Еретическое путешествие к точке невозврата - Крюков Михаил Григорьевич "профессор Тимирзяев". Страница 18

– Откуда ты всё это знаешь?

– Кому же, как не мне знать такие вещи? – усмехнулась Ута, – ведь я – ведьма!

– К-как ведьма? – чуть не поперхнулся Вольфгер, – значит то, что орали мужики… Я думал, это они так, просто по злобе, а ты – обычная повитуха.

– Конечно, я повитуха, – сказала Ута, – но и ведьма тоже. Без ведьмовского дара многого в целительстве не достигнешь. Только я не убивала жену и ребёнка Ганса. Зачем бы мне это было нужно? Ты мне веришь?

Вольфгер кивнул.

Ута подошла к буфету и достала из него кованую железную шкатулку, запертую на замок, отпёрла, достала свёрнутый в рулон пергамент и передала Вольфгеру.

– Вот, это мой патент.

Вольфгер развернул его и просмотрел. Патент был выдан канцелярией архиепископа и гильдией медикусов Саксонии, снабжён всеми положенными подписями и печатями.

– Но… это патент повитухи!

– Конечно, а ты думал, что мать наша, святая Римско-католическая церковь выдаст мне патент ведьмы? Так всегда и делается, патент дают повитухе, но на самом деле, все понимают, что это за повитуха. Церковь знает, что в мире существует кое-что, неподвластное её молитвам и экзорцизмам, и с этим «кое-чем» как-то надо управляться. Вот, нашими руками она и управляется. Конечно, быть ведьмой – дело опасное, ходишь по лезвию ножа, ведь в любое время ведьму могут обвинить в сношениях с дьяволом, наведении порчи, осквернении христианских святынь и прочей ереси. А за это – костёр, и никто за неё не вступится, да ты и сам всё видел. Мне просто повезло, необыкновенно, небывало повезло, что вы оказались в нужном месте и в нужное время… Ты читай, читай…

«…женщин и домашней скотины…» – повторил Вольфгер. – Какой дурак придумал такую формулировку?

– А чему ты удивляешься? – пожала плечами Ута. – Написана чистая правда, в деревнях женщины живут не намного лучше домашней скотины. Только женщину ещё можно и… Впрочем, и скотину тоже можно… Иногда находятся, знаешь ли, любители… Но не будем об этих мерзостях.

– Прости, Ута, но как же получилось, что…

– Что меня чуть не сожгли? Да проще простого. В последнее время Ганс повадился совать свои грязные лапы мне под юбку, жену-то свою он уже не давно не хотел, довёл её до скотского состояния, шутка ли, рожать каждый год, она в тридцать лет выглядела старухой… Ну, я и пригрозила ему, что если ещё раз полезет, у него там всё отсохнет. А тут ещё роды неудачные. Я знала, что будет трудно, ребёночек лежал неправильно, поэтому и посоветовала Гансу дать Эльзе отлежаться, но он не послушался… Я ничего не смогла сделать. Мальчик родился мёртвым, а Эльза истекла кровью. Такое иногда случается, я же не всесильна! Раньше крестьяне это понимали, они видели, что я всегда бьюсь за жизнь матери и ребёнка до последнего, но тут как с цепи сорвались… Ну и, конечно, Ганс и его брат воду мутили… Вот так оно и вышло…

– А знаешь, ведь ты обязана жизнью не только мне, но и своему коту, – шутливо сказал Вольфгер, – ведь мы-то не собирались заезжать в вашу деревню, хотели проехать мимо, а твой кот не пустил нас, заставил свернуть к вам.

– Вот оно что… – протянула Ута, – то-то я смотрю, он пропал куда-то, когда меня схватили. Думала, отступился от меня, и совсем отчаялась, а он, оказывается, за помощью побежал…

– Никогда таких котов не видел, – сказал Вольфгер, – слишком уж он сообразителен для домашнего зверька.

– А он и не кот, – объяснила Ута, – только похож.

– Как это не кот? А кто?!

– Веришь ли, сама не знаю. У каждой ведьмы обязательно есть своё волшебное существо, ну… пусть будет наставник. У кого-то жаба, у кого-то филин или змея, а я всегда кошек любила, наверное, поэтому мне и достался кот. У любого доброго христианина есть свой ангел-хранитель, а вот у меня, ведьмы, – кот…

– А как его зовут? – спросил Вольфгер.

