Царьград. Трилогия - Посняков Андрей. Страница 5
Лешка вопросу-уточнению не удивился – таковы уж были здешние правила. По правилам и отвечал, вполне, между прочим, вежливо:
– Да, я Алексей Пафлагон, старший тавуллярий секрета эпарха.
Сказал и поклонился, звякнув цепями.
– Господин квестор желает сказать тебе пару слов, Алексей Пафлагон.
Квестор?! Главный юрист империи! Ну надо же! Так вот почему он казался знакомым – Алексей как-то видел его мельком на каком-то важном собрании в родном ведомстве.
Квестор! Но почему он здесь?! Что такое случилось?
Нехорошее предчувствие охватило узника, засосало под ложечкой, а в груди, под сердцем, разлился холод. Столь важные чиновники не станут таскаться по тюрьмам ради обычного дела!
Квестор обернулся к тюремщику:
– Оставь нас, Диомид.
Голос у него оказался красивый, звучный, наверное, квестор был хорошим оратором или специально брал уроки.
Начальник тюрьмы поклонился и бесшумно покинул келью, тщательно затворив за собой дверь.
Примерно с минуту важный гость пристально буравил Лешку тяжелым холодным взглядом, после чего, поморгав, пододвинул к себе лежащую на столе бумагу, исписанную заковыристым почерком. На красном шнурке висели остатки золотой печати – дело императорской важности.
– Алексей Пафлагон, старший тавуллярий секрета эпарха, обвиняется в подготовке заговора против наследника императора и государства христиан! – тихо прочел квестор и, быстро подняв глаза, спросил: – Надеюсь, тебе не нужно говорить о наказании?
– Не нужно…
Старший тавуллярий похолодел. Так вот, оказывается, в чем дело! Заговор! Его обвиняют в подготовке заговора против императорской власти! Наказание за это по всем законам – «Шестикнижью», прохирону, древней Эклоге – одно: немедленная смерть!
– Но…
– Ты хочешь спросить – на основании чего тебе предъявлено обвинение? – понятливо кивнул вельможа. – Поверь – такие основания есть.
– А…
– А суд уже был! Авторитетный, скорый и, поверь, справедливый. Тебя даже не стали допрашивать и подвергать пыткам – настолько вина твоя неоспорима. Приговор вынесен единогласно, и ты знаешь – какой.
– Смерть.
– Да, смерть. Кроме того, все твое имущество будет конфисковано, а семья – ослеплена и выслана.
Ослеплена! Да, эти сволочи вполне способны выколоть глаза Ксанфии и Арсению!
– Как видишь, высокий суд, несмотря на столь тяжкое обвинение, отнесся к тебе в высшей степени снисходительно.
– Да уж, спасибо за заботу! – издевательски хмыкнул Лешка.
Квестор то ли не заметил издевки, то ли не счел нужным ее замечать. Лишь пояснил, ухмыльнувшись:
– Ты будешь казнен на рассвете через отрубление головы. Это хорошая, легкая казнь.
– И быстрая.
– Да – и быстрая. Приговор исполнит Самсон. Здесь же, на тюремном дворе – ведь дело-то тайное.
– Самсон хороший палач. Я даже рад.
Квестор скривил тонкие губы в улыбке:
– Вот видишь, мы все идем тебе навстречу!
– И даже не спрашиваете сообщников!
– А мы их всех знаем.
– Даже так?! – узник удивленно качнул головой. – А позвольте спросить – кто же мои доброхоты?
– Ты спрашиваешь лишнее!
Ну конечно – скажет он, как же! Нет, здесь не Злотос – пакость-то высшего сорта, тут явно кем-то из вельмож пахнет! И кому же он, Лешка, успел насолить? Интересно… Главное, и обвинение-то какое-то расплывчатое – заговор против императорской власти. А конкретнее?
– Могу я спросить еще, уважаемый господин квестор?
