Пенталогия «Хвак» - Санчес О. "О'Санчес". Страница 79

— По одному кубку мы можем себе позволить, Марони, в честь твоей победы и моего возвращения. Можешь налить, доставай.

Рыцарь Горто собственноручно распечатал кувшин, благодарно кивнул маркизу и единым духом высосал здоровенный кубок своего любимого красного вина «Варвар», первый за все время боев… В военное время, в походе — всегда все должно быть сухо-насухо, Марони Горто сам нарушителей на виселицу посылал. Выпил и расплылся в улыбке: все-таки жизнь — приятная штука! Вино Марони любил, тем более, что сейчас можно было выпить на вполне законных основаниях: и повелитель разрешил, и боевые действия закончились. Теперь бы еще маркитанток сюда или одну из фрейлин из замка, помоложе… Но — увы — с бабами придется подождать до возвращения из похода, молодой маркиз очень строг на эти дела, весь в батюшку…

— Так что скажешь, старина? Почему ты не подсек их отступление с перевала? Там бы вполне хватило одной заградной сотни? Вообще бы никто не ушел.

— Ну… Ваша светлость… Не додумался. А кроме того, откуда я мог знать, что они туда побегут, а не восточнее, по равнине?

— Надо было знать. Ты что, снегопада не мог учуять?

— Гм… — Марони Горто развел руками. Может и да, не хватило чутья. Был бы кто из маркизов на месте — они бы точно погоду поняли, Марони же так не умел, а жрецам доверяться в военном деле — оно накладно и ненадежно, что толку потом — с них взыскивать… — Виноват, ваша светлость, обмишурился.

— Да не обмишурился… Ты мне тут сироту по полю не гоняй, сенешаль, на жалость не дави, не надо мне этого. Не обмишурился, действовал грамотно, а чуточку, все же, не додумал. Что — ноги?

— Ноги?.. А, я уже и забыл, ваша светлость. Поболели и перестали.

— Ладно, допьем, и иди спать, отдыхать, в воде суставы греть и так далее, завтра домой возвращаемся. Наполни себе еще, опрокинем, а то я свой не допил, не успел за тобой, не выливать же теперь.

Марони с благодарностью взглянул на повелителя и без лишних слов опять наполнил свой кубок до краев.

— За войну и за воинов, живых и павших!..

Зима не вечна — это вам не война по южным границам Империи, зима всегда рано или поздно заканчивается, уступая место юной и свежей весне. Хоггроги более всего любил лето, однако жаловал и весенние денечки, такие, например, как сегодня…

Где должен проводить свободное время воин, молодой дворянин, если он не на войне, не на охоте, не на приеме у государя, не на веселом пиру, не в объятьях возлюбленной супруги (или просто возлюбленной)? Правильно — на куз?нице.

С тех пор как на плечи Хоггроги легла вся тяжесть владения маркизатом, ему уже нечасто доводилось сбегать сюда, где меха нагоняют воздух в гудящее пламя горна, где молоты звенят по наковальням, где искры то и дело пытаются прожечь кожаный фартук или пристроиться за шиворот… Только ты утихомирил западных варваров, подсчитал распашку на полях, разметал со стола челобитные, доносы и жалобы, да только собрался на кузню — хвать тебя курьер от заградных войск на южном по?бережье: пираты высадились здоровенной флотилией, стало быть, опять на коня и вперед!.. Только ты придумал новый способ закалки лез?вия с одновременным отпуском обушка — гонец: сель смыла деревушку возле Гномьей горы, в соседних селениях смута, беженцы по дорогам… Самому надо ехать, помогать беженцам едой, деньгами и плетьми…

Сегодняшнее утро — благословенное: весенний дождь зарядил с утра, все дела к празднику загодя переделаны, на рубежах, горных, водных и степных, раньше чем через трое-четверо суток никаких военных событий не ожидается — что бы и не отдохнуть, пока до пира далеко?

Хоггроги попеременно старается за молотобойца и за главного кузнеца, хочет выковать простой дамский кинжальчик, но чтобы с узором и самых высоких свойств: прочный, острый и не хрупкий. Для рукояти у него уже припасен драгоценный рог от ящера-троерожки: два больших рога пойдут главному ловчему в запасники, он из них велит сделать лучшие на свете охотничьи рога, а костяной воротник обещан в храм Земли, под алтарь… Легенды гласят, что раньше из-за бесконечных стад этих троерожек травы и почвы было не видать, а ныне ящеры эти — даже на теплом севере большая редкость.

