Царьград. Трилогия - Посняков Андрей. Страница 22
Хозяин таверны как раз принес заказанное вино.
– Любезнейший, – старший тавуллярий придержал его за рукав. – Этот вон, там, у ворот – не столяр, случайно? Я как раз ищу хорошего столяра.
– Столяр? – кабатчик обернулся в указанную Лешкой сторону и хмыкнул. – Нет, это не столяр, это Илларион, стекольщик. Стекольщик вам не требуется?
– Требуется и стекольщик, – тут же кивнул Алексей. – А дорого ли он берет?
– Как сговоритесь.
Стекольщик между тем вошел в распахнувшиеся – и тут же быстро закрывшиеся – ворота.
– Верно, этот Илларион – не очень-то хороший мастер, – хмыкнул старший тавуллярий с некоторым оттенком презрения. – Не очень-то богатые у него клиенты, судя по дому.
– Ха! Не богатые?! – трактирщик всплеснул руками, словно бы оскорбленный в самых лучших своих чувствах. – Да знаете ли вы, мой господин, что в этом доме – да, действительно, неказистом с виду – изволит проживать очень важный богач и вельможа господин Никомедис?! Управляющий дворцовых конюшен!
– Да что вы говорите?! Сам господин Никомедис?!
– Он, он.
– Что же он не отремонтирует свой дом?
– Хэ! – трактирщик хмыкнул. – Да вся округа знает, что господин Никомедис – изрядный скупец. К тому же живет затворником, никого к себе не пускает.
– Ай-ай-ай, – скорбно поджав губы, Алексей покачал головой. – Затворником! Как же так можно-то?
– У богатых – свои причуды. А с Илларионом я вас сведу, если захотите. Ну – со стекольщиком.
– Да-да, конечно. Наверное, я его тут и подожду.
Стекольщик, коего пришлось ждать не так уж и долго, полностью подтвердил все слова владельца таверны. Да, действительно, господин Никомедис был очень скуп и прижимист и никого к себе не пускал.
– И рамы я ему вставлял – самые дешевые, – пояснил стекольщик. – Старые-то совсем рассохлись.
– И как заплатил?
– Да уж заплатил, куда ему деваться?
Простившись со стекольщиком, старший тавуллярий задумался. Скупой, говорите? Затворник? Неплохое прикрытие для заговорщика или шпиона – попробуй-ка, выясни о человеке хоть что-то конкретное, когда он никуда – кроме как на службу – не ходит, и нет у него никаких друзей, ни знакомых.
Составив вполне определенное мнение о господине Никомедисе, Алексей быстро зашагал к Влахернской гавани, где нанял повозку и поехал на другой конец города, к церкви Иоанна Студита. Там, невдалеке от церкви, на Каштановой улице должен был проживать еще один фигурант дела о заговоре – некий Агафон Карабис, выходец из Эпира, не так давно выбившийся в люди провинциал-нувориш, сделавший себе состояние на торговле известняком и лесом. Ну, этот так, официально, откуда у этого Агафона на самом деле деньги – Лешка пока не знал, потому как в свое время сие прояснить не успел. И еще – господин Карабис был вхож в высшие дворцовые круги. Как уж это получилось – не ясно, но вхож.
Вот уж у Карабиса оказался дворец так дворец! Огромный, с выставленным напоказ богатством в виде древних статуй, расставленных по краям широченной лестницы, спускавшейся к широкой площади, огороженной решетчатой оградой. За оградой виднелся цветник, посыпанные белой мраморной крошкой дорожки и тщательно постриженные деревья. Ворота, как и крыша, резали глаза безумно расточительной позолотой. И зачем так выпендриваться? Вдруг – турки придут? Значит что же, выходит, господин Карабис турок не боится? А, быть может, он их и ждет? И ждет активно – участвуя в заговоре.
Шикарная, запряженная шестеркой белых лошадей повозка лихо подкатила к воротам, едва не обдав несколько замешкавшегося Лешку грязью. Углядев хозяина, слуги с той стороны бросились отворять ворота. Старший тавуллярий попятился, отошел в сторону и, выбрав местечко поудобнее – за каштаном – стал наблюдать дальше.
Вот повозка остановилась перед самым крыльцом. Кто-то из слуг, подбежав, с почтением помог хозяину выйти. Да-да, похоже, это и был сам хозяин, господин Агафон Карабис – здоровенный малый с несколько обрюзгшим надменным лицом и хищным – большим и горбатым – носом.