– Спроси, так и быть. Да на том и закончим! – Вельможе явно понравилось показное Лешкино почтение. Впрочем, ничего иного квестор и не ожидал – надо сказать, местное чиновничество очень уж любило лизать задницу любому начальству, в этом смысле мало чем отличаясь от чиновничества российского. Любили, любили… Встретить начальничка хлебом-солью, угодливой улыбкой, поклонами, разносолами, а будет возможность – и банькой с девочками (или с мальчиками, это уж смотря по запросам). И ловить, ловить вельможные взгляды, ловить внимательно, ища в них любой намек на одобрение, и, замирая сердцем, испытывать в груди томление, сродни любовному – а вдруг да понравится начальству прием? Нет, не может не понравиться – ведь вон как все! Стоят, улыбаются, преданно высокого визитера глазами жрут – ах, поругай, поругай нас, сирых, так! Так! Уж если и заругается сановный гость, голосок свой чиновный повысит – так ведь есть за что ругать, уж как не быть-то? А ежели утихомирится, главой кивнет милостиво – вот тут-то и праздник на душе настанет, уж такой праздник, такой – одним взглядом начальства взлелеянный – что и, казалось бы, нету счастливее дня!
Вот так все себя вели – в Византии – тогда, в России – сейчас, да и вообще – в любой чиновной системе, в которой суть одна, простая, самому глупому идиоту в пониманьи доступная: я начальник – ты дурак, ты начальник – я дурак. Оба мы начальники – уважаемые люди!
И даже на смертном одре стремились начальнику угодить! Вот как сейчас Лешка.
Поклонился, сделал несколько шагов вперед… так, чуть заметных. Спросил тихонечко, с неким таким нарочитым ужасом:
– Что же, выходит, я на самого базилевса зло умыслил?!
– На будущего базилевса, наследника – морейского деспота Константина! – с благостной усмешкою пояснил визитер.
Ах, вот оно что! Лешка закусил губу – да-да, вот это расследование он и вел… Так вот оно как вышло! Нет, тут не Злотос… Вернее – не только он.
Константин Палеолог Драгаш, морейский деспот, провозглашенный официальным наследником недавно преставившегося императора Иоанна. И еще пока не вступивший в должность. Ладно…
– Ну, за сим закончим.
Квестор поднял голову – видать, хотел позвать тюремщика.
Нет! Не должен он сейчас кричать, не должен! По-тихому надо, по-тихому – Алексей для себя уже все во время беседы решил, теперь действовать – он же все-таки не ромей, и не российский чиновник – лизать начальству зад не приучен. А квестор-то наверняка по-другому думает! Ну-ну…
Лешка с шумом пал на колени:
– Благослови на смерть, господине!
И тут же прыгнул к столу… Оп! Двинул сановника башкой в подбородок – на тебе! Придержал руками… Хотел еще добавить по башке цепью… Нет, вроде не нужно! Убил, что ли? Не должен бы.
Алексей приложил ухо к вельможной груди. Сердце бьется! Жив. Так! Снять с него мантию! Хорошая мантия, с капюшоном. Теперь быстренько спеленать… хоть вот этой скатертью, ага – и кляп из нее же. Хорошо – материя старая, да цепи на руках длинные – действовать не очень мешают.
Стараясь не шуметь, Лешка затащил спеленутого квестора под стол, потушил ближний светильник, и, накинув на плечи мантию, надел на голову капюшон. Вроде бы ничего, не должны заметить. Теперь только – быстро, быстро, другого такого случая не будет. Поутру казнят – и все тебе.
Придерживая – чтоб не звенели – спрятанные под мантией цепи, узник распахнул дверь и, выйдя в полутемный коридор, властно позвал:
– Диомид!
– Я здесь, господин квестор!
– Проводи меня, Диомиде.
– Слушаюсь, мой господин. – Начальник тюрьмы отобрал у подвернувшегося стражника факел и, подняв его повыше над головой, уверенно зашагал впереди. Время от времени оборачивался, предупреждал:
– Осторожно, здесь лестница – не споткнитесь! И здесь – ступеньки. А вот он – порог. Вам помочь, господине?
– Иди-иди, сам справлюсь.
Диомида нужно было позвать, чтоб сопровождал, ведь кроме него вряд ли кто осмелится войти сейчас в келью. Значит – есть возможность выиграть время, а это важно, очень важно сейчас.
Скрипнув, отворилась дверь – пахнуло ночной свежестью, и с неба брызнули звезды. Квестор, наверное, в коляске приехал. Или верхом? Нет, вряд ли верхом. Но не пешком – точно. И слуги – охрана – наверняка имеются, не может так быть, чтоб без охраны. Ага, вот они!
Серебряная луна освещала узкий тюремный двор, в углу которого виднелся небольшой эшафот с плахой – видать, уже приготовили к завтрему. Алексей невольно поежился, проходя мимо. По левую сторону от эшафота виднелась закрытая двуколка, запряженная четверкою лошадей, и вооруженные короткими копьями воины в панцирях и синих плащах – охрана.