Царьград. Трилогия - Посняков Андрей. Страница 116

Рванув с крыльца какой-то мешок – пусть думают, что деньги уже там – протокуратор выскочил из-за угла и вальяжно прошагал мимо милицейской машины.

Конечно же его окликнули:

– Молодой человек, можно вас?!

Алексей сделал вид, что не слышит.

– Молодой человек! Алексей Сергеевич!

Ух ты! Выяснили уже! Навели справки.

– Гражданин, остановитесь!

А вот фиг вам!

Рванув, словно заяц, Алексей подбежал к «шассику», оттолкнул в траву курившего тракториста, забрался в кабину и…

Эх, поехали!

По кочкам, по колдобинам, чтобы и «уазику» не очень-то разогнаться. Алексей обернулся – ага, вон они, едут! Мигалку включили, инсургенты несчастные. Пижоны! Еще в матюгальник покричите, повеселите народ!

– Гражданин, остановитесь!

Ага, как бы не так!

Выбравшись на грунтовку, Алексей резко прибавил газу и ходко покатил по пыльному большаку, внимательно поглядывая по сторонам и прикидывая, куда бы свернуть. Понимал – на грунтовке-то «уазик» его быстро догонит. Вон он, гад, выворачивает уже, мигает.

Ладно… Вот эта вот поверточка – куда? Ха! Куда надо. К Черному болоту, да еще через «Курскую дугу» – вот уж там-то потягаемся, кто кого догонит! Поглядим!

Ах, как лихо запрыгал «шассик» по кочкам! Алексей с непривычки чуть из кабины не вылетел, хорошо хоть за руль крепко держался… ну, не так что уж совсем-совсем крепко, а – ухватисто – примерно так же, как за копье или меч. Нагонявший было «уазик» отстал, а потом и совсем потерялся, пропал из виду, еще бы – по такой-то дорожке, точнее – по ее отсутствию – только на тракторах и ездить.

Сбавив ход, беглец безо всяких проблем миновал «Курскую дугу» и потрясся себе дальше – к Черному болоту. Рисковать – ехать по гати – не стал, заглушил трактор метрах в двух от трясины, вышел…

Ох, и денек же выпал сегодня – жаркий, до пота. Не только от всех произошедших событий жаркий, но и сам по себе. Хороший день, просто замечательный, вон, как болото парит – дай бог, нагонит ветерок тучи, ударит гроза… Тогда все! Прощай, восьмидесятый олимпийский год, здравствуй Царьград-Константинополь. До Константинополя, правда, еще добраться надо. Ну да не впервой, путь знакомый. Лишь бы гроза, лишь бы…

После всех треволнений протокуратор вот только сейчас по-настоящему осознал, что назад, в Касимовку, в лагерь, ему путь заказан. Понятно почему… А значит, то – у магазина – прощание с Емельяном, было прощаньем по-настоящему, навсегда. Жаль, что вот так – по-быстрому. Поговорить бы с дружком за жизнь, предупредить кой о чем. Впрочем, бывший палач далеко не дурак – сам во всем разберется. Эх, пироги вы, пироги, пироги-калачики…

На большой поляне у самого болота были расставлены палатки, лениво горел костер, а ближе к дороге приткнулся дизель-генератор – увесистая дурища на четырех колесах, – от которого тянулся кабель к импровизированной сцене. Две колонки, усилитель, разноцветные лампочки – не иначе как решили учинить дискотеку в честь открытия слета. Завтра уже… завтра.

У костра с унылым видом копошился Витя-студент с какой-то скрученной в трубку газетой в руке. Миновав гать, Алексей приветствовал его радостным криком, на что Виктор отозвался довольно вяло.

– Ты чего такой не выспавшийся, Витек?

– Читай… – вместо ответа, студент протянул газету.

«Вечерняя Москва», выпуск от двадцать пятого июля… м-да, не первой свежести.

– Там вон, подчеркнуто…

Да беглец уже и сам увидел:

– Министерство культуры СССР, Госкино… Московский театр драмы и комедии на Таганке с глубоким прискорбием извещают о скоропостижной кончине артиста театра ВЛАДИМИРА СЕМЕНОВИЧА ВЫСОЦКОГО.

Что?! Высоцкий умер?

