Царьград. Трилогия - Посняков Андрей. Страница 121
Доместик недоверчиво прищурился:
– Мило беседуем? Ах да, да… именно так и есть. Надеюсь, ваши люди не будут чинить препятствий к моему э-э-э… к тому, чтобы я мог покинуть это местечко? И так уже, знаете ли, задержался. Дела!
– Конечно же никто вас не держит! Идите, господин Аридос. Идите, идите.
– Что, даже и спрашивать ни о ком не будете? – на пороге обернулся доместик.
– А зачем? До свидания, уважаемый господин, рад был свидеться!
– Я… гм-гм… тоже. Прощайте.
Проводив несколько опешившего господина Аридоса самой радушной улыбкой, Алексей, едва чиновник вышел, тут же подозвал Леонтия и Луку:
– Мальчиков-содомитов немедленно допросить, к Аридосу – соглядатаев!
– Уже приставили!
– Отставить! Не сейчас. После, не торопясь, у дома… Взять в полную разработку и следить за каждый шагом. Кого искать, знаете?
– Чезини, – ухмыльнулся Лука. – А девчонок-то мы, верно, зря отпустили?
– Не зря. – Протокуратор неожиданно потянулся и, встав на ноги, подошел к окну, выглянул. – День-то какой хороший сегодня, а? Славный, славный денек… Как здесь закончите – все по домам, отдыхать.
– А Чезини?
– Чезини найдем. Никуда не денется.
На ватных негнущихся ногах Алексей подходил к утопающему в зелени особняку с видом на Влахернскую гавань. Беленая ограда, сад, мраморные ворота с решеткой… Жаль вот только слуг пока так и не наняли – приходилось самим открывать. Там вот, слева, такой тайный засов, только протянуть руку – и щелкнет пружина… ага, вот… щелкнула.
Отворив ворота, молодой человек тут же запер их за собой и по неширокой, посыпанной сверкающим белым песком дорожке зашагал к дому. Мимо олив и акаций, мимо голубых, алых и желтых цветов, мимо наполненного водою небольшого бассейна… в котором плескался шустрый востроглазый мальчишка лет шести… Арсений! Сын! Отрубленная голова которого… Брр! Нет! Нет! Не бывать этому!
Передернув плечами, Алексей присел на корточки у бассейна и негромко позвал:
– Сенька! Привет!
– Ого, батюшка! – Выскочив из бассейна, мокрый ребенок подбежал к протокуратору и обнял за шею. – Батюшка, а матушка говорила – вы меня в школу отдать надумали? Так?
– Так, Сенька.
Слезы застилали глаза…
– Так вы покуда не отдавайте, ладно? Вот, когда Аристарха отдадут в ученье, так и вы меня… Ладно?
– Ладно… Аристарх, это кто?
– Да так, мальчик один, мой друг. Мы вчера вместе корабли в пруду запускали, весело! Ой, матушка, матушка! – вырвавшись вдруг из отцовских объятий, Сенька пустился бегом к крыльцу, углядев спускающуюся в сад Ксанфию.
– А батюшка разрешил не учиться!
– Как это – не учиться? Да что ты такое говоришь, Арсений? Что же, неучем теперь тебе быть?
– Так ведь батюшка же сказал!
– Я вот сейчас задам этому батюшке! Мало не покажется… Эй! Ты чего там сидишь? Вот так всегда – явится со службы к утру, и даже жену не поцелует!
Ксанфия… Алексей не верил сейчас своему счастью. Счастью, к которому так долго шел!
Ксанфия… Золотом сияли локоны, улыбались глаза, синие и глубокие, словно море. Тонкая приталенная туника нежно-голубого шелка, озорно выглядывая из-под строгой темно-сиреневой столы, будто бы подмигивала, подмигивала с этакой вот фривольностью, словно намекала – а ну-ка, сними меня, да поскорей!
– У тебя новая туника, жена моя?
Обняв супругу, Алексей с жаром поцеловал ее в губы.
– Новая? Да ей сто лет в обед! Ты на солнышке случайно не перегрелся?
– Перегрелся. – Молодой человек улыбнулся. – Конечно, перегрелся, не видно, что ли? Пойдем-ка скорей в дом, в спальню. Сенька, беги в бассейн!
Властно взяв супругу за руку, Алексей повлек ее вверх по широким ступенькам крыльца. И снова остановился. Обнял, поцеловал…
– Подожди, – прошептала Ксанфия. – Я кликну няньку…
Явившаяся на зов нянька – Алексей давно уже и забыл про нее – увела ребенка обедать. Супруги переглянулись и, не сговариваясь, расхохотались:
– Экий у нас сын, к учебе не радостный!
