Мыши Наталии Моосгабр - Фукс Ладислав. Страница 22

– Я в самом деле не знаю, что с вами, госпожа Айхенкранц, – сказал господин Смирш, подсев снова к пишущей машинке, – что, собственно, случилось? Или в самом деле что-то случилось? Конечно, и то правда… – он посмотрел на мальчика у стула, – что вид у него вполне невинный. Он выглядит как маленький полосатый ангел, вот-вот раскинет крылья. Но это обманчиво.

Сидя на стуле, в своем черном платье и чепце, госпожа Айхенкранц вдруг чуточку успокоилась. Чуточку успокоилась, но все-таки была еще беспокойна и бледна. Она сказала:

– Господин советник, я делаю, что могу. Госпожа Моосгабр знает, что это так, госпожа… – она повернулась к скамье, и госпожа Моосгабр кивнула, – он не ворует, ни свечки не взял. Ни палки. И ни в кого не стрелял. Правда… – Госпожа Айхенкранц, обратившись вдруг к сыну, взволнованно сказала: – Правда, что ты вчера то же самое говорил этой госпоже, когда она вела тебя из парка домой, это же так, правда?

– Это к делу не относится, – сказал господин Смирш за машинкой, – не повторяйте того, что к делу уже не относится.

– Спасибо, – сказала госпожа Айхенкранц, сейчас она была чуть спокойнее, но все-таки еще достаточно беспокойна и бледна. – Спасибо, господин советник. Но он ничего не взял и у того старикана у могилы, ведь старикан явно ненормальный. Разве вообще можно взять у кого-то что-то из кармана возле могилы? Вот так прямо из фалды, когда он стоит там, повернувшись в профиль? Госпожа Моосгабр лучше знает, что ничего взять нельзя, правда, госпожа… – И хотя госпожа Моосгабр кивнула, госпожа Айхенкранц вдруг опять обратилась к сыну и взволнованно сказала: – Правда, что ты вчера вечером то же самое говорил этой госпоже, когда она вела тебя из парка домой, это же так, правда?

– Это тоже к делу не относится, – сказал господин Смирш за машинкой, – и откуда госпоже Моосгабр знать, что так воровать не с руки, она же не карманница. И Клевенхюттер уже был здесь, дело решенное.

– Господин советник, – вскричала госпожа Айхенкранц, сейчас она была более спокойна, но все еще очень бледна, и голос у нее дрожал, – господин советник, спасибо и на этом. Но дома у него есть все, что только не пожелает, даже свой ящик. А вчера вечером он сам сказал госпоже Моосгабр, когда она вела его из парка домой… ты же говорил этой госпоже, правда… – быстро и настойчиво она опять обратилась к сыну, – госпожа Моосгабр все знает, она сама вчера вечером все осмотрела и выяснила, мы целый день искали мальчика, правда… – И госпожа Моосгабр на скамье кивнула в третий раз.

– Однако, мадам, – сказал господин Смирш за машинкой, – не о том идет речь. Речь идет о совершенно другом.

– Иисусе Христе, – вскричала госпожа Айхенкранц и снова забеспокоилась и побледнела, как смерть, – Господи Боже, я это предчувствовала. Я это предчувствовала. А о чем, ради Христа, речь?

– О том, – сказал господин Смирш, – что я никакой не советник, а пенсионер, и здесь, в Охране, только оказываю помощь.

Госпожа Айхенкранц вытаращила глаза, и бледность вдруг сошла с ее лица. Она опять стала поспокойней. Взглянула на госпожу Моосгабр на скамье, и госпожа Моосгабр кивнула.

– Да, – кивнула госпожа Моосгабр, – господин Смирш – пенсионер и играл на валторне. Он до сих пор играет, а этот второй господин… – госпожа Моосгабр указала на господина Ландла у оконных решеток, – это господин Ландл, он тоже пенсионер и тоже играл на валторне и до сих пор играет. У меня перед домом снова разболелась нога, и господа помогли мне дойти. До этого мы не были знакомы.

– На валторне, или же на лесном роге, – сказал господин Смирш, – как и мой коллега Ландл. При этом мы сотрудничаем здесь в Охране. А сейчас готовимся к исполнению великого «Реквиема», – сказал он вдруг, бросив взгляд поверх письменного стола на портреты председателя Альбина Раппельшлунда и вдовствующей княгини правительницы Августы, – будем играть в больших оркестрах, приходится много репетировать, управляет нами мсье Скароне из Боснии. И… – он снова обратился к госпоже Айхенкранц, – так что не называйте меня «советником». Вы уже поспокойнее? Вы уже не так бледны? Вы уже не так боитесь госпожи Моосгабр? В самом деле, странно, что вы были так беспокойны и бледны и так боялись, теперь уже немного лучше. А что же ты, – господин Смирш вдруг повернулся к мальчику, – ты пока не сказал нам ни слова.

