Пенталогия «Хвак» - Санчес О. "О'Санчес". Страница 135

Первое: пойти к матушке и позавтракать в ее обществе. Второе: дать нагоняй и острастку своим друзьям-любимчикам, чтобы не забывались в своем придворном величии, благо поводы и причины для недовольства найдутся запросто. Третье: выездка на Хмурой, что-то она полюбила без толку брыкаться и задними копытами бить. Четвертое…

— Что тебе?

Придворный посыльный, подкарауливший принца, когда тот проходил по «серебряным» покоям, проворно встал с колен и опять поклонился в пояс.

— Ее Величество государыня изволили повелеть найти ваше Высочество и напомнить, что Ее Величество ждет к завтраку ваше Высочество!

— Так я туда и иду. Беги обратно, скажи — вот-вот буду, только брыжи сменю, запачкал где-то.

И действительно, кружевные оборки на груди принца оказались все в мелких желтых пятнышках. Откуда это? Ну не отец же слюнями набрызгал?.. А… поганый домовой! Вот кто напакостил! Точно, точно, то-то он все пальцами в его сторону тряс и подхихикивал… Надобно умыться немедленно! Принца передернуло.

Токугари свернул от серебряных покоев по узкому коридору поперек, прямо к оранжевым, там, через два зала, в предмыльнике, можно будет умыться вдали от посторонних глаз. Всю малую охрану он отправил вперед, к покоям государыни, чтобы здесь не толпились, дышать не мешали. А при себе оставил лишь четверых гвардейцев, не для безопасности, для приличия. В пределах дворца вся магия, что в нем напичкана, должна быть принцу-наследнику надежнейшей защитой… Отец иной раз вообще без охраны перемещается… И тут же в голову пришла мысль: а ведь от гнусного домового не защитила… магия-то охранная… И следом пришла следующая: но это было в покоях отца, и домовой не злоумышлял на его жизнь… Все равно, эта нечисть однажды дождется своего лиха…

Вымыть лицо и руки, поменять брыжи, доставленные имущником — дело почти мгновенное, матушка подождет: Ее Величество — это не Его Величество, в поднебесье не существует таких событий, которые вывели бы матушку из себя, лишили ее терпения… Матушка его любит… Принц Токугари ухмыльнулся: не так давно, прошлой осенью, батюшка, государь всея Океании, гнал его, своего наследника, вот именно по этим залам, бил беспощадно какою-то клюкой, пока она не сломалась. Наскочил как раз возле покоев матушки, где Токугари рассчитывал переждать первую бурю, и погнал молотить! На потеху всему двору, с воем, с криками, бранясь… Боги!.. Из-за какой-то дурацкой дуэли с посланником царства Лу Ин.

Странная штука — обычай: если бы Его Величество шарахнул палкой по голове или по заднице какого-нибудь… графа… того же Борази Лона — это было бы графу бесчестьем, которое можно было смыть только самоубийством, либо прилюдным и громогласным извинением от Его Величества. Первое встречается в жизни двора, хотя и не часто, но почти в каждое правление. А второе — всего два случая записано в дворцовых анналах… И те, и другие случаи оставляют пятнышки на репутации государей, пятнышки мелкие, не смертельные, вроде тех, что домовой Пеля натряс, но все же… Океаном законов, традиций и обычаев защищен дворянин от бесчестья со стороны повелителей своих, надежно защищен: государь запросто может разрубить придворного на куски, но не рискнет дать ему пинка! При этом второго по знатности дворянина империи, принца-престолонаследника, можно бранить площадно и лупить чем ни попадя — всем участникам от этого ни малейшего урона их достоинству и чести! Если, конечно, участники — батюшка император и сын его, будущий император. Но все равно ведь потешаются. Такому обычаю весь двор радуется… Мерзавцы! Неужели и он своего сына также дубасить станет, в угоду свету, обычаю и дуракам? Может, и не станет, но его самого уже отлупили, до сих пор шея побаливает.