– Вина! – не успев сойти, громко заорал он. – Вина мне! Да самого лучшего – родосского!
Слуги тут же принесли изрядный бокал на золотом подносе. Выпив, Агафон довольно рыгнул и с шумом высморкался, после чего скрылся в дворцовых покоях.
Занятный господин. Из тех, кто вполне искренне полагает, что с деньгами весь мир в кармане.
После ухода Карабиса Алексей еще немного постоял, любуясь куполами окрестных церквей, а затем поехал обратно к Влахернской гавани вдоль старой стены Константина. Расплатившись с возницей, вышел недалеко от церкви Апостолов и, на ходу размышляя, неторопливо пошел к себе.
Чудный, чудный выпал денек, из тех, что называют последним приветом золотой осени – теплый, безветренный, с высоким, по-летнему синим небом. Кругом пахло жареными каштанами и рыбой. В многочисленных харчевнях уже сидели посетители, пируя за выставленными на улицу столами, играя, бегали друг за дружкою дети, а почтенные матроны, покрикивая на сопровождавших их слуг, возвращались домой с рынка.
Как раз закончилась обедня, и Лешка в который раз уже укорил себя – вот, опять не успел зайти. Из церкви Апостолов выходили люди, к которым тут же подбегали нищие, христорадничали, кричали.
Черт! Показалось вдруг – вот только что, сейчас – мелькнуло в толпе знакомое лицо: некоего Зевки, бывшего Лешкиного агента и старого знакомого. Хотя… Нет, что тут ему делать-то? Показалось, бывает…
Алексей вдруг вспомнил Мелезию, вернее, тот успех, каким пользовалась в постановке ее труппы драма Еврипида «Электра». Наверное, самому автору подобный успех и не снился… как, впрочем, и откровенно эротическая трактовка драмы.
Увидев выходящего из церкви Епифана, старший тавуллярий махнул рукой. Парнишка кивнул, подошел ближе:
– Вызнали кое-что. Ты – домой?
– Пожалуй.
– Идем вместе. По пути расскажу.
Если верить Епифану, третий фигурант Лешкиного дела, протовестиарий Харитон Гаридис был просто «душа-человек», по крайней мере, так показалось юноше при первом поверхностном взгляде. Истинный аристократ, Харитон, в отличие от нувориша Карабиса, не нуждался ни в чем, особо подчеркивающем его статус. Все было и так ясно – по манере держаться, по обхождению и начитанности слуг, по изысканным, подобранным с большим вкусом одеждам, да по много чему еще. Как удалось выяснить Епифану и его мальчишкам, Харитон Гаридис, кроме удобного трехэтажного дома (отнюдь не дворца) с обширным ухоженным садом, имел великолепную библиотеку и даже домашний театр. А кроме того, периодически устраивал всякого рода приемы, на которых приглашал не только близких друзей, но и знаменитых проповедников, философов, ученых.
И это тоже было очень удобно для возможного заговорщика – а ну-ка, такие обширные связи!
В общем, ко всем троим следовало присмотреться как можно тщательнее. Этим и собирался заниматься Алексей в самое ближайшее время, кроме того, следовало позаботиться и о собственной безопасности, не очень-то Лешка верил в душевное благородство таких людей, как плотник Терентий. Этот парень наверняка затаил злобу, да и Мелезия жаловалась, что он опять приставал. Правда, и убивать его не хотелось, старшему тавуллярию вообще убивать никого никогда не хотелось, если была хоть какая-то возможность решить дело иначе. В отношении Терентия такая возможность была – подозрения сыскаря Николая. Следовало их еще более распалить, и как можно быстрее.
Вот этим-то Лешка и занялся буквально на следующий день. Да и пора было – труп Созонтия все ж таки обнаружили – буквально вчера – и теперь всем было ясно, что несчастного старика убили.
Пошатавшись на Артополионе, представлявшем собой нечто вроде центрального городского рынка, Алексей прикупил серебряное – недорогое, но приметное – колечко с резным изображением какой-то музы, после чего и принялся дожидаться Терентия. Знал – тот всегда заходит в дешевую забегаловку неподалеку от площади при церкви Апостолов. Знал также – и какой тропинкой ходит. Туда и подбросил кольцо, укрывшись за развалинами старинного портика. Терентий не отличался особым умом, во всех случаях полагаясь лишь на собственную силу, которой, надо сказать, Господь его не обидел, правда, в ущерб всем прочим качествам.