Пенталогия «Хвак» - Санчес О. "О'Санчес". Страница 89

Но это сытым тюремщикам было тьфу, зато узники жадно принюхивались к божественному аромату, исходящему из кельи… Кто? Маркиз Короны? А как ему удалось?.. Фодзи, Фодзи… Дигори… Ну расскажите же, судари?

Первую добычу Лароги съел сам, подчистую, даже косточки разжевал в кашицу и проглотил, вторую, в полдень того же дня, поджарил с помощью другого уса и поделил пополам, отдал соседям справа и слева — противнику, гвардейцу Фодзи Гура, и соратнику, князю Та-Микол.

— Усов у меня больше не осталось, судари! Надобно всем нам копить усы и бороды, бунчуки, чтобы огонь хранить и друг другу передавать. Вы же слышали, что наш главный привратник сказал: нарушений в стражном деле нет, на остальное ему плевать. Я показываю вам, вы перенимаете и передаете дальше…

Миновало целых два месяца, прежде чем воодушевленные охотничьими забавами рыцари-аристократы истребили подчистую всю тюремную живность в подземелье. Однажды даже вспыхнул горячий спор (передававшийся по цепочке, от узника к узнику): следует ли употре?бить в пищу домового, буде таковой попадется под удар цепи или грязевого колобка?

Когори Тумару сидел с краю, в самой «невыгодной» для охоты келье, был он моложе всех, самый порывистый и прекраснодушный. Вот как раз он, невзирая на муки постоянного голода, стоял за то, что домовые почти что люди и кушать их нехорошо… И оставался в подавляющем меньшинстве, пока кто-то не вспомнил, что домовые все-таки нежить, и плоть их практически несъедобна…

Долго ли коротко, но однажды зазвенели ключи у каждой кельи, застучали кузнечные молотки по гремящим кандалам, завизжали тюремные двери, нарочно никогда не смазываемые…

— Это нас на эшафот, что ли? Так покормили бы сначала!

— Ничего не знаю, судари, но велено вас привести, как есть, не умывая и не переодевая, под очи его Высочества, наследника престола.

Молодые люди негромко поудивлялись столь странному распоряжению, но спорить, конечно же, не стали. Его Величество посчитал для себя низким — лично встречаться со смутьянами и шалопаями, довольно с них и монаршего прощения, канцлеру же это поручить… Нет, незачем подставлять своего верного слугу под недовольство униженных своим плачевным состоянием аристократов, будущих вельмож… Вот он и доверил это дело сыну… Пусть предметно учится управлять, карать и миловать…

Потом была мыльня во дворце наследника престола, опрометчиво предоставленная его Высочеством бывшим узникам… Боги! Никогда до этого сие святилище чистоты не видывало таких неиссякаемых потоков зловонной грязи!..

Потом им вернули оружие и одежду. Как ни странно — ни одна мелочь не пропала, все, вплоть до серебряной монеты осталось на местах. Вот только одежда оказалась просторна исхудалым плечам и костлявым задницам…

— Это мне? Мое? Ах да, точно. Благодарю, однако, сей меч отныне годится только на подковы. — Санги Бо взял обнаженный меч на вытянутые руки и показал остальным: — Вы только взгляните, судари! После интимного свидания с мечом моего друга, дорогого маркиза Лароги…

Лароги с важным видом наклонился к искореженному клинку…

— Угу… Но это будут прочнейшие, лучшие в мире подковы, сударь Санги, клянусь крысиным окороком!

Потом молодые люди разошлись кто куда, по домам, где их ждали счастливые родственники, пировать и праздновать, с тем, чтобы на следующий день устроить уже настоящую праздничную пьянку среди «своих», вчерашних противников, а ныне самых близких друзей… Трое суток отдыха им было положено, до того как отправиться воевать, во искупление, так сказать… Но потомственный трезвенник Лароги Веселый, маркиз Короны, так ни разу и не захмелев, попрощался со всеми в конце второго дня: дела, судари! Обнимемся — и мне пора!

Приграничные поселения вновь подняли мя?теж, и впору было возвращаться, лично все улаживать, огнем, мечом и отеческой справедливостью для обеих воюющих сторон…

В столицу маркиз уезжал с бородкой, с длинными усами, а вернулся безусый и безбородый, с щетинкой волос на стриженой голове…

Хоггроги Солнышко провел ладонью по квадратному подбородку… скрипит уже, пора звать брадобрея… Эх, с бородою-то попроще, не так хлопотно, да вот только маркизе Тури он больше нравится чисто выбритым… И матушке тоже. Тут они обе одного мнения придерживаются… что само по себе совпадение изрядное.

