Пути непроглядные - Мистунина Анна Владимировна. Страница 6
Что же до бдительности, ее не теряли, часовые зорко вглядывались в темноту, у каждого был под рукою меч и копье не дальше, чем в двух шагах. Даже Торис, по обыкновению выпивший больше всех, столько, что хватило бы на четырех здоровых мужчин, насторожено поглядывал вокруг и готов был схватиться за оружие при малейшей тревоге, а там – если кто сочтет его слишком пьяным и оттого неопасным, горько пожалеет о своей оплошности. Торис во хмелю был так же хорош в драке, что и Торис трезвый. А вот рассуждать и оглядываться, прежде чем в эту самую драку полезть, он умел лишь на трезвую голову, да и то с трудом. Лучшего спутника в опасном походе нельзя было и пожелать.
Наутро выступили с первым светом, в тумане, таком густом, что нельзя было разглядеть ничего дальше, чем на три шага вперед. Прознай дрейвы каким-то образом об их приближении и реши устроить засаду, здесь было бы самое подходящее время им появиться. Но лес оставался неподвижен, один только крепчающий ветер шевелил ветви и медленно разгонял туман. Тот расползался неровными клочьями, похожими на обрывки старых выбеленных простыней, и вскоре совершенно исчез. День выдался ясным и по-летнему теплым. Под кронами вековых дубов и буков царил еще сырой полумрак, но редкие поляны и прогалины оказались залиты золотистым солнечным светом. Весна уже вступила в свои права, и лес расцветал, набухал сочной зеленью – казалось, чуть помедлив, можно различить ее нетерпеливое движение.
Но это же самое движение было и напоминанием о грядущем празднике, дне святой Дасты или Валле, как звался он в прежние времена. В ночь перед этим праздником дрейвы принесут жертвы своим богам и заведут свое темное колдовство. Одному Миру известно, сколько из рассказываемого об этом правда, а сколько выдумки, но в любом случае этого нельзя допустить. Необходимость успеть, помешать, предотвратить становилась все острее, ее чувствовал не только Рольван – его спутники с каждым шагом смотрели вперед все тревожней и даже лошадям как будто передавалось нетерпение хозяев. Гнедой Рольвана, прозванный Монахом отчасти за неприхотливый нрав, отчасти в насмешку над хозяином, вздрагивал и прядал ушами, словно чуял поблизости опасность. Мало-помалу всякие разговоры стихли, и отряд следовал дальше в угрюмом молчании.
Еще одну ночь провели в шепчущей лесной темноте. Теперь уже никому не хотелось петь и смеяться. Ночные птицы кричали над головой почти человеческими голосами, и кто-то невидимый крался, хрустел ветвями совсем рядом. И всю ночь часовые старательно вглядывались в темноту и хватались за мечи от каждого шороха.
Но уже ранним утром впереди показалось лесное святилище дрейвов.
Оно расположилось на вершине крутого холма, что выступал из леса наподобие лысой головы: деревья здесь не росли, лишь наверху, вокруг святилища, неровной короной возвышалось плотное кольцо высоких дубов. Одетые дымкой весенней зелени, они стояли, как крепостная стена вокруг жилища эрга. Огромные шары омелы, священного растения дрейвов, придавали им сходство с диковинным многоголовыми великанами. Рольван осенил себя священным знаком, приложив пальцы к сердцу и ко лбу слишком поспешно, чтобы это можно было счесть просто данью обычаю. То же самое сделали и другие. Их испуг можно было понять, вспомнив, что в день последней битвы с дрейвами, едва были схоронены павшие, солдаты по приказу тидира предали священные деревья огню. С тех пор прошло тридцать лет – немало для человека, но не для дуба. Грозные исполины, возвышавшиеся как ни в чем не бывало, никак не могли вырасти на пепелище за этот срок. Но выросли, и если кто-нибудь из пришедших еще сомневался в колдовском могуществе дрейвов, теперь все сомнения исчезли.
– Сдохнуть мне на этом месте, – выругался за спиною Торис.
– Пребудь с нами, милосердный Мир, – взмолился набожный Крахнен.
Их голоса прозвучали слитно, и общее замешательство рассеял тихий смех. Рольван тоже улыбнулся. Обернувшись, увидел, как один из следопытов подает ему знаки. Последовав за ним, через несколько шагов столкнулся с Ардивадом, чей отряд, как оказалось, прибыл на место еще на рассвете, одновременно с отрядом Шаймаса.
