Когда падают листья... (СИ) - Андреева Наталия "Калли Nieh-Ta". Страница 24

Мятый клочок бумаги с коринскими рунами будто леденил тело.

"Ты боишься… боишьссссс… боишься?.." — прозвучал вдруг отчетливо шипящий голос: будто тень проплыла над головой.

Дарен остановился и повернулся назад, через плечо. Но среди смуглых очертаний деревьев не было ничего человеческого.

— Карстер?

Ответом ему был лишь тихий шорох уцелевших на ветках коричневых листьев да взмах крыльев совы чуть справа. Два глаза-бусины уставились на человека с нескрываемым изумлением.

"Боишшшься? — вновь раздался голос, — тебя ведет… судьба…"

— Кто ты? — войник снова огляделся, но ночной житель молчал, и лишь сова на ветке продолжала вглядываться своими глазищами в человека, не мигая и не двигаясь.

— Чего уставилась? — буркнул Дар.

— Ух-ху!.. — глухо прокричала сова и взмахнула крыльями с широкими белыми перьями.

Но на фоне луны белая сова показалась черной. Черная сова? Символ судьбы… Совпадение? Примета?

"Совпадений не бывает… ает…эт… — прогремело эхом в его голове, болью пронзив виски, — надо спешшшить… Спешшши жше, сын Отреченной!"

— Прекрати! — прошипел Дар, зажимая голову ладонями и тяжело дыша, — хватит!

"Поспешшши…" — прошипел голос, удаляясь.

Дар не сдержал стона и…

Боль пропала так же быстро, как и пришла, но в глазах все равно плясали черные точки, а во всем теле появилась противная, навязчивая и какая-то вязкая слабость, сковывающая как мысли, так и движения. Дарен еще раз яростно огляделся, но заметил рядом лишь две елки, мрачно чернеющие на фоне лесной тропы.

Войник в сердцах сплюнул, треснул кулаком по одной из елей и пошел дальше, преодолевая слабость.

Когда он выбрался на освещенную луной поляну, то сначала подумал, что Карстер просто поиздевался над ним и не пришел. Но — нет: из-за деревьев плавно выскользнули две тени и остановились в десяти локтях от самого Дарена.

— Что-то ты долго, — заметил коротко стриженный мужчина, делая еще шаг и выволакивая на поляну запуганную Марту, прижимая кинжал к ее горлу, — никак заблудился?

— Никак с духами разговаривал, — съязвил Дар, кладя руку на эфес меча.

Мужчина приподнял брови и с напускной веселостью поинтересовался:

— И что же сказали духи?

— Предрекли твою скорую смерть.

Карстер хрипло и наигранно расхохотался, но через несколько пылинок резко оборвал смех и посмотрел на мрачного врага.

— Вот это вряд ли.

— Посмотрим еще.

— Ты аккуратней, септ-велитель, аккуратней. Я ведь нервный больно, девчонку-то могу и поцарапать.

Марта протестующее замычала: во рту у рыжей был кляп. Дар бросил на нее безразличный взгляд и пожал плечами.

— Как хочешь. Мне только на руку: убьешь ее — и тебе будет нечем меня шантажировать.

— Кого обманываешь, а, Дарен? — осклабился Карстер и резко сменил тему: — камень принес?

Войник осторожно кивнул, не спуская взгляда со своего врага.

— Вот и хорошо, вот и замечательно…

Карстер мурлыкнул себе под нос и уже серьезно продолжил:

— Сейчас положишь его на середину. И без глупостей.

— Вот еще! — искренне возмутился Дар, — я еще не получил ответа на свои вопросы.

Карстер недобро сощурился и что-то сказал на незнакомом языке второй тени, но та лишь глубже надвинула на капюшон на глаза, помотала головой, что-то прошипела и указала на Дарена.

— Хорошо, — вдруг легко согласился Карстер, — я отвечу на твои вопросы. А потом ты — на мои.

Дар почувствовал какую-то фальшь в его словах, но не мог понять, где именно и потому сказал:

— Согласен.

Карстер чуть не замурлыкал в предвкушении и вкрадчиво сказал:

— Только сначала сними вон ту штучку.

Войник повертел в руках гладкий черный камень.

— Зачем?

Враг надавил на шею девчонки лезвием. Марта коротко вскрикнула, по мертвенно-бледной в свете луны коже потекла тонкая струйка крови.