Весело махать молотом и подстукивать молотком-указкой, покрикивать на подмастерьев, вздувающих меха, советоваться с древним Зогой, кузнечных дел мастером, который еще деду его служил…

— Что там опять такое?..

Посыльный забежал в самую кузню, показывая, что дело важное и неотложное, и теперь стоял в глубоком поклоне, ожидая вопроса. Куда деваться высокородному властителю от забот своего удела — ну, спросил.

— Ваша благородная супруга, ее светлость маркиза Тури, просит сообщить, что она стоит под дождем и ждет решения вашей светлости…

— А-а-а!.. Досадистые боги, всем вам по изжоге! Забыл!.. — Хоггроги утер платком вспотевшее лицо. Это-то еще ладно, это даже хорошо. Как же он мог забыть, что обещал показать Тури ближайшую ковку? Женщина в кузнице — плохая примета, но сие никак не касается маркиза Короны и его дражайшей половины, ибо он здесь главный, а вовсе никакие не приметы и не суеверия. — Зови скорее, не томи ее под дождем, а уж я жду — передай — с самого утра…

Здесь Хоггроги лгал с легкой душой и ни малейших мук совести не испытывал: да, забыл случайно, однако искренне рад ее приходу и старается здесь как раз для нее, ей подарок готовит, своими руками кует.

Хоггроги не успел отдышаться, как в открытом проеме кузницы показалась его супруга. Была она очень молода, скорее, даже юна, тридцати лет, как и Хоггроги, ростом — ему под мышку, однако так хорошо сложена, что даже слегка располневшие бока не мешали Хоггроги смотреть на нее с восхищением и жадностью.

— Что же ты, дорогая, не выбрала более погожий день для визита сюда? Вон как льет, а тебе нельзя простужаться, ты ведь теперь не одна! — Хоггроги выразительно подмигнул на ее уже заметный животик и засмеялся.

Тури нарочито жеманно улыбнулась и поклонилась в ответ:

— Дождь? О нет, дорогой мой супруг и повелитель, даже буря, град и землетрясение не остановят меня в моем стремлении всюду следовать за моим сюзереном, а кроме того — верный Керси держит надо мною зонт, и я ничуть не промокла!

— Керси… Керси правильно поступает, что держит над тобою зонт, защищая от слякоти, да только не гоже — воина, будущего рыцаря, заставлять… — Хоггроги поразмыслил, выбирая дальнейшие слова — …за дамами зонтики носить!

— Вот как? Да, это могла бы сделать одна из моих фрейлин, но только я боюсь, что мой грозный супруг вконец бы разгневался, видя большое количество женщин в кузнице, которая, наряду с обеденным столом, одна из важнейших святынь мужского мира. Поэтому я и осмелилась опереться на крутое плечо надежнейшего из твоих рыцарей.

Хоггроги расхохотался и подмигнул розовому от смущения пажу, невысокому и щуплому из-за крайней молодости лет.

— Победила, сдаюсь, но он пока не рыцарь. Керси, между прочим, я как раз удивлялся твоему отсутствию. Засучи или отстегни брыжи, манжеты с рукавов, да раскатай, расправь угли поточнее, шлак прими; сейчас у нас будет очень важный отрезок ковки. Дайте ему важень!

— А что именно ты делаешь, мой повелитель? — Большие карие глаза маркизы Тури распахнулись и вспыхнули, не в силах вместить все бушующее в них любопытство: на ее памяти никто и никогда из рыцарей не разрешал женщинам появляться в таком месте, даже когда жены и дочери кузнецов-простолюдинов приносили своим близким обед и ужин, им не позволялось подходить к воротам кузницы ближе, чем на полсотни локтей… Вот и сейчас живущий при кузнице старик Куфо, жрец храма бога Огня, смотрел на маркизу исподлобья и неодобрительно тряс седыми космами… Однако Хоггроги Солнышко любил сам принимать решения, он его принял — и что ему после этого домашний жрец и даже его бог?

— Я? Разогреваю вот эту вот стопку железных палочек… И проковываю их в единую плитку… Вот так! Вот так! — Маркиз выхватил клещами четыре воедино стиснутых между собою, добела раскаленных железных брусочка, положил на двурогую наковальню и стал бить по ним увесистым молотом. — Вот — другое дело. Пусть остынет малость.