– Господин, – сказала госпожа Айхенкранц, к удивлению опять весьма беспокойно и сильно побледнев, – сегодня ночью он потерял голос. Он чуточку простудился вчера вечером в парке, когда госпожа Моосгабр вела его, и потому не может сегодня много говорить.

– Помилуйте, ведь еще сентябрь, тепло, – сказал господин Смирш, – откуда ж ему простудиться! Деревья зеленые, и еще цветут цветы. У него у самого белый цветок на майке, хотя и довольно увядший. Где ты его взял?

– Нашел, – улыбнулся мальчик.

– Нашел его на тротуаре где-то в парке, господин советник, – быстро сказала госпожа Айхенкранц, – кто-то, наверное, вчера его там обронил, и он теперь его носит. Носит его со вчерашнего вечера, с тех пор, как госпожа Моосгабр встретила его и привела из парка домой. Сам бы он ни за что не сорвал цветок.

Тут открылась передняя дверь и вошла госпожа Кнорринг. Она кивнула госпоже Айхенкранц, поспешно вставшей со стула, села за письменный стол и уставилась в ноты перед собой.

– Этот случай в метро на станции «Центральное кладбище» весьма необычный. Арестованная сегодня в полвосьмого утра на перроне действительно подозревается в том, что возглавляла шайку расхитителей посылок. То, что полицейский испугался, когда брал ее, было, конечно, промашкой. У полиции нынче действительно трудное положение, и чем дальше, тем оно станет труднее. Ситуация из рук вон скверная, и неизвестно, что будет… – Она посмотрела на господина Смирша за машинкой. – Господин Смирш не любит слушать об этих вещах. Но тут нечто другое… – Госпожа Кнорринг посмотрела перед собой на госпожу Моосгабр на скамье. – Мне кажется, госпожа Моосгабр, что та женщина, которую сегодня утром арестовали в метро, очень похожа на вас.

– Господи, – удивленно тряхнула головой госпожа Моосгабр, – но ведь это не я, госпожа Кнорринг. Я ведь никогда не возглавляла шайку расхитителей посылок. А сегодня утром я даже не была на станции «Кладбище». В самом деле, это не я, – сказала она снова, но теперь уже довольно шутливо.

– Конечно, это не вы, – засмеялась госпожа Кнорринг, – да и как бы это могло быть, если эта женщина арестована, а вы сидите здесь. Я просто говорю, что она похожа на вас. Но у нас впереди другие важные дела. Вот… – госпожа Кнорринг указала на ноты перед собой и перевела взгляд на господина Смирша за машинкой и на господина Ландла у оконных решеток, – это очень трудная партия. Валторны здесь звучат под пение хора, а хор поет под звучание валторн. Это исключительно трудно и удается лишь при максимальном усилии. Апропо, госпожа Айхенкранц.

Госпожа Айхенкранц все еще стояла и была смертельно бледна, беспокойна, почти как в ту минуту, когда только вошла сюда. Одной рукой она держала мальчика за локоть и смотрела на госпожу Кнорринг, как на привидение.

– Госпожа Кнорринг, – сказала она взволнованно, – я несчастна. Я несчастна, и госпожа Моосгабр несомненно, подтвердит это. Госпожа Моосгабр вчера вечером привела мальчика из парка домой.

– Госпожа Айхенкранц в самом деле несчастна, – кивнула госпожа Моосгабр.

– Так сядьте же, мадам, – кивнула госпожа Кнорринг, – о мальчике мы все уже знаем. Госпожа Моосгабр подала рапорт, и я сейчас сделаю вывод. – И госпожа Кнорринг вскинула голову, подняла глаза к потолку, словно желая – при всей невозможности – лицезреть над собой портреты Альбина Раппельшлунда и вдовствующей княгини правительницы Августы, и сказала: – Мы еще раз попробуем. Пока мы его оставим дома, раз он вам помогает зарабатывать на жизнь. Вот так, – она посмотрела на мальчика, все время стоявшего возле матери, – попробуем еще раз, но это в последний. Если будешь по-прежнему озорничать, прогуливать школу и бродяжничать, если будешь брать чужие вещи и стрелять птиц, отправишься в спецшколу – пощады не жди. Госпожа Моосгабр ходит на кладбище и будет проверять. Апропо, госпожа Моосгабр, скажите по этому поводу свое слово.