Царьград. Трилогия - Посняков Андрей. Страница 197

Вот и сейчас – ехали.

– Кто такие? – на подходе к городу стояла небольшая крепость с зубчатыми башнями, сложенная из серых камней. Нечто вроде отдельно стоящих ворот, собственно через эту крепость и проходила дорога.

– Я – Андрей, Бурмаков сын, пушкарь, – по-русски отвечал сидевший на медлительном муле светлобородый мужик с приветливым лицом и свернутым набок носом. – А это мой помощник, Алексий, – он кивнул на спешившегося Алексея, который и перевел слова пушкаря стражникам.

– А, пушкари, – турок одобрительно кивнул. – С вас приказано брать за проезд только две акче… но если дадите три, я вам могу порекомендовать у кого остановиться. Не пожалеете!

– Чего он там болтает? – небрежно спросил Бурмаков.

Протопроедр добросовестно перевел, потом обернулся к турку:

– Да, мы заплатим три.

– Вот и славно!

Маленькие серебряные монетки с приятным звоном перекочевали в широкую ладонь стражника.

– У северных ворот, как проедете, повернете налево, к рынку, – отведя обоих «пушкарей» в сторонку, принялся объяснять стражник. – Там, рядом, постоялый двор, но вам не туда… пройдете еще квартал до старой ивы – увидите – спросите дом Фарраша Кеми, скажете, что от Ылнара. Ылнар – это я, – на всякий случай пояснил турок. – Ну, счастливого пути.

– Думаешь, стоит там останавливаться? – Андрей Бурмаков сын хмуро посмотрел на своего спутника.

Тот усмехнулся:

– Именно там и остановимся. Пока. А там видно будет.

– Что ж, – почему-то вздохнул пушкарь. – Все лучше, чем на постоялом дворе, где тать на тате. Нет, ну котел-то зачем им понадобился? Он же медный!

– Небось, подумали, что золотой! – протопроедр хмыкнул, вспомнив, как лихо у них увели котелок в караван-сарае где-то под Бурсой. Вот уж прощелыги, поистине – пальца в рот не клади!

Алексей увидал пушкаря в тюрьме родного ведомства. Как и всех прочих, Бурмакова сына перехватили на пути к Никомедии. Обычно с такими ренегатами, продававшими за турецкое золото Христову веру – именно так и утверждалось в официальных бумагах, – поступали довольно строго. Дело обычно заканчивалось каменоломнями или приковыванием к веслу на какой-нибудь галере и на весьма значительный срок. Правда, бывали и исключения – если пойманный искренне раскаивался в содеянном (то есть в том, что еще не успел содеять) и всеми силами своей грешной души желал помочь империи в лице ее лучших представителей – сотрудников сыскного ведомства, беззаветно преданных своему делу. Именно так и говорилось в инструкциях.

Протопроедр тогда не зря шатался по тюрьмам – высматривал какого-нибудь подходящего человечка, желательно бы купца или бродячего актера… А тут вдруг пушкарь! О такой удаче Алексей и помыслить не мог. Тем более – старый знакомец, тот самый, кого протопроедр не так уж и давно избавил от больших неприятностей в одном из Верховских княжеств. Алексей узнал его сразу… как и сам пушкарь. Нет, тот, конечно, поначалу не поверил своим глазам… А потом вдруг крикнул по-русски:

– Эй, братушка!

Вот с того времени Андрей Бурмаков стал работать на протопроедра, точнее сказать – на секрет, за что пушкарю было обещано полное прощение и всяческое благорасположение официальных имперских лиц. Ну, разумеется, Бурмаков согласился, тем более что и семья его – жена и два сына-подростка – тоже томились в узилище. Откуда были освобождены по личному указанию господина имперского советника Гротаса. Освобождены и помещены в неприметном домишке у старой стены Константина, под надзором верных людей. Их судьба теперь целиком зависела от удачи задуманного протопроедром и советником дела – и пушкарь о том хорошо знал, разъяснили.

– Да, если б не нужда, рази б я подался к нехристям?! – в пути пытался оправдываться Андрей. – Да ни в жисть!

Однако подался – что уж тут скажешь.

Мастер-артиллерист за дело взялся рьяно – обучил Алексея разным премудростям: как пушки клепать, как рассчитывать, как порох-зелье готовить, как стрелять – целиться… В общем – всему, что сам знал, таким образом и Алексей стал пушкарем хоть куда – хоть сейчас в мастерскую или на городские стены. Конечно, только теоретически – практики, само собой, не хватало.