Он, видите ли, престолонаследник и не имеет права рисковать Империей и троном. Собственная жизнь престолонаследника, стало быть, сама по себе не стоит ни шиша. Угу. Это для кого как. Самому принцу совершенно иначе видится: и трон, и династия — это все ценности, но намного меньшие, нежели… Хотя… Любопытно, сумел бы он пожертвовать своею судьбой, жизнью — ради империи? Надобно обдумать как-нибудь в бессонницу, представить и так, и этак. А в тот злосчастный день ох и тяжко было жить: голова с похмелья трещит, на ребрах синяк от тычка — маркиз Короны локтем ему засветил, то ли спьяну, то ли с умыслом… Чтобы самому вместо принца драться на дуэли, ибо престолонаследнику строжайше это запрещено… Государь не посмотрел, что сыну тяжко с утра, все равно его избил, его, своего наследника, первого принца крови, все придворные это видели. Потом в поместье выслал. Отец вообще лютовал после той дуэли: кого-то там казнил, кого-то выпороть приказал… Легче всех отделались двое: маркиз Короны, вовремя сбежавший в свой кошмарный удел, и незаконнорожденный сводный братец принца, граф Борази Лона, в доме которого и начиналась та злосчастная оргия… Графа-то сначала в железо, в подземелье, вместо западных имперских провинций, куда он был наместником назначен, да только граф неоспоримо сумел доказать по розыску, что был в стельку пьян: свалился под стол задолго до полуночи, нигде больше не ездил и никакой дуэли не видел. Кстати говоря, после событий, когда все обошлось, граф чуть ли не рыдал от обиды на самого себя, казнился-убивался, что пропустил, напившись, все самое забавное и любопытное. Прилюдно пообещал в сердцах, что отныне три года хмельного в рот не возьмет. Надобно будет послать людей к нему в провинцию, проверить, как незваный братец слово держит…

Токугари, не доходя полутора полных шагов, упал на одно колено и коснулся правою рукой гладкой паркетной плитки:

— Государыня!

— Что это ты, дружок, сегодня с церемониями ко мне? Батюшка заслал?

— Так точ… Гм… Да, матушка. Дозволь, я сначала тебя обниму?

Государыня императрица вздохнула глубоко-преглубоко и, как всегда, растаяла.

— Обними уж. Если не ты по мне, то я по тебе изо дня в день скучаю, сударь мой сын! Больше, чем по всем младшим отпрыскам, вместе взятым. Все сердце не на месте, все думаю напролет: как он там, что он там… О-о… Простите меня боги! Ты в своем обычае: духами от тебя пахнет, конским потом, по-моему — вином…

— Вином??? — Токугари даже попытался высвободить непокрытую голову из цепких матушкиных рук, но безуспешно…

— Стой, не трепыхайся… Может, и не вином, а уж духами точно. Я даже скажу какими. «Серебро Винари». Кто же это у нас такими душится на исходе лета? Уж точно, что не ее Высочество, ибо у моей невестки, при всех ее… особенностях, хороший вкус, а тут… погоди, погоди…

— Ай! Матушка! Ты зачем мне волосы вырываешь? Знаешь, как больно? — Принцу, конечно же, вырванный волосок не причинил ни малейшего беспокойства, но следовало отвлечь матушку от догадок, переключить ее внимание на что-нибудь более мирное, домашнее… — Что ты там выдернула, вражескую магию?

— Нет, просто седой волос. Дожила, называется… Уже у сына…

— Подумаешь! Вон, у графа Веври вообще лысина чуть ли ни в тридцать лет началась. И ничего — счастлив, бодр, любимчик всех на свете дам! А что до вина, то я, после того злосчастного раза, буквально пару раз его отведывал, и уж никак не сегодняшней ночью. Я только что от батюшки, как ты правильно догадалась…

— И что он там? Мириться затеял?

— Матушка! Вот, как ты нас всех насквозь изучила! Именно: он хотел бы навестить тебя в твоих покоях вечером, надеясь, что ты устроишь там ужин и пригласишь его.

Императрица колыхнулась, насколько ей позволил объемистый корсет, и опять глубоко вздохнула.

— Пусть приходит, чего уж там. Я и без него, признаться, соскучилась. Все вы меня позабыли, позабросили…

— Матушка, прости, но это неправда! Я никогда о тебе…

— Овегури Самата. Вот кто такими духами душится! Тебе не стыдно?

Принц неожиданно для себя покраснел и метнул взгляд в сторону фрейлин, похожих на стайку златокрылых мотыльков, те хихикали и перешептывались тут же, в палате, но чуть поодаль, на нижней половине. Конечно, они стояли не близко, в противоположном конце покоев, но наверняка все слышали. Если барон Гарами Самата узнает об этом — а теперь ведь непременно узнает — вместо друга у принца одним тайным врагом станет больше. Он на той неделе уже должен вернуться с восточных рубежей…