Иероглиф желаний - Брайан Дуглас. Страница 13

«Возможно, они не могут поделить какое-нибудь лакомство, – размышлял мудрец. Затем он встал. – Слишком много внимания я уделяю каким-то мартышкам! – решил он. – Вместо этого следует получше заниматься с моими учениками. Я мог бы загадать желание с помощью рыбки и превратить этих тупиц в светочи премудрости, но боюсь, что такое деяние будет иметь дурные последствия».

Однажды Тин-Фу уже пытался сделать самого тупого из своих учеников самым сообразительным и остроумным. Он призвал того в комнату, расположенную на самой вершине пагоды, и подвел к хрустальному шару, наполненному водой. Там плавали золотые рыбки. На их красноватых чешуйках были отчетливо заметны иероглифы. Те самые значки, что были вырезаны па боку нефритовой рыбки, наследия родителей Тин-Фу. Он потратил почти всю жизнь на то, чтобы вывести рыбок с этим значком. И теперь настало время испробовать волшебство.

Глупый ученик смотрел на рыбки, и в углу его рта скапливалась слюна. Он был голоден и думал о еде. О том, как эта рыбка будет разрезана на тонкие ломтики, пересыпана пряностями, подана на свежем листе…

– Сейчас произойдет великая вещь, – провозгласил Тин-Фу, созерцая своих рыбок. Он избрал взглядом одну из них и взмахнул рукой: – Заклинаю иероглифом… – Тут он закрыл глаза и прошептал несколько тайных слов, которых никто не расслышал.

А затем произошло нечто непредвиденное.

– А я есть хочу! – проговорил тупой ученик. – Она может сама засолиться и быть подана с копченьем молодым бамбуком?

И в то же мгновение перед ним в воздухе появился свежий лист, на котором были разложены тонко наструганные ломтики молодого копченого бамбука, а наверху аккуратной: кучки лежала засоленная золотая рыбка.

– Ух ты! – восхитился тупой ученик и сунул все в рот вместе с листом.

Тогда учитель Тин-Фу понял, что возможности иероглифа желаний ограничены умственными способностями тех, на ком должны сбыться эти желания. Это открытие серьезно обеспокоило его, и несколько месяцев он размышлял над тем, что сумел узнать. Глупого ученика он превратил в камышового кота и выгнал из дома. По слухам, кот удалился в Иранистан. Согласно другим слухам, он вернулся к себе домой, где родители тупицы охотно приняли сына, даже не заметив разницы.

Пагода на горе Размышлений производила великолепное впечатление в любое время суток, но ночью, облитая светом полной луны, она выглядела как хрупкий пришелец из страны богов. Вроде одного из тех дворцов, что непрестанно плавают по небу и время от времени опускаются на землю, чтобы передохнуть и дать возможность своим обитателям побродить среди людей и узнать новости.

Колокольчики под кровлей тихо позванивали в ночном ветерке, позолоченные части деревянной резьбы посверкивали таинственно. Каждый завиток на колоннах был виден отчетливо. Змеились полоски на тщательно подметенных песчаных дорожках перед самой пагодой, а кусты и деревья темнели мрачными купами. Несколько лягушек решили почтить ночь своими радостными воплями, от которых, казалось, дрожали на черном небосклоне самые звезды.

Крыланы, бесшумно взмахивая крыльями, поднялись в воздух и облетели пагоду. В лунном свете они были похожи на огромных летучих мышей. Девочка Фэй приплясывала на месте от нетерпения. Конан держал ее за тоненькую ручку, чтобы она не увязалась вслед за старшими.

– Там может быть опасно, – прошептал ей Конан одними губами. – Будь благоразумна.

– Ай! Хочу с ними! Отпусти! – она дергала руку и кривила губки. – Мне же интересно!

Конан накрыл ее рот своей ручищей. Сказать по правде, его ладонь заслонила почти все ее личико.

Остались на воле только глаза, которые поблескивали от любопытства.

Наконец крыланы вернулись.

– Хрустальный шар там, – сообщил один из них. – И рыбки внутри плавают. Три или четыре, мы не разглядели.

– Всего? – изумился Конан.

– Если они в состоянии исполнить любое желание, то в них заключено практически всемогущество, – заметил один из крыланов.