– Теперь все в сборе, – сказал старый воин, обменявшись с Рольваном приветствиями. – Наверху все тихо с тех пор, как мы здесь. Затаились, что ли? В общем, так, ждать нечего. Шаймасовы уже заняли места на той стороне. Берем его в кольцо и поднимаемся по сигналу.
Рольван кивнул и вернулся обратно к своим. Им хватило еще времени проверить мечи и взять наизготовку щиты и копья, как наконец прозвучала команда и все три отряда одновременно устремились наверх, стягивая молчаливое кольцо вокруг вершины холма. Издаваемые ими звуки были единственным, что нарушало тишину. Рольван не отрывал взгляда от древесного заслона впереди, ища движение, какой-то признак подготовленного им горячего приема, но ни одной ветки не шелохнулось навстречу. Разве что…
– Смотри, – прошептал он державшемуся рядом Торису.
– Вот дерьмо собачье! – так же тихо ответил тот. – Не нравится мне это, командир.
Рольван кивнул. Ему тоже не понравилось, хотя, казалось бы, какой вред от птиц? Всего лишь вороны, рассевшееся по ветвям дубов, неподвижные, так что глаз не сразу их обнаруживал. Их было несколько десятков – безмолвных, черных как ночь. Казалось, они следят за всадниками. Другие тоже заметили и помрачнели, но до вершины холма оставалось совсем немного и времени думать о крылатых наблюдателях уже не было. Разве что они кинутся, как в песнях, вступаться за хозяев и выклевывать нападавшим глаза – от этой мысли Рольван поежился и заставил себя смотреть только вперед.
Сразу за деревьями начинался земляной вал высотой в человеческий рост. Единственный проход в него был забран деревянным щитом. Дружинники остановились перед этой ненадежной преградой. Неестественная тишина была тревожней тысячи боевых воплей.
– Подохли они там, что ли? – пробормотал Торис.
– Или сбежали, – отозвался Рольван. Криво усмехнувшись, прибавил: – Или же их здесь вовсе никогда и не было.
Торис хохотнул, но тут дубовый щит, преграждавший проход, рухнул наземь от удара Шеймасова копья, и обоим стало не до шуток. Воины потянулись в открывшийся проход. Настороженное ожидание схватки сменилось растерянностью, едва стало ясно, что их никто не встречает. Пустое пространство на вершине холма было вытоптано множеством ног. По краю теснился десяток наскоро возведенных хижин из плетеных ветвей. В середине – сложенный, но незажженный костер размерами больше любого из когда-либо виденных Рольваном и широкий плоский камень с характерным углублением для стока крови – жертвенник. Рисунок на камне, состоявший из помещенных один в другой квадратов, показался Рольвану знакомым, но откуда – он вспомнить не смог.
– По крайней мере, они здесь были, – сказал он Торису.
Тот ответил, но слова заглушил яростный рев Ардивада, соскочившего на землю перед жертвенником и яростно потрясавшего в воздухе своим копьем:
– Найдите мне их следы!
Его крик как будто пробудил всех к жизни. Воины зашевелились, спешиваясь, отправились обыскивать хижины, не рассчитывая, впрочем, ни на какие полезные находки. Четверо древками копий разворошили и раскидали приготовленный костер. Следопыты занялись своим делом, которое оказалось бы проще, не будь все вокруг вытоптано копытами их собственных коней. Рольван спешился и тоже, любопытствуя, заглянул в одну из хижин. Смотреть там оказалось не на что: кроме предназначенных для спанья охапок тростника на полу и нехитрого каменного очага, которым едва ли хотя бы раз воспользовались, в хижине ничего не было.
– А сколько болтали про дрейвские богатства, – заметил воин, вошедший следом.
– До богатства ли, когда прячешься столько лет? – отозвался Рольван, и сам разочарованный. – Если что у них и есть, оно хорошо спрятано.
– Поймаем и допросим, а? Может, что и нам перепадет.
– Хорошо бы, – вздохнул Рольван, выходя.
Участники похода по праву могли рассчитывать на долю от добычи, но в этот раз добычей и не пахло. Удачей и обещанной тидирской наградой – тоже. Исчезновение дрейвов вновь разбудило ночные тревоги, да еще вороны – они все так же сидели на ветвях, мрачные и неподвижные. У самого вала, задрав голову, стоял Торис. Метательный дротик в его мощной руке выглядел тонкой тростинкой. Судя по всему, гигант примеривался броском сбить одну из птиц. Рольван поспешил к нему.