– А кто к ней радостный?
– Кстати, ты говорил сегодня с учителем?
– Говорил…
– И что?
– Мест нет.
– То есть как это – нет? Ты, верно…
– Потом объясню! – Алексей вдруг подхватил жену на руки, понес… в дом, по лестнице… в опочивальню.
– Ой, дурачок! Пусти! Ну пусти же…
– Пущу…
Протокуратор осторожно поставил супругу на ноги рядом с ложем. И тут же, обняв, расстегнул на плечах серебряные застежки. Тяжелая стола упала на пол, оставив молодую, обворожительно красивую женщину в одной узкой полупрозрачной тунике, ничего толком и не скрывавшей… наоборот – подчеркивавшей.
Ксанфия даже покраснела, чего давненько уже за нею не замечалось:
– Ты так на меня смотришь, словно не видел целый год!
– Год? А может, больше?
Схватив жену в охапку, Алексей принялся целовать ее с таким жаром, какой сделал бы честь амплуа любого героя-любовника. Правда, в отличие от последнего, протокуратору не нужно было изображать чувства. Они и так были искренними.
Какое же это счастье ощущать знакомые изгибы тела любимой женщины! Ласково гладить ее, целовать, чувствовать под тонкой тканью быстро твердевшую грудь… И зачем тут ткань, туника? Снять, скорее же, снять!
И снова целовать супругу – нагую прекрасную фею! И сбросить одежду… И упасть на ложе вдвоем… О наслаждение!
– Ты какой-то странный сегодня, – глядя в окно, тихо сказала Ксанфия. – Не то чтобы ненасытный, хотя и это есть… Но… Помнишь, мы когда-то были в твоей земле? В очень странном и забавном мире с самобеглыми колясками, говорящими головами в ящиках и прочим?
– Это мой мир… Отвергнувший меня мир. Я тебе о нем рассказывал.
– Да. И мне почему-то кажется, что ты там опять побывал!
Протокуратор посмотрел на жену и, улыбнувшись, нежно провел рукой по бедру:
– Так бы тебя и съел, люба!
– Так что же лежишь? Ешь!
На следующий день Алексей отыскал Сладенькую, точнее сказать, она сама явилась ему на глаза все в той же харчевне. Сидела – еще и вечер толком не начался, – словно ждала специально. И была серьезной, как никогда. И подошла первой – закутанная в темное бесформенное покрывало фигура. И посмотрел бы – да не узнал.
– Не знаю, кто ты на самом деле, Мелентин, – усевшись за стол напротив протокуратора, девушка сбросила с головы покрывало. – Но догадываюсь…
– И кто же? – пряча усмешку, Алексей жестом подозвал служку, попросив второй бокал для вина.
– Ты – хороший человек, – неожиданно заявила Сладенькая. – Поверь, я повидала всякого отребья и разбираюсь в людях.
– Ну если сравнивать с отребьем… Пей!
– Я не хочу быть сегодня пьяной. Спасибо, что тогда отпустил.
Протокуратор посмотрел девушке прямо в глаза – нынче скромные, с трепещущими, словно у невинной еще старшеклассницы, веками – и тихо спросил:
– Что ты хочешь?
Марина-Гликерья вздрогнула:
– Я?!
– Ну да. Это ж не я к тебе подсел!
– Хозяин сказал – ты обо мне спрашивал.
– Ага… и ты тут как тут – нарисовалась. Ну! Говори же свою просьбу!
– А ты – хитрый, – чуть помолчав, призналась Сладенькая. – Нет, в самом деле – хитрый. Ишь, как все повернул.
– Да бог с тобой!
– Ладно, – решительно отхлебнув из бокала, девушка вытерла губы ладонью. – Есть один человек. Его вчера взяли.
– Взяли? А я-то тут при чем?
Марина фыркнула:
– Вот только не надо мне рассказывать сказки, ладно? Как будто я не видела, что произошло в… ну ты знаешь где. Так как, поможешь?
– Что это за человек? – вместо ответа поинтересовался протокуратор.
Сладенькая оглянулась, словно опасаясь кого-то:
– Его зовут Игнатий Фламин!
– И кто это?
– Кто?! – Девушка по-настоящему удивилась, даже вскинула свои тщательно выщипанные – ниточкой – брови. – Ты шутишь? Или и в самом деле не знаешь, кто такой Игнатий Фламин?!