Мыши Наталии Моосгабр - Фукс Ладислав. Страница 34

Везр зажег новую сигарету, взял посылки и сунул их под диван. Чужой человек – черный пес встал со стула и помог ему. Набуле тоже встала, посмотрела на мышеловки на диване и засмеялась.

– Ну что ж, – сказал Везр, – все уложено, точно в камере хранения аэропорта. В сухом и теплом месте. – А потом он стряхнул пепел, подошел к матери и сказал: – Так, а теперь кое-что тебе расскажу. Чтоб ты знала: тебе тоже немало достанется, хоть ты и не заслужила этого. Итак, газеты. Вот эта пачка газет, – он повернулся к столу и схватил пачку за веревку, – тебе для заработка, причем сразу в руки. Дневной выпуск «Расцвета». Сейчас около двух… – он посмотрел на часы у печи, – самое время выйти с газетами и продать. Тут двести штук, за сто проданных получишь двадцать геллеров, двести штук продашь за четверть часа. Дневной выпуск люди друг у друга из рук вырывают, потому что в нем есть то, о чем вечером и утром не пишут. А как все продашь, возьмешь вырученные деньги и с этой карточкой… – Везр сунул руку в серое пальто и вынул карточку с адресом и телефонным номером «Расцвета», – с этой карточкой пойдешь в редакцию, отдашь им вырученные деньги, и они заплатят тебе сорок геллеров. Сорок геллеров на руки всего за четверть часа, это тебе не два гроша в месяц за твои могилы. Сделаешь бизнес, какой мало кому подворачивается. А еще дам совет, куда тебе с газетами встать и что выкрикивать, чтобы за четверть часа все они разошлись. Чтобы у тебя из рук их вырывали. Пойдешь на перекресток к «Подсолнечнику» на угол близ киосков, откуда тянется проспект на площадь нашего председателя Альбина Раппельшлунда, на этом проспекте и редакция. А выкрикивать будешь какой-нибудь заголовок с первой страницы… – Везр указал на первый экземпляр газеты, что лежал сверху, – читать ты умеешь или как? Выкрикивай хотя бы этот заголовок о старой бессмертной курве. И не забудь карточку. – Он бросил карточку «Расцвета» на стол к посылке.

Госпожа Моосгабр стояла теперь уже достаточно близко к столу и смотрела на кипу газет. Голова у нее опять кружилась, и она опять испытывала непонятную жажду. Потом вдруг услышала голос за своей спиной от печи.

– Что хорошенького вы варите, мадам? – спросил чужой человек – черный пес у плиты, заглядывая в кастрюлю и миски. – Обед варите, а нам даже ложки не дадите? А ведь мы не часто к вам захаживаем.

Госпожа Моосгабр хотела что-то сказать, но в этот момент завизжала Набуле.

– А как же колодец, – завизжала она и закружилась, – ты ей еще про колодец скажи. Это для нее будет полный отпад, если вообще она не рехнется. Сегодня лучше скажи ей половину, а остальное в другой раз, – завизжала она и закружилась, – по крайней мере, станет нас уважать и, когда опять придем, – будет ждать нас с обедом.

– Колодец, – засмеялся Везр и стряхнул пепел с сигареты на пол, – стало быть, колодец. Знаешь, о чем речь?

Госпожа Моосгабр смотрела на чужого человека – черного пса, который пялился на картофельный суп и кукурузную кашу на плите, но тут вдруг она обернулась и поглядела на Везра.

– Какой колодец? – спросила она.

– Колодец, – сказал Везр и прошелся по кухне, – здесь поблизости в одном дворе есть колодец, и ты о нем не знаешь. Живешь здесь лет пятьдесят, а о колодце поблизости даже не знаешь. Да и откуда тебе знать, если о нем не знает никто. Но и тот, кто о нем знает, – стряхнул он пепел и вдруг посмотрел на буфет, где стоял пакетик «Марокана», – кто о нем знает, не знает главного. Что в этом колодце – клад.

Госпожа Моосгабр тряхнула головой, посмотрела на Везра, Набуле и на чужого человека – черного пса, который уже отошел от плиты и тихо глядел на нее, и сказала:

– Это, должно быть, вранье. Должно быть, обман.

– Вот видите, – вскричал Везр, – это тоже вранье и обман.

– Я знала, что она глупая, – прыснула Набуле и схватилась за красную застежку.