– Друзья привезли, – кивнув на газету, вздохнул Виктор. – Вот, узнал… Теперь даже не знаю, что и делать, как дальше жить? Думаю, и не только я… Высоцкий ведь был не просто артист, поэт, певец… Куда больше. Знаешь, Алексей, мне кажется, он из тех людей, которые сплачивают нацию. Своими песнями, ролями… талантом. Ведь везде, везде его любили… пусть даже не все, но везде – точно. Где только не услышишь – в поездах, на фермах, на стройках, в общежитиях и казармах… Везде! А теперь… теперь я даже не знаю как. Словно душу вынули!

– Но ведь остались стихи, кинофильмы, песни… А значит, он не умер!

– И все равно… тяжело. Выпьем, Алексей?

Вот уж поистине неожиданное было предложение. От кого? От студента!

– У тебя что, и водка есть?

– Да есть… Вчера начальство приезжало – гулеванили, вот, осталось…

Заглянув в разбитую неподалеку брезентовую палатку, Виктор вытащил початую бутылку «Посольской».

– Ого! – одобрительно прищурился протокуратор. – Богато живем. Стаканы-то есть?

– Найду… И вот, сырок, закусить…

Сев у костра, молча выпили. Помянули…

– Ты не переживай так, – помолчав, негромко произнес Алексей. – Жить все равно надо… А поэт… поэты не умирают, Витя! Никогда. Что, Пушкин умер? И мы все забыли его стихи? Лермонтов, Некрасов, Маяковский… Нет, они живы. Так и Высоцкий… ты с гитарой?

– Да.

– Спой.

Виктор послушно принес из палатки гитару и, чуть улыбнувшись, тронул пальцами струны:

Над обрывом, по-над пропастью,
По самому по краю,
Я коней своих нагайкою
Стегаю, погоняю…

Голос поющего постепенно креп, становился громче, словно и вправду, поэт не умер, не мог умереть, нет, оставаясь живым в своих стихах и песнях… вечно живым…

Студент пел долго, до самых сумерек, и беглец, заслушавшись, даже не сразу заметил, как скрылось за дальним лесом оранжевое вечернее солнце, как протянулись до самой трясины длинные тени деревьев и как чернота теней постепенно поглощалась тихими синими сумерками.

Над головой, в небе, вспыхнули желтые звезды, и узкий ятаган – месяц – закачался над булькающей болотной жижей. Да-а-а, все ж таки так и не осушилось болото-то. Копали, копали траншею, выпустили воду – и что? Немного и времени прошло – и снова трясина!

– Ты в лагерь сегодня? – окончив петь, негромко поинтересовался Виктор.

– Да теперь не пойду уж.

– Поможешь с проводкою?

– Давай…

– Не сейчас, завтра.

А гроза так и не собралась, и было совсем не ясно – соберется ли завтра или даже в ближайшие дни. Жаль… Хоть главное дело и выполнил, а все же… В лагерь возвращаться нельзя, а тут долго ли протянешь? Милиция, уж коли взялась искать, отыщет, найдет. Интересно, тот вихрастый парень, младший лейтенант, участковый, он тоже…

Из-за леса, с грунтовки, послышался шум мотора. Наверное, какой-нибудь припозднившийся лесовоз, кому тут еще ездить?

– Ты на тракторе, что ли? – подкинув в костер принесенных из лесу веток, тихо спросил студент.

Алексей хмыкнул – о, заметил-таки!

– На тракторе. Тракторист на рыбалку двинул. Меня с собой звал…

– Да, погода сейчас для рыбалки подходящая.

Да уж… Для рыбалки-то подходящая, а вот для чего другого. Эх, грозы бы! Грозы! Пусть сильнее грянет буря!

Протокуратор и сам не заметил, как произнес свои мысли вслух.

– Гроза? – удивился Виктор. – Зачем она сейчас нужна-то?

– Так… чувствуется – не хватает в здешней атмосфере электричества!

– Да вон электричество. – Студент с усмешкой кивнул на дизель. – Целый генератор. Кстати, надо бы завести, опробовать.

– Давай заведем, – охотно согласился беглец.

Электричество… Энергия… Федотиха говорила про грозу – энергия… А что, если…

– Слышь, студент. А к генератору еще можно кабелек подключить?

– Уже подключен – вон катушка. Мало ли, судейский стол на ночном ориентировании осветить потребуется.

– Ай, хорошо, хорошо… Вот эта катушечка, да?

– Она…

– Ну давай, запускай… Посмотрим.

Дизель завелся с треском, словно бы выстрелил в ночь гулкой автоматной очередью. И вспыхнул свет – яркие, развешенные на деревьях лампочки-двухсотки. И на свет, словно мотыльки, вышли из лесу двое… Один в форме младшего лейтенанта милиции, второй – вислоусый – в простецкой хэбешной курточке.