Пенталогия «Хвак» - Санчес О. "О'Санчес". Страница 55

— Служба императора! — От дальнего стола встали и подошли двое, с одинаковыми черными перьями на широких шляпах. — Ссора с участием военных, в военное же время, приравнена…

— Ссора? Здесь нет ссоры! — Снег, когда хотел, умел говорить очень громко. И веско. Внимание всех, в том числе и обоих стражей порядка, тотчас обратилось на него.

— Этот малый… не разобрать, что за значок у него на рукаве… споткнулся и упал. И то, что при падении он случайно ухватился за рукоять боевой секиры — это и есть случайность, а вовсе не начало ссоры и не повод для начала всеобщего сыска. Каких он войск, я не разберу?..

Ого… Недвижный солдат был из службы императорского обоза, то есть, сопровождал грузы, которые посылались императору командованием действующих войск. Эти службы задержек со стороны людей не терпели и не ведали, ибо занимались делами важности первостепенной! Объявить полный сыск, как это и положено при начатом было обвинении — так это всем арест на двое суток… как бы потом самому под военное судилище не попасть, за умышленную задержку посланий, государю предназначенных.

Старший из двоих почесал голову под шляпой и обернулся к трактирщику, смиренно и молча стоявшему рядом (словно из воздуха возник, только что не было его!):

— Что, действительно случайно ухватился он? И случайно упал?

Хозяину даже и раздумывать не надо было: он, как истинный трактирщик, умел мгновенно схватывать обстановку со всеми подробностями, и еще лучше — понимать намеки власть предержащих.

— Несомненно! Точно так, как вы изволили сказать! Едва они с юношей прекратили мирный разговор, как господин ездовой изволили споткнуться и упасть. Позвольте мне унести его в сенник, чтобы он поспал? Крови нет, ушибов нет, изволите видеть: похрапывает.

Солдат по-прежнему лежал без памяти, но действительно — густое сопение из ярко-красных уст напоминало храп, на покойника он никак не тянул…

— Унеси. Я бы и сам ему по морде с удовольствием врезал, да некогда ждать, пока проспится. И потом вина мне стаканчик, вот на этот стол.

Старший из военных стражей присел без спроса за стол, где расположились Снег и Лин.

— Служба императора. Кто вы, господа, откуда? — Страж махнул пальцем, и второй страж, его подчиненный, встал за его спиной, готовый в любую минуту применить нож, меч или заклятье.

— Мирные путники, по своим надобностям.

— Это я уже понял. Меня привлекают подробности. С какой целью двое человек благородного происхождения, мирной наружности, снаряженные большим количеством дорогого оружия, находятся в расположении действующих войск? Противник не настолько хитер и отесан, чтобы лазутчиков-варваров обрядить в наших дворян, и все-таки?.. За сей стакан — отдельный счет, любезный… Прошу прощения, итак?

Снег задумался. Да, они нарвались на очень въедливого стража. Но неглупого и не вздорного: проявлено уважение, слова его разумны, и никак не чрезмерны требования…

— Гм. Вы правы. Я позволю себе один маленький вопрос перед всеми нашими ответами?

— Хорошо.

— Ваше ведомство по-прежнему находится под рукою у Когори Тумару? Дело в том, что я давненько не вылезал из своей норы и не знаком с нынешними дворцовыми раскладами…

— М-мм… да. Он по-прежнему, вот уже много лет, руководит Имперской Стражей. Я ответил на ваш вопрос?

— Да, сударь, и я благодарен вам за четкий ответ. Теперь извольте задать мне пароль, из самых важных, что у вас есть. Во имя Империи.

От последних слов, сказанных шепотом, с имперского стража словно вихрем сдернуло спокойствие и расслабленность: «Во имя Империи» — эти слова не произносят праздно, любой, их сказавший, вправе рассчитывать на самое внимательное отношение к сказанному, но и ответственность огромна: будь то крестьянин, ратник, «черная рубашка», рыцарь, барон, принц королевской крови — всяк может ответить свободой и головой за всуе сказанный именной имперский завет.

