Нечисть (ЛП) - Байерс Ричард Ли. Страница 16

Кто-нибудь ему точно бы сообщил, нет сомнений. Но он не осмеливался просто бродить вокруг и задавать вопросы. Его гипнотические силы были весьма велики, но иногда люди с сильной волей оказывались ему достойными противниками. Если он опросит достаточное количество народу, кто-нибудь из них впоследствии неизбежно об этом вспомнит.

Следовательно, ему нужно использовать свою силу на тех, кто с наибольшей вероятностью обладает нужной ему информацией. Проблема в том, что Тсагот понятия не имел, кто бы это мог быть. Сложно быть в чем-то уверенным, ведь тонкости дворцовой жизни были ему в новинку. Он редко посещал материальный план ранее. Даже на своем родном уровне он был одиночкой, охотящимся на пустошах, и не привык к замкам и обществу.

Возможно, потому, что он только что закончил свою скудную и не утолившую его голод трапезу, Тсаготу пришла в голову очевидная мысль: все, демоны и люди, нуждаются в пище.

 Поэтому он направился к кухне – или множеству кухонь, если быть точным, обширному открытому пространству, где стояла жара от пламени огромных печей и каменных очагов. Истекающие потом кашевары чистили лук и рубили кур. Пекари замешивали тесто. Свиные туши жарились на вертелах, горшки исходили паром и бурлили, а поварята чистили подносы.

Тсагот моментально понял, что суета в этой части замка не прекращается никогда. Тем не менее, его появление заставило их сбиться с ритма. Когда одна из женщин наконец заметила маячившую в дверях фигуру, она пронзительно закричала и подпрыгнула. Её кастрюля с лязганьем покатилась по полу. Другие повара повернулись, чтобы увидеть, что её так испугало, и тоже побледнели.

Тсагот понял, что не сможет вести свои расспросы под прицелом стольких глаз. Он направился прочь, но далеко уходить не стал. Всего несколькими шагами далее располагалась холодная, продуваемая насквозь кладовая с мраморной стойкой и увешанными полками стенами. Он проскользнул внутрь и, затаившись в самой глубокой тени, принялся терпеливо ждать.

Довольно скоро мимо него, спеша выполнить какое-то поручение, пронеслась повариха в покрытом пятнами белом фартуке. Её лицо и руки были испачканы мукой. Было секундным делом броситься к женщине, зажать ей рот одной из своих рук и, скрутив её остальными тремя, подтащить её к буфету.

Тсагот уставился в её широко раскрытые, бешено вращающиеся глаза и своей ментальной силой проник в её разум. Она прекратила вырываться.

– Я твой повелитель, и ты сделаешь так, как я скажу, – демон убрал руку от её рта. – Поняла ли ты?

– Я поняла, – в отличие от того Красного Волшебника Вызывания, которого он брал под контроль раньше, повариха не казалась вялой и ошарашенной. Она скорее выглядела собранной и деловитой, словно выполняла ежедневную работу на глазах у начальства, у которого не было причин быть ею недовольной.

Тсагот поставил её на пол и отошел.

– Расскажи мне, как найти Мари Агнех.

Мари Агнех была тарчионом Приадора, пока Азнар Трул не решил сместить её и забрать эти земли себе. Она тщетно пыталась вернуть власть. То, что кто-то был одновременно и зулкиром, и тарчионом, было беспрецедентным нарушением обычаев, и это толкнуло её на очень опрометчивый шаг. Она обратилась к Сзассу Тэму и его союзникам из числа лордов-магов, чтобы те помогли ей вернуть утраченные позиции.

Но лич то ли не увидел для себя никакой выгоды, чтобы ввязываться в эту борьбу, то ли решил, что, хоть Азнар и был его злейшим врагом, возмутительно позволять тарчиону оспаривать волю зулкира. В любом случае он отказался помочь ей. Когда Трул узнал о её попытке, он не стал ограничиваться тем, что просто отобрал у неё власть. Он заставил Мари исчезнуть.

Ходили слухи, что он захватил её в рабство, чтобы использовать как игрушку для постельных утех, что она была все ещё жива где-то в стенах этой самой цитадели. Тсагот горячо надеялся, что так оно и было. Иначе он не сможет выполнить свое задание и, значит, застрянет здесь навсегда.

