Пенталогия «Хвак» - Санчес О. "О'Санчес". Страница 30

Гвоздик с радостным урчанием поспешил ему навстречу, а мужчины замолчали и дружно посмотрели на него. Лин успел кивнуть, в знак того, что он — это он, а не чужак из-за двери вернулся, подхватил Гвоздика на руки, присел к столу, а молчание все еще висело в воздухе.

— Послушай, Зиэль… Я не собираюсь состязаться с тобой в хитроумии, я просто хочу понять цель и суть подвоха. Зачем?

— Да я тебе искренне… Случайно! Случайно все так получилось… Сапогами клянусь! — Зиэль даже слегка приподнял правую ногу и указал на предмет клятвы, но и она, похоже, Снега не убедила.

— Случайности и ты? Не слишком ли смешная шутка для ушей старого больного отшельника?

— Представь себе! Не ищи в моей просьбе никаких интриг и умыслов, нет их. Кстати сказать, насчет случайностей… Я их наоборот — берегу, мне с ними жить приятнее и веселее. Ну, сжалился разок — с кем не бывает? Ты же видишь — здесь все чисто. В обоих щенках. Одно, правда, темное пятно есть, но и тут уж я не виноват.

— Пятно какое — нафы? Ты их имеешь в виду?

— Именно. За это — извини.

Снег тяжко вздохнул и задумался, а Лин понял, что речь идет о нем с Гвоздиком, об их судьбе.

— Дружище Снег! Я бы не хотел прерывать твои почтенные и благочестивые размышления, но этот козлик-барашек… Ну, оленина — сейчас выкипит и снизу подгорит!

— Действительно. Ладно. Ты расставляй пока приборы, ложки, плошки, хлеб порежь, а я сниму пробу, и если… — Снег выпрямился, кряхтя, и побрел к очагу, помешивать длинной деревянной ложкой в варочном котле.

Отчего-то Лин не поверил в его кряхтение, да и в ковыляющую походку тоже: там, на полянке, Снег двигался куда мягче и быстрее.

— Он у тебя что… Ты его наделил чем?

— Да нет же, в том-то и дело, старый ты пень! Ты правильно почуял, но я тут не при чем, это его личные способности. Вот мне и подумалось, что ты — лучший выбор из всех поблизости возможных.

— Спасибо, милый друг, что подумал и решил за меня!

Однако Зиэль не захотел понимать в услышанном яд и ухмыльнулся:

— Да пожалуйста, всегда рад помочь. — Но тут же, правда, спохватился: — Я же честно в два места постучался, перед тем, как… Я у тебя в долгу. Можешь попросить меня — и не откажу ни в чем, лишь бы мне это было по силам и по нраву.

Снег круто обернулся от очага, с мешалкой в руке, и захохотал.

— За что я ценю общение с тобой, дорогой Зиэль, это за остроумие без границ. Все эти галантные шуты и щеголи при императорском дворе тебе в подметки не годятся, по крайней мере, в словесных дуэлях. В ближайшие годы я попробую придумать просьбу, которая бы пришлась по нраву нам обоим… если доживу, конечно…

— Доживешь, я надеюсь. Может быть, даже до конца света доживешь.

— До конца света? Ты… всерьез?.. Что означают твои намеки? Поскольку я далек от надежд на бессмертие, значит ли это, что…

— Слышал о Мореве?

— Да, и склонен подозревать, что оно — не только легенды.

— И я так считаю. Короче говоря, в этот раз, в эту эпоху, Морево может не просто накатить на заселенные человечеством земли, но и похоронить их навсегда. Но это не истина, а всего лишь предположение.

— И сколько ждать проверки твоего предположения?

— Знать не знаю. Может, десять лет, может и двадцать, а может и все пятьдесят.

— Десять-то лет я протяну, а пятьдесят — не надеюсь.

— Не скромничай. Вон какой тяжеленный котел на стол вымахнул и даже не запыхался. Мне бы это было не по плечу.

— Ай, ай, какие льстивые любезности, которые — все та же ложь в позолоченной скорлупке. Я, видишь ли, вынужден самостоятельно котлы носить туда-сюда, ибо Мотона моя — это приходящая служанка — не предназначена тяжести таскать. Пододвигай поближе плошки: первые порции я положу, а за добавками — сами, своими ручками. Этому хищному животному тоже надо будет что-то придумать из посуды, чтобы и у него свое имущество было…

— Ага! Пойман на слове: значит, согласен?