– Никак. Я зову его Кот, он откликается.

– Получается, что это демон?

– Может, и демон. Какая разница, кто? Он не вредит людям. А я бы без него не смогла жить, он мне помогает во всём.

– Прости за нескромность… Если не хочешь, не отвечай… А муж или парень у тебя есть?

– Нет, – ответила Ута, – ведьмам мужья не полагаются.

– А… а дети?

– Дети, конечно, могут быть, ведьмы всё-таки женщины. Только лучше, чтобы их не было. Давай сейчас не будем об этом, хорошо?

– Извини, если обидел, – Вольфгер накрыл рукой ладошку Уты.

Ута ласково сжала его пальцы и убрала свою руку со стола.

Наступило неловкое молчание.

– Послушай, а ведь тебе нельзя оставаться в деревне, – сказал Вольфгер. – Пока мы здесь, тебе ничего не угрожает, но вот когда мы уедем…

Ута встала и прошлась по комнате, в задумчивости покусывая губу.

– Пожалуй, ты прав, они не отстанут. Но куда же мне уехать?

– У тебя есть родственники или друзья где-нибудь подальше?

– Родителей нет, я сирота, а вот родственники есть, в Тюрингии. Но они знают, что я ведьма, и предпочитают со мной не связываться. Они меня и на порог не пустят.

– Плохо дело… – покачал головой Вольфгер. – А что, если тебе поехать с нами?

– А куда вы едете? – расстроенно спросила Ута. До неё вдруг дошло, что завтра её спасители, сильные, добрые и уверенные люди, с которыми спокойно и ничего не страшно, уедут по своим делам, и она опять останется наедине со священником, старостой и озлобленными крестьянами.

– Мы едем в Дрезден, к архиепископу Майнцскому. Ты можешь поехать с нами. Из Дрездена мы будем возвращаться той же дорогой и завезём тебя домой. Старосту деревни я, как следует, припугну, чтобы в твоё отсутствие не обижали служанок и не разорили дом.

– Знаешь, Вольфгер, – задумчиво сказала Ута, – мне кажется, я никогда больше не смогу жить в этой деревне… Не смогу я забыть то, что они хотели со мной сделать, а родственники Ганса всегда будут винить в его смерти меня… Добром это всё равно не кончится.

– Н-ну…тогда поедем ко мне, будешь жить в моём замке или, если захочешь, построим тебе дом, такой же, как этот. Служанок своих перевезёшь…

– В качестве кого я буду жить в твоём замке? – прищурилась Ута.

– Да хоть в качестве повитухи! У меня в замке нет ни лекаря, ни цирюльника, ни костоправа… Будешь меня лечить!

– Ты собираешься рожать? – рассмеялась Ута.

– Будешь насмехаться над моей баронской милостью, заточу в темницу! – пригрозил Вольфгер.

В комнату вошёл Карл:

– Мой господин, пришли священник и староста. Прикажете впустить?

– Впусти, – нахмурился барон. – Ута, будь добра, выйди на минутку, разговор у нас будет короткий, но неприятный.

Ута отрицательно покачала головой, из комнаты не ушла, но отодвинулась в тень так, что её почти не было видно.

Вольфгер сел в кресло у стола, повёрнутое к двери. Он был в расшнурованном дублете [20], надетом поверх белой крахмальной рубахи. На шее висела золотая баронская цепь с гербовым медальоном. Невзирая на дворянскую моду, Вольфгер не носил ни бороды, ни усов, а волосы стриг очень коротко.

Гости вошли и остановились у двери, подталкивая друг друга вперёд.

На оробевших священника и старосту смотрел человек лет сорока, с уже начинающими седеть висками, скуластым лицом, глубоко сидящими серыми глазами и тонкогубым ртом. Лицо владетельного барона было замкнуто и холодно.

– Так, – сказал он. – Во-первых, на мне кровь. Вот вира [21]за убитого, – барон бросил на стол звякнувший металлом замшевый мешочек. – Здесь деньги на погребение и на опеку детей, оставшихся сиротами. Староста, надеюсь, ты понимаешь, что присваивать эти деньги тебе не стоит? Ну-ка, посмотри на меня.

Староста заглянул в глаза барону и вдруг почувствовал, как кожу на его шее обдирает грубая висельная верёвка, а по ногам бежит тёплая струйка предсмертной мочи. Он судорожно сглотнул.