Кухарка вскинула руки.

– Простите, господин. Я слышала эти слухи. Все слышали, но я ничего не знаю.

– Если она тут, – сказал Тсагот, – она должна чем-то питаться. Кто-то из поваров должен готовить для неё еду, а кто-то – относить ей.

Кухарка задумчиво нахмурилась.

– Полагаю, это верно, но мы готовим столько еды и рассылаем её по всему замку, день и ночь…

– Это всего одна порция, – произнес Тсагот. – Вы готовите её регулярно и отправляете туда, куда больше не отправляют ничего. Посыльным, скорее всего, служит кто-то, кто понятия не имеет, для кого она предназначена, а если и знает, то вам не рассказывает. Это наводит тебя на какие-нибудь мысли?

Она затрясла головой.

– Прошу прощения, господин, но нет.

Разочарованный, Тсагот едва подавил желание снова схватить повариху и оторвать ей голову. Но ни одно существо в его положении не может просто убивать всех, кого пожелает, и раскидывать повсюду трупы. Кроме того, её ещё можно было использовать.

– Все в порядке, – произнес он. – Но теперь, когда ты знаешь, на что смотреть, ты будешь наблюдать. Ты не поймешь, что наблюдаешь, и не вспомнишь наш разговор. Но ты будешь искать повсюду, и, если выяснишь что-нибудь, то найдешь меня и сообщишь.

– Да, господин, все, что пожелаете.

Тсагот отпустил женщину, а затем затаился, ожидая, пока сюда не заглянет следующий одинокий поваренок.

Аот скатился со спины Яркокрылой и огляделся в последний раз, чтобы удостовериться, что никаких лошадей в поле зрения не наблюдается.

Заметив его беспокойство, грифониха фыркнула:

– Я могу держать себя в руках.

– Может быть, но лошади-то этого не знают.

Он взъерошил перья на её шее и направился к большой палатке в центре лагеря. Его новый медальон, сделанный в виде стилизованной фигурки грифона, переливался в свете походных костров. За то, что он пережил падение Тазарской крепости и донес тревожные вести до своего начальства, Аота недавно повысили до офицера.

Другим положительным (если можно так выразиться) моментом в этой ситуации было то, что именно его выбрали для наблюдения за передвижениями врагов. Все последнее время он только этим и занимался. Теперь наезднику нужно было отчитаться перед тарчионом. Стоявшие перед входом в палатку стражники были осведомлены о его деле и поэтому пропустили его беспрепятственно.

Нимия Фокар, правительница Пиарадоса, была одета в стеганку, которую воины обычно использовали, чтобы железные доспехи не натирали тело. Она была красивой женщиной с широким, чувственным ртом, несколькими серебряными кольцами в каждом из ушей и маленькой серьгой, вдетой в левую ноздрю. Когда он отдал честь, она воскликнула:

– Всадник! Ты, должно быть, проголодался и хочешь пить после своего путешествия. Пожалуйста, освежись.

Она махнула рукой в направлении складного лагерного стола, ломящегося от бутылок вина, кусков хлеба, зеленого винограда, белого и желтого сыра и ветчины.

Её сердечность его не удивила. Нимия всегда вела себя с подчиненными дружелюбно и непринужденно – до такой степени, что иногда приглашала их к себе в постель. Возможно, дело было в его грубых чертах лица и невысокой, крепко сбитой фигуре, но сам Аот никогда не удостаивался подобного предложения. В любом случае, он был даже рад, что этого не произошло. В случае каких-либо неудач Нимия имела склонность превращаться в свирепую поборницу дисциплины, порой вымещая злость даже на тех солдатах, которые не имели никакого отношения к случившемуся. Он заметил, что в этом случае чаще всего именно её бывшие любовники оказывались привязанными к столбу для наказания плетьми.

– Благодарю вас, тарчион.

Он, конечно, был голоден, но не настолько, чтобы одновременно есть и докладывать. Однако выпить – почему бы и нет, к тому же он не хотел оскорбить Нимию, отказавшись воспользоваться её гостеприимством. Наездник налил вина в один из оловянных кубков, которые стояли там как раз на случай подобных ситуаций.