Еретическое путешествие к точке невозврата - Крюков Михаил Григорьевич "профессор Тимирзяев". Страница 9

Святой Младенец плакал кровью.

– Какой негодяй испортил икону? – рявкнул Вольфгер.

– Тише, тише, не привлекай внимания черни… пока… – шепнул монах. – Посмотри внимательнее на икону.

Вольфгер поднёс подсвечник к самим ликам, рискуя закоптить их свечной сажей, и вгляделся. Кровавые дорожки тянулись по лику младенца под старым и пыльным слоем лака. Пририсовать их было совершенно невозможно.

– Что же это?! – ошеломлённо спросил барон.

– То, чего я и боялся, – подавленно ответил монах. – В моей часовне – то же самое… Кровавые слёзы. Давай вернёмся в башню. Разговор у нас будет не для чужих ушей.

***

Они вернулись в башню и уселись за стол. Теперь нервничал Вольфгер, а монах был каменно спокоен.

– Ну, что скажешь? – спросил барон.

Отец Иона долго молчал, потом спросил:

– Мальчик мой, скажи, ты читал Откровение Иоанна Богослова?

– Наверное, читал, если ты меня в детстве заставлял, – пожал плечами Вольфгер,– а с тех пор у меня как-то не находилось повода, знаешь ли…

– Чему удивляться, если даже аристократия, и та не читает Писание? – вздохнул монах.

– А церковь в этом сама виновата! – жёстко отпарировал Вольфгер. – Мой покойный отец с великим трудом мог нацарапать свою подпись под документом, а ты хотел, чтобы он читал Библию, написанную на латыни! Да большая часть наших дворян вообще неграмотна! Считается, что чтение книг – удел священников и монахов, о чём ты говоришь?! Да если бы Римская курия желала, чтобы аристократия читала Писание, она позаботилась бы перевести на немецкий язык хотя бы Евангелие!

– Доктор Мартинус Лютер перевёл Евангелие на немецкий, – тихо ответил монах, – вот только ничего хорошего из этого не вышло…

– Ты знаешь имя Лютера? – удивился барон.

– Конечно, кто же в Саксонии его не знает? – в свою очередь удивился отец Иона.

– Ну, вот я, например, услышал его имя впервые только сегодня…

– В некоторых вопросах, прости меня, сын мой, ты осведомлён не больше ребёнка, – сказал монах и поднял руки, останавливая грозящий разгореться спор. – О Лютере мы ещё поговорим, сейчас не о нём.

Как я понял, Откровение Иоанна Богослова, сиречь Апокалипсис, ты не читал, а если и читал, то не помнишь. А я вот последние три дня только и делаю, что вчитываюсь в каждую фразу этой святой книги, и с каждым разом мне становится всё хуже и хуже.

– Почему? Что ты нашёл в ней такого?

– «Откровение» – совсем небольшой текст, в нём всего двадцать две главки, каждая размером в полстраницы, книга написана очень мрачным и тёмным языком, понять её сложно, а местами и вовсе невозможно, во всяком случае, многое в ней недоступно моему скромному разумению. Но, понимаешь Вольфгер, из того, что я сумел понять, явственно следует, что наступают Последние Дни.

Монах замолчал и посмотрел в лицо Вольфгера, желая уяснить, понял ли он сказанное.

Барон вскочил, отшвырнув кресло:

– Ты сошёл с ума, монах! По-твоему что, приближается конец света, Страшный суд и прочая эсхатологическая чепуха, которой полусумасшедшие монахи от века пугали школяров и деревенских дур?

– Воистину приближается, – кивнул головой Иона.

– Да с чего ты это взял?!!

– Смотри сам: Господь перестал отвечать на мои молитвы…

– Да мало ли!!!

– Ты прав, – кротко ответил отец Иона, – кто я, и кто он. Но иконы!

– Что иконы?..

– Ты же видел сам: лик Святого Младенца заплакал кровью. И не только в моей часовне, но и в замковой тоже. Это не может быть совпадением. И ещё вспомни: в феврале в твоём саду зацвели розы, а на Пасху выпал снег. Когда такое было? И это – тоже Его знак.

Вольфгер медленно поднял кресло, поставил на место и рухнул в него. Он огляделся. Прочные замковые стены, дубовый стол, мавританский кувшин с вином, лес за окном… Весь мир казался как никогда ярким, прочным и материально весомым. В памяти всплыла детская картинка: золотоволосые ангелы с торжественными ликами дуют в длинные трубы, другие ангелы, как холстину на заднике театра, сворачивают в рулон небо с солнцем и звёздами, а из разверстых могил в истлевших саванах тянутся на суд мириады умерших. Барон с трудом поборол ледяной озноб.

– И… и что же делать? Что ты предлагаешь? Ты, святой, учёный человек, скажи?!!

– Прежде всего, сынок, – мягко ответил монах, – надо смириться с судьбой и…

– Нет!!!

– Ты собираешься противоречить Ему?! – удивился отец Иона.

– Нет! Но я не хочу умирать! И не хочу, чтобы умерли все! Это несправедливо!

– Пока ещё никто не умер. Он явил только смутные знамения… А вот нам следует разобраться в том, правильно ли мы их поняли.

– Каким образом? Молиться? Но ты же говоришь, что Святое Семейство не отвечает!

– Да, мне не отвечает, и, лишний раз напоминая об этом, ты делаешь мне больно. Но, может быть, Оно ответит тому, чья молитва имеет больший вес, кто верит чисто, сильно и глубоко…

– Кого ты имеешь в виду? – не понял барон.

– Скажи, Вольфгер, кто в Саксонии является наместником Папы?

– Кардинал Альбрехт, маркграф Бранденбургский архиепископ Магдебургский и Майнцский, курфюрст и эрцканцлер [12]Империи, – отчеканил Вольфгер.

– Правильно, