Сестренки - Пилипик Анджей. Страница 20

В конце концов, девушка легонько усмехается. Вот что значит злая слава. За нее следует благодарить всем графоманам, создающим бульварное чтиво…

— Забота о всестороннем физическом и умственном развитии — это основной признак разумного существа, — звучит в спортивном зале голос преподавательницы.

Ученицы терпеливо стоят и слушают. Их любимая пани преподаватель способна иногда двигать подобные речи. Тут нужно лишь поддакивать и чуточку переждать….

— Вы только поглядите на себя, — голос переполнен упреком. — Стадо перекормленных гусынь. Горбитесь, ноги ставите криво, все девичьи прелести псу под хвост… Вот поглядите на свою одноклассницу…

Ей не надо говорить: на какую. Молодая сербка стоит вытянувшись, будто тростинка. Стопы стоят идеально ровно. Слушая преподавательницу, она немного склонила голову. При этом ее поза совершенно естественная. Как обычно. Мешковатые штаны от тренировочного костюма маскируют ноги, зато сегодня на ней футболка с коротким рукавом. Руки и плечи тверды, кожа опалена солнцем. Они загорели гораздо сильнее, чем лицо. Возле запястья небольшой шрам.

Станислава окидывает учениц полным неодобрения взглядом.

— Ладно, — спокойно продолжает она. — Начнем снова с отжиманий.

Моника опирает ладони об пол. Ее руки кажутся тонкими и слабыми, но так только кажется. Девушка готова сразиться с преподавателем.

Все остальные девчонки в течение недели в выходные никак не тренировались, хотя преподавательница задавала это. Вновь половина отпадает при пятом отжимании. Десять, двенадцать, и вот остаются двое: учительница и сербка. Тридцать, сорок… Пятьдесят… По лицу девушки начинают стекать крупные капли пота.

— Достаточно, — Станислава поднимается. — Не станем терять целый урок, — она тоже запыхалась. Тридцать приседаний. И мигом.

В ответ раздается всеобщий стон…

Длинный перерыв длится полчаса. Этого достаточно, чтобы ученицы пообедали. И даже слишком много времени на то, чтобы поупражняться в выпадах саблей. Станислава подходит к делу с запалом. Вокруг цели она выстроила сложную конструкцию из лавок, стульев и лавочек. Сейчас умело скачет по пружинящим доскам. Выпады, обманные движения, защиты… Баторовка [42] лежит в руке идеально. Несмотря на нестабильное основание, Станислава идеально удерживает равновесие, ей не нужно глядеть под ноги, чтобы безошибочно находить места, от которых можно отпрыгнуть. Немногочисленные специалисты, которые были бы в состоянии оценить ее искусство, наверняка бы терли сейчас глаза от изумления. Да, умение постепенно восстанавливается. Венгерский клинок уже три сотни лет не пил людской крови, и остается надеяться на то, что так уже и останется. А вот дубовый брус пострадал сильно. Еще пара тренировок, и нужно будет где-нибудь доставать новую колоду.

Звонок будильника. Пятнадцать минут прошло. Замести щепки, смыть с себя пот и усталость. И сразу же потом нужно бежать на уроки… А жаль. Станислава быстро демонтирует помехи. Деревянная колода и сабля, завернутая в платье, прячутся в шкафчике. Ключ в карман и бегом под душ. Преподавательница забегает в раздевалку для девушек. Три девицы сидят в уголке, списывают домашнее задание. Стася выгоняет их и запирает дверь на шпингалет.

В душевой темно, сгорела последняя лампочка. Но расположение помещений известно ей довольно хорошо. Хватит и того света, что попадает из раздевалки. Нужно только подложить что-то под двери, чтобы не захлопнулись. С полотенцем на плече девушка ныряет в сырой полумрак. В воздухе висит липкий пар. Волосы высохнуть не успеют, впрочем, особого значения это и не имеет. Сейчас тепло, сами высохнут.

В нос шибает запах косметических средств, мокрого цемента, цвели. Стася становится под душ и запускает ледово-холодную воду. По обнаженной спине пробегает дрожь. Внезапно вспомнилась турецкая баня. Хотя минуло столько времени, она до сих пор помнит цветастые плитки. Тогда баня казалась безопасным убежищем, где в темноте можно было выплакать все свои печали. Неужели и вправду прошло четыреста лет? Память и воображение сплетаются в единое целое. Шорох льющейся воды и капание слез молоденькой рабыни…

Подобного типа места ассоциируются с того времени с чем-то нехорошим, хотя сама она и любит помокнуть под душем. Стася прикрывает глаза. Время замедлило свой бег. Невыразительные тени и воспоминания… Тогда она стояла под ручейком теплой воды, приложив острую дамасскую сталь к запястью. Вспомнилось, как родилась ярость. Она подросла, за несколько минут девочка превратилась в женщину. Женщину с Кресов, шляхтянку. Гордую, жесткую, вольную…

А потом… Взгляд, переполненный бескрайним изумлением, и кровь, пятнающая мрамор и смываемая водой…. Что, не ожидал, скотина жирная. Нож, украденный с мыслью о себе самой, пробил сердце самого султана. Первая смерть, удар, нанесенный в отчаянии, из ненависти. Он никак не ожидал, только потому и удалось… Лишь после этого пришел полный покой.

Бегство… Безумное, невозможное, сотни верст сквозь враждебную страну. Долгий путь, отмеченный телами палачей. С той поры много раз приходилось выбирать между смертью: своей или чужих. И всегда она принимала самое правильное решение. Она шляхтянка с Кресув. Беда тому, кто заступит ей дорогу.

Стася стоит под душем. Слишком долгое обливание холодной водой ослабляет тело, зато закаляет тело. Прибавим немножечко горячей. Дух уже закалился, пора укрепить тело. Струйки воды стекают по обнаженной коже. Один только старинный турецкий стилет в кожаных ножнах украшает ее щиколотку. Жизнь научила, что даже в бане нельзя забывать о безопасности…

Шелест воды… и тут же иной, чужой звук. Что-то шумит в трубах. Неужто кто-то из учениц задержался? Невозможно. И все же. Тихое шлепание босых стоп в лужах воды. Это не ученица. Движется слишком быстро и слишком уж быстро находит дорогу в темноте. Воображение подсовывает образ тигра, искусно продвигающегося во мраке. Черт… Нет, это не дикая кошка. Человек. Суданский колдун, анималист, разбудил в себе зверя. Перенял его черты, силу и инстинкты. На руках наверняка перчатки со стальными когтями. Страшное оружие, если уметь им пользоваться. Они мастера в этом.

Стилет в ладонь. Быть может, кому-то и удастся напасть, но кто-то за это и заплатит. Жизнью. Стася скачет в темноту. Шлепание стоп все ближе. Пришли за ней… Девушка, притаившись, ждет за углом. Если дадут очередь из калашникова — она не выживет, но имеется шанс, что ее хотят зарезать втихую. Станислава наносит удар. Вслепую, но она чувствует, что кто-то перед нею имеется. Клинок высекает искру, столкнувшись с другим клинком. Неприятель блокирует выпад. Чудовищный рывок лишает девушку оружия. Нож падает на мокрый бетон. Так что сейчас она голая и беззащитная. Отступить на шаг. Противник прямо перед ней. Две толстые деревянные шпильки, как всегда поддерживающие ее изысканную китайскую прическу, все еще в волосах. Стася молниеносно хватает их. Внутри каждой тонюсенький клинок из самой лучшей инструментальной стали. Острый словно бритва. Держа шпильки в руке, шляхтянка ждет удара. Взглядом она все так же пытается пробить темноту. Кто на нее напал?

Идиотизм, пережить четыре сотни лет и позволить себя зарезать в душе… Очень давно она пообещала себе, что живьем ее не возьмут. Пообещала себе, что тот, кому, в конце концов, удастся ее победить, обязан понести такие потери, которые серьезно отравят радость победы. Станислава ждет. Издали раздается шлепание босых ног на кафельных плитках. Противник бежит. Нет, не бежит. Отходит. В мраке душевой уже не чувствуется постороннего присутствия. Пригодился бы фонарик, но стилет можно попробовать отыскать даже без него… Он звякнул где-то слева. Девушка ищет под стеной. Есть. Замечательно вновь почувствовать рукоять в руке… Где-то вдалеке хлопает дверь раздевалки.

На клинке пальцем нащупывается щербина глубиной миллиметра в три. А ведь это превосходная дамасская сталь XVII века… Из чего же выполнено оружие неприятеля? Она ведь ударила в клинок, а не по шлифовальному камню…