— Брадобрея мне! И живо, чтобы сразу взялся, как только господин художник закончит!..

ГЛАВА 5

Была в жизни маркиза Хоггроги Солнышко тайна, которую он свято хранил, которую он тихо берег, будучи не в силах ни забыть ее, ни расстаться с нею… Одним словом, в сердце женатого человека Хоггроги жило две любви…

— Ваша светлость…

— Да, Рокари, доброе утро, докладывай. Как я понимаю, с вестями? Началось? — Хоггроги принял своего сенешаля запросто, в малой столовой комнате, не вставая. — Садись, присаживайся, Кари, со мной позавтракаешь, по-домашнему, без этикета, моя пресветлая маркиза с самого вечера чувствует себя неважно, пусть поспит как следует. Парень-то — уже вовсю шевелится в чреве! Такой бойкий!..

— Поздравляю, ваша светлость. — Рокари Бегга плотоядно пошевелил над столом свежевымытыми пальцами, выбирая, с чего бы начать, с маринованных ящерок или сразу с горячего.

— Рано еще поздравлять. Кушай, сегодня у меня только яичница на завтрак, но зато ее много. Эй, Нута, обеспечь сенешаля, добавь хлеба, ветчинки не жалей, проголодался он, издали скакавши. Так что там, набег?

— Так точно, ваша светлость, набег! И преизрядный! Я только что с западной заграды. Суроги перешли реку. Пешие, конные, движутся ходко, скрытно. Общей численностью до десяти тысяч воинов. Марони Горто решил на месте дожидаться подмоги… хотя я предлагал…

— Ого! Где они столько набрали?

— Соседи, видимо, подключились в помощь, рассчитывают, что поживы на всех хватит. Их цель — городок Старые Броды. А ведет их Амира Нату…

Сердце Хоггроги с такой силой ударилось о грудную клетку, что боль от удара растеклась по всему телу, прихлынула в виски.

— …родная дочь того самого Кор… кро… Крориго Нату, что еще при вашем батюшке приезжал, якобы замиряться.

— Да, я помню.

— Все-таки не понимаю я, как эти варвары позволяют бабам соваться в мужские дела? Чуть ли не вровень себе их держат! А, ваша светлость?

— Угу. Но ты не отвлекайся, докладывай по порядку.

— Виноват. Значит, пришли они со стороны высокого перевала, потом реку вброд, переправлялись весь световой день. Мы их считали с трех позиций, с каждой независимо, все сошлось. Кроме того, наши лазутчики…

Хоггроги вспоминал. Это случилось ровно четырнадцать лет тому назад. Стояло такое же лето, жаркое, пыльное, с малыми дождями. Пограничная река Змея обмелела настолько, что приходилось выставлять к юго-западным рубежам утроенные, учетверенные пограничные отряды, однако и этого сплошь и рядом оказывалось недостаточно: варвары во всю звериную мощь перли сквозь заграды, подчистую разрушая и грабя на своем пути. По сложившемуся за многие столетия обычаю, Ведди Малый, верный заветам предков своих, воевал так: сначала следует разгромить вторженцев, поубивав их как можно больше, и далее, на плечах неприятеля ворваться на их территорию, сжигать и разрушать кочевья, стойбища, городища… У сурогов, к примеру, были уже свои города. Ну, те еще города… Маленькие, грязные, неудобные, как правило, с домами из дерева и глины — варварские, одним словом, но — не стойбища уже, да и не деревни. Ведди ровнял с землей все, что располагалось в пределах двух дней конного пути от границы, а потом возвращался домой. Немногочисленных пленных сразу же после похода продавали в рабство, за море, небогатые трофеи сбывались туда же — купеческие флотилии по условленным датам собирались и ждали в заливе Бери Бо…

Однажды, именно в то лето, Хоггроги спросил отца:

— Отец, а не проще ли не отступать каждый раз в свои земли, возвращая захваченные варварам, но объявить своими, поставить гарнизоны по новым рубежам? Чтобы вся эта нечисть больше нам не досаждала?