– Я хочу, чтобы у меня были золотые волосы, – объявила Фэй. – И еще туфельки как у Феникс, императрицы Кхитая, – такие, из золотой проволоки, с драгоценными камнями, с жемчужинами и бархатной стелечкой… Как на картине в доме у папы.

– Тебя не спрашивают! – оборвал ее крылан-отец. Несмотря на ночную темноту, Конан заметил, что он смутился и даже покраснел.

– Но ты же обещал… – заныла Фэй.

– Глупый ребенок! – прошипел крылан. – Молчи!

– Действуем так, – заговорил Конан, делая вид, что ничего не произошло. – Вы, ребята, поднимаете меня наверх и ждете, а я заберу шар и вместе с ним выйду к вам. Как увидите меня с шаром на карнизе пагоды, сразу хватайте под руки и опускайте.

– Шар тяжелый, и ты тоже не пушинка, киммериец, – возразили крыланы. – Сперва мы заберем рыбок. Потом вернемся за тобой.

– Это мне нравится меньше, но ничего не поделаешь, – согласился Конан. – Начали!

Крыланы обступили его и обхватили цепкими холодными руками. Конан почувствовал, как его отрывают от земли и вздымают в воздух. Тяжелое дыхание крыланов звучало хрипло. Крылья со свистом медленно рассекали воздух. Летуны миновали первый этаж пагоды, второй… Конан мимолетно разглядел спальню мудреца на втором этаже – скромные циновки, несколько листов хорошей бумаги с написанными на них изречениями (работа превосходного каллиграфа, подумал варвар, успевший научиться ценить красивый штрих, оставленный кистью)… Третий этаж был отдай ученикам – эти храпели на растрепанных циновках, причем кое-где стояли бутыли, явно не с водой. Четвертый этаж был пуст. На пятом, самом маленьком, находился хрустальный шар. Здесь крыланы опустили Конана на карниз, и ловкий горец быстро скользнул внутрь помещения.

Снять шар с подставки ничего не стоило, хотя весил он немало – как и предупреждали крыланы. В мудреце Тин-Фу Конан не ошибся: злой колдун непременно окружил бы свое сокровище чарами, но здесь никаких чар не было и в помине. Ни демонов, выскакивающих неизвестно откуда, ни ядовитого тумана…

Конан подтащил шар к краю и высунулся.

– Я здесь! – окликнул он своих сообщников.

Крыланы – Конан успел заметить, что их четверо, – схватили шар и изо всех сил взмахивая крыльями полетели с ним прочь. Киммериец остался в пагоде один. Он уселся на пол, скрестив ноги, на том месте, где только что находился шар, и стал думать: не выбраться ли ему, не дожидаясь крыланов, старым привычным способом – по стене?

Киммериец встал, решив воспользоваться собственным советом и унести ноги из пагоды как можно скорее. Но не успел.

Внезапно ночь взорвалась. Из темноты на пагоду обрушился настоящий дождь из живых тел, косматых, горячих, вопящих. Отовсюду к Конану тянулись жадные руки, длинные пальцы хватали его за волосы, за руки, за лицо, дергали за нос и уши, пытались порвать на нем одежду.

– Обезьяны! – вскрикнул варвар. Он начал отбиваться от обезумевших животных, расшвыривая их в разные стороны ударами могучих кулаков.

Однако обезьяны не сдавались. Вереща и скаля зубы, они снова и снова атаковали могучего варвара.

Шум пробудил остальных обитателей пагоды. Замелькали факелы, затопали ноги, послышалась ругань. Один за другим в тесное помещение, кишащее разъяренными мартышками, врывались ученики Тин-Фу. И тут перед глазами Конана развернулось поразительное зрелище.

Мартышки выстроились в боевой порядок и пошли в атаку. Ученики пытались отбиваться. Сражение закипело с переменным успехом. Мартышки совершенно явно владели приемами человеческой борьбы! Тогда у Конана и появилось первое подозрение насчет того, какой смысл вкладывал Тин-Фу в свою записку, отправленную Тьянь-По: «Твои ученики – настоящие обезьяны».

Потому что мартышки никак не овладели бы наукой кхитайской борьбы, если бы у них не было подходящих учителей. А какая мартышка годится на роль учителя? Вывод возможен лишь один.

Конан захохотал и схватился за голову.