Присоветанный стражником дом Фарраша Кеми оказался обычным двухэтажным жилищем с плоскою крышей и маленьким внутренним двориком. И дворик, и дом делились на три изолированных друг от друга части – в одной, не считая слуг, проживал сам хозяин и два его уже достаточно взрослых сына, в другой располагался хозяйский гарем из трех жен и пары молоденьких наложниц, ну а третья часть дома и дворик сдавалась в наем приезжим. Конечно, не дешево и не кому попало.

Пушкари – это, конечно, было самое то! Нужные, очень нужные султану люди, к тому ж они и не торговались, однако выговорили себе условие – столоваться здесь же и за уже уговоренную цену.

Фарраш Кеми – бывший сипах, коренастый с длинными седыми усами – колебался недолго: ударив по рукам, постояльцы расположились в предоставленных комнатах, Бурмаков на втором этаже, Алексей – на первом. Кроме комнат в их распоряжении оказалась и небольшая часть дворика – метра два на три – со старым раскидистым карагачем, усаженной какими-то цветами клумбой и маленькой скамеечкой. Уютно, говорить нечего!

Развесив по стенам вытащенные из дорожных сундуков носильные вещи, пушкари уточнили у хозяина насчет ужина и, как и полагается, отправились во дворец, вернее, в специальную дворцовую контору, занимающуюся тыловым снабжением войска, в том числе – и разного рода мастерскими.

Начальник конторы – звался он Караджан-эффенди – юркий, чрезвычайно смуглый человечек лет сорока пяти – можно сказать, принял пушкарей с распростертыми объятиями:

– Что вы говорите? Артиллеристы? Мастера? Делаете пушки? Отлично, отлично – нам такие нужны. Жалованье вам положим… м-м-м… немалое! Не бойтесь, не бойтесь, не обидим и не обманем. Но сначала проверим – что вы за умельцы? К нам ведь много кто приходит, знаете ли. И все почему-то хотят денег – дай, дай! А умеют ли что? Вот, как вы… То покуда не ясно.

– Хорошо, проверяйте, – поклонившись, отозвался Алексей. – Скажите только, куда и в какое время нам явиться… и возможно ли будет сразу после проверки получить хотя бы часть жалованья?

Караджан-эффенди часто-часто закивал:

– Вот, об этом сейчас и поговорим.

Все устроилось как нельзя лучше – пушкари экзамен выдержали, и даже очень неплохо выдержали, как им под большим секретом сообщил вечером Караджан-эффенди – сам султан удостоил их похвалы. Правда, пока еще не лично.

– То великая честь, господа! – хитро щурился начальник. – Но если вы еще примете ислам… Это далеко не каждому дозволяют, позвольте заметить! Далеко, далеко не каждому. Где вы поселились? Ах, у Фарраша… Знаю, знаю старого прощелыгу. Наверняка дерет с вас втридорога. Сколько вы ему платите? Ну! Что я говорил?

Укрепив свое положение еще и тщательным изучением основ ислама – один мулла, добрый знакомый Караджана-эффенди, организовал для ренегатов нечто вроде курсов, не бесплатных, конечно – Алексей начал искать подходы к гарему: связаться с Анисией… тьфу – с красавицей Фирузой. Сначала хотелось встретиться с ней, а уже потом – с агентами тайной службы, протопроедр не знал из них никого лично, а значит – не очень-то доверял. Кто его знает, быть может, весь заговор уже под контролем султана? Или – что, наверное, еще хуже – того самого неведомого братца Анисии-Фирузы! Вот как раз об этом-то братце, будущем (не дай, Боже!) султане Селиме, и рассчитывал разузнать Алексей. Разузнать именно от Анисии. Как? Наметки уже были. Осталось малое – встретиться с Фирузой, для чего проникнуть в султанский гарем… охраняемый тщательнее, чем арсенал или казна.

Подумав, Алексей начал издалека – с птичьего рынка, куда отправился в ближайшее воскресенье. Рынок, где, кроме птиц, торговали всякой прочей живностью, а также – немного – рабами, располагался на восточной окраине города, почти у самых ворот. Шум и гам, уж конечно, распространялся почти на весь квартал – спрашивать дорогу и не пришлось, и без того все было ясно.