— Да. Но я хочу тебе прямо сказать, Зиэль…

— Ой, нет! Избавь меня, радушный, прямодушный и великодушный хозяин, от каких бы то ни было объяснений и резонов в твоих поступках. Ты согласен — остальное лишнее. Выдумаешь ответную просьбу — я в твоем распоряжении. А хлеб где, что я нарезал?

— У тебя под самым носом, провидец, стоит лишь приподнять вот эту вот салфетку…

— Сколько лет твоей Мотоне? Ее вышивка?

— Тебе-то какая разница? Молодой человек, ты хочешь о чем-то спросить? — заметил озабоченность Лина хозяин.

— Да. Можно ли поделиться от себя с Гвоздиком? И что такое морево?

— Это уже два вопроса. Если я утвердительно отвечу на первый — неминуемо воспоследуют другие, о практических способах угощения, по поводу же второго… Да, я начну с него. Морево — это легенда о конце света, о бедствии, которое за грехи наши обрушится на нас, человеков, и всех без остатка погубит. На сущность ее еще никто из живущих не проверял… Разве что…

Но Зиэль поморщился и даже дослушивать не стал:

— Да никто. Я тоже думаю, что никто не проверял. Ты бы поближе к первому вопросу, любезный Снег, а то сей Гвоздик достал меня своим визгом. Вот мой вклад в дело обуздания щенячьего аппетита: хрящи, косточка губчатая… Подстели ему чего-нибудь, и пусть лежит, грызет.

Снег встал и знаком пригласил сделать то же самое Лина.

— Лин. Ты будешь жить здесь, бок о бок со мной. Сразу же забудь дурные примеры, подаваемые этим витязем, блистательным, умным, воинственным, сильным, однако же, весьма бесцеремонным. Сейчас я принесу кошму твоему Гвоздику, определю ему его личное место, и только тогда мы, я и ты, позволим ему разделить с нами прерванную советами нашего дорогого Зиэля трапезу.

Снег кивком завершил свою речь и пошел куда-то вглубь пещеры. Скрипнула невидимая в полутьме дверь.

— Видал, Лин, как он раскипятился: никакого тебе кряхтения, молодым тургуном в закрома поскакал? Очень достойный человечек наш Снег, тебе крепко повезло с наставником. А что на меня шипит и пыхтит — это естественно, ревнует к моему уму и доблести. Ну и к относительной молодости. Но, вообще говоря — мы с ним ладим, даже если и не всегда находим общий язык. Ты уж не подведи моих рекомендаций.

Лин кивнул. Взрослые — неровный народ: иногда их слушать — слаще сна и меда, а чаще — сплошная скукотень. При желании Лин мог бы дословно вспомнить все сказанное здесь в этот дождливый вечер, первый вечер в череде долгих, долгих будущих лет, но это было бы так… блёкло, обыденно… Вот если бы Зиэль действительно оказался князь… Но князь или маркиз — не будут они в одиночку шататься по свету и «на ты» знаться с простыми отшельниками, с трактирщиками, с никому не нужными мальчиками… А тут какое-то Морево через пятьдесят лет, пустая болтовня о вышитых салфетках… Зато подстилку Гвоздику знатную подарили. Лин знал, что такое кошма из овечьей шерсти, но эта оказалась большая, ровная, толстая… На такой можно было бы рядом с Гвоздиком валяться, да ведь не разрешат…

— В кости, может?..

— Нет, не играю. Да и ставить в моей пещере нечего, из твоего же имущества ничего мне не надобно, я ведь не воин.

— Ах да, я и забыл, что ты не воин. Но тогда… А где он… А, вот он, тот же столб! Метнем? По десятку попыток?

Лин, повинуясь указывающему жесту Зиэля, посмотрел направо: у стены стоял врытый в землю деревянный столб, широкий, во взрослый обхват толщиной, верх его представлял из себя грубо вытесанную пасть неведомого Лину хищника, а середина, как бы живот и грудь, вся иссечена следами ударов чего-то колющего и режущего.

— Зачем тебе эта чушь под конец дня? С десяти попыток ты конечно же меня опередишь. С одной руки?

— Как угодно, ты здесь хозяин, а я гость. Давай так: с одной руки по пять швырков, а с двух — по три, чтоб там и там нечетное число было?

— Чтобы исключить попадания поровну? Ну давай, раз тебе свербит подчеркнуть свое превосходство. Несолидно это… глупо. Твоими швыряем?

— Твоими, конечно. Мои — боевые, а твои — все равно для баловства, ты же мирный и смирный у нас, почтенный седой отшельник…