— Снимай, снимай, септ-велитель.

Дарен склонил голову набок. В камне не было никакого чародейства — иначе, он бы почувствовал: оно отзывалось неприятным морозным покалыванием по коже.

— Хорошо, — и медленно снял камень, данный странной девчонкой из весницы.

— Брось на землю и можешь задавать свои вопросы, — расслабился Карстер и сложил руки на груди.

Дар медленно разжал пальцы.

И в тот же миг почувствовал неприятный чужеродный холодок, пробежавший вдоль позвоночника.

Понял, что ошибся.

Жестоко ошибся.

От оберега потому и не исходило ничего волшебного: он сам убивал все чародейство.

Войник еще предпринял попытку наклониться за ним, но, как и следовало того ожидать, не успел, повалившись на землю.

Последним, что он увидел, был насмешливый взгляд Карстера и будто бы чужая мысль, проскользнувшая в голове:

"Идиот!"

А за несколько оборотов езды от заставы, в тесной каморке проснулась девочка лет шестнадцати с удивительными голубыми глазами и золотыми косами. Проснулась и в слепой ярости ударила по подушке кулаком, не обращая внимания на злые слезы, льющиеся по щекам.

Он не сдержал обещания.

— Как же теперь помочь?..

Заплечных дел мастера у Карстера в распоряжении на этот раз были отменные, и он этим был крайне доволен. Молчаливые, апатичные, с тусклыми, ничего не выражающими глазами и с огромным арсеналом пыточных устройств — они внушали тупой страх.

Наверное, никогда еще изба лесника, ставшего теперь заложником собственного дома, не слышала таких воплей боли. В лесу перестали выть волки, лес затих и замер: и лишь до судорог страшные клокочущие крики нарушали эту неживую тягучую тишину, разлившуюся по всем канавам и оврагам вязким желе.

Дарен орал так, как, наверное, не орал никогда в жизни. Вопросов ему задавали, как ему казалось, слишком много. Но ни на один из них он не знал ответа. Незнакомые имена путались в голове, сплетаясь там, внутри головы во что-то многослойное; малопонятные слова то и дело раскалывали сознание пополам, а места и предметы, о которых постоянно спрашивал Карстер, были чужими и далекими. Единственное, что Дарен уловил: все вопросы так или иначе были связаны с каким-то пророчеством и этой странной "цайкой", из-за которой он сейчас здесь.

Почему Карстер был так уверен, что войник знает все то, о чем его спрашивают — непонятно. Дарен в самом начале еще пытался объяснить это, но потом сил говорить не осталось, а под конец он вообще перестал понимать, о чем его спрашивают.

Мокрое от пота и крови тело истязали долго: Дару казалось, что целую вечность. Сдирали полосками кожу, поливали раскаленным железом, вставляли толстые иглы под ногтевые пластины, ломали кости… Да и тело его уже ему не принадлежало: это был сросшийся комок окровавленной плоти, которая мечтала лишь об одном — о смерти. Боль, боль, боль… В сломанных пальцах, в легких, прошитых осколками ребер. Везде.

И, видно, Эльга даровала своему непутевому сыну еще одну милость: когда тяжелый молот в очередной раз опустился на ноги, Дарен потерял сознание, успев лишь прошептать богине: "Спасибо".

Но даже в бессознательном состоянии боль не отпустила его.

Дар очнулся от нее же и еле слышно застонал сквозь сжатые зубы: кричать он больше не мог — дышать получалось с трудом, а при каждом вдохе внутри что-то противно и противоестественно хлюпало. Ах, да. Ребра. Чудом уцелевшие от переломов руки, судя по всему, были прикованы высоко к стене: сам Дарен вынужденно полусидел, опрокинув голову на грудь. Ноги, судя по ощущениям, представляли собой сплошное кровавое месиво, и войник даже не пытался понять, под каким углом они лежат — боль была адской. Но, как ни странно, мозг продолжал напряженно работать, стремительно выдавая картинку за картинкой, так, что даже закрытые глаза стали болеть.

Войнику понадобилось неимоверное количество гордости, замешанной на силе воли, чтобы поднять голову и кое-как оставить ее в вертикальном положении. С огромным усилием он открыл глаза, но ничего не увидел. Его ослепили?..