– Мадам, – сказал чужой человек – черный пес нежно и мягко и снова сел на стул, – как вы можете так говорить? Вы сегодня уже утверждали то, что было явно неправдой: и что посылки украдены в метро на станции «Кладбище» и что мы перекупщики. А теперь твердите, что колодец – вранье и обман. И еще говорите, что вы не из полиции и не гадаете на картах. А может, вы по звездам гадаете? Как у вас язык поворачивается? И еще изволите утверждать, – черный пес тихо улыбнулся, – что Везр был в тюрьме и снова туда вернется…

– Так что это за колодец? – спросила госпожа Моосгабр, глядя на кипу газет на столе.

– Что это за колодец, – повторил Везр и подошел к буфету, к пакетику «Марокана», – я сказал. Колодец близко отсюда, и в нем – клад. О кладе никто не знает, знают только о самом колодце. А ты вообще не знаешь о нем, хотя живешь здесь пятьдесят лет. Этот клад может стать и твоим, если ты нам поможешь. Там золото, серебро и целый мешок грошей.

– Ей не нужны деньги, – Набуле придурковато засмеялась, – она же богачка. У нее и так есть гроши, – придурковато засмеялась она, – в гримерном столике в комнате, где она марафет наводит. Зачем тебе было говорить ей о колодце, – засмеялась она, – голову даю на отсечение, что она обо всем раструбит своей свиристелке.

– Но больше я ей ничего не скажу, – сказал Везр и бросил сигарету на пол, – увидим, как она будет вести себя, когда мы придем в следующий раз. Как будет беречь посылки, которые отказывалась взять. Не отсыреют ли они здесь под диваном, не сгрызут ли их мыши. Накормит ли она нас обедом в следующий раз… – сказал он и поглядел на плиту.

Тем временем госпожа Моосгабр продолжала таращить глаза на кипу газет на столе, на карточку с адресом редакции и наконец сказала:

– Если хотите, я и сейчас накормлю вас обедом. Но у меня только картофельный суп и кукурузная каша. С готовкой я не мудрю, покупаю себе только хлеб. А уголь зимой пригодится.

– А мне бы вы тоже дали поесть? – спросил чужой человек – черный пес.

– Тоже дала бы, – кивнула госпожа Моосгабр.

– Отлично, – сказал человек – черный пес, теперь и он смотрел на пакет «Марокана», – отлично. А что, мадам, у вас в этом пакете, сахар? Вы песком подслащиваете?

– Это не сахар, – сказала госпожа Моосгабр, – это «Марокан», мышиный яд. Посыпаю им куски сала в мышеловках, – указала она на диван.

– «Марокан», – улыбнулся черный пес, – мышиный яд. Посыпаете куски сала. Мадам, – улыбнулся он, – вы меня вроде забыли. Разве вы не помните, что я вам предложил в последний раз, и к тому же в письменной форме. Пообещал вам грош, если избавите меня от мышей. Но вы это письмо, должно быть, порвали и даже не соизволили ответить.

– Но ведь я не знаю вашего имени, – сказала госпожа Моосгабр.

– Но вы же знаете, что я каменотес, – улыбнулся черный пес, – если вы так хорошо умеете это делать, приходите к нам в мастерскую. Она у главных кладбищенских ворот. Там вроде есть еще один каменотес по имени Бекенмошт.

– Ну пошли, – сказал Везр и еще поогляделся в кухне, кинул взгляд на диван, на котором лежали мышеловки, на буфет, где стоял яд «Марокан», на плиту, на которой были кастрюля с супом и миска кукурузы, – пошли. Так, стало быть, возьми газеты и топай, да побыстрей, уже два. Топай на перекресток к «Подсолнечнику» и кричи хоть про эту курву, – ткнул он в один из заголовков газеты, что была сверху, – а потом с выручкой и этой карточкой мигом в редакцию. Получишь сорок геллеров на руки. Ну и еще кое-что, – сказал он, – вот гляди. Видишь веревку на газетах. Как продашь их, веревку возьми себе и дома спрячь. Жаль бросать, хорошая, крепкая, и центнер удержит. Ну мы пошли…

Набуле закружилась, затряслась и засмеялась, застегнула красные застежки на светлом пальто, и все трое вышли из кухни в коридор.

– Есть ли у нее еще шест и черные флаги? – прыснула Набуле в коридоре, и госпожа Моосгабр, которая шла за ней, сказала:

– Шест, как видишь, еще есть, вон он там в углу. А флаги, выстиранные, в шкафу, где им и положено быть.

А потом Везр открыл дверь, и они вышли в проезд.

– Так, мадам, будьте здоровы, – сказал черный пес, обходя бочку с известкой, и чуть сморщил низкий лоб под черными волосами, – ступайте с газетами, спрячьте веревку и думайте о колодце. А также о мышах, за которых предлагаю грош. Тьфу ты, эта бочка с известкой вечно торчит тут…