидывая голову так, что подбородок жертвы смотрит вверх, большие пальцы вложены в углы рта, чтобы не дать тому закрыться. Она не целовала его, она пила его энергию! Размышлять над тем, почему сразу не разглядела феромагера или пугаться этого у меня времени не было.