Ни слова не говоря в ответ, он достал из внутреннего кармана камзола кисет, раздернул шелковый шнурок и вытянул оттуда простую медную пайзу. Вручил ее Снегу. Второй страж из-за спины первого и Лин, сидящий слева от Снега, с превеликим любопытством, но молча и смирно, взирали на пайзу и обоих собеседников.

Трактирный воздух тем временем опять пропитался обычным трактирным шумом, испокон веку присущим служителям войны: лязгом оружейного железа, чавканьем, глохтанием, кашлем, умеренной руганью… На их стол поглядывали, но уже избегали проявлять любопытство, надежнее — не обращать внимания.

Снег с легким поклоном принял пайзу в пальцы обеих рук, дохнул на нее, погладил с обеих сторон подушечкой большого пальца правой руки, бормоча при этом еле слышные заклинания. Он отвел в сторону ладонь, протянул стражнику другую: на левой его ладони лежала золотая пайза, но с прежним набором вензелей и значков.

Страж сделал точно такой же кивок, принял пайзу и стал ее внимательно изучать… Наконец он поднял голову.

— Да, сударь. Больше у меня нет к вам вопросов, и я готов служить. Приказывайте. Но… в неких временных и служебных рамках, вы же понимаете…

— Понимаю, сударь. Ваше имя?

— Тогучи Менс, сударь.

— Вы и ваш спутник премного меня обяжете, если подскажете, где мне точно и быстро найти князя Та-Микол, к которому у меня есть личное неотложное сверхважное дело. И пока я обернусь туда и обратно, вы будете неотлучно находиться рядом с этим юношей, вместо меня защищая его здоровье, жизнь и честь. С этого мига, на все время моей отлучки, он — не только для меня, но и для вас — самое ценное в службе.

— Понятно.

— Лин, ты понял, что должен спокойно и тихо меня ждать, никуда более не ввязываясь?

— Да.

— Лучше всего будет, если вы втроем запретесь в комнате и будете отдыхать. Не теряя бдительности против возможных случайностей. Итак, сударь Тогучи, подсказывайте, вот карта.

В ставке князя Та-Микол шел военный совет. Угрюмый и седой князь пребывал в ровном расположении духа, которое не могли разрушить ни временные неудачи на поле боя, ни ноющее от старинной раны покалеченное плечо, ни даже представитель императора, внезапно нагрянувший в его ставку. Покамест, все идет по проложенному руслу, стало быть, и успех не за горами. Представитель императора — это вовсе не знак недоверия старому князю, это обычай императорского ведения дел, и все данное обыкновение понимали правильно. То, что император лично недолюбливает старого князя — никак не сказывалось на его полномочиях и привычках: дело прежде всего, а в войнах князь разбирается хорошо, короне служит верой и правдой. Для графа Поллини Веври, имперского представителя и императорского любимца, сына герцога Устоги Веври, это поручение императора было, скорее, почетной ссылкой, возможностью загладить большие и малые грешки, коих набралось великое множество, как и у всякого молодого и задиристого придворного. Несмотря на его высокое положение при дворе, здесь, в ставке, ему приходилось туго: крутого нрава князь не терпел советчиков, любимчиков и своевольщиков, коль скоро император ему доверил войска — все должно быть здесь по его, князя, руке, и только один человек на всем белом свете имеет право ему, князю Та-Микол, указывать и приказывать: это Его Величество император.

Тем не менее, на совете князь неукоснительно придерживался старинного обычая: каждый, начиная с младшей части стола, имеет право четко и без опаски перед чинами и титулами выложить свое мнение, не боясь, что его оборвут, перебьют и высмеют. В войсках за это (впрочем, как и за многое другое), князя любили и ценили: старинные-то обычаи все чтят, да немногие соблюдают…

Как возник в приемной этот высокий старец при полном вооружении, никто не успел понять, но старший из полудюжины стражников на четырех шагах от себя остановил неспешного пришельца движением руки.

— Что вам угодно, сударь?

— Мне угодно встретиться с князем Та-Микол. И немедленно. У меня для него дело чрезвычайной важности.

Стражники — все лихие и очень опытные вояки из личной гвардии князя, все из дворян, подтянулись, послушные незаметному знаку старшего, и без суеты распределились в просторной приемной, на пути к дверям в зал, так, чтобы все видеть и, в случае чего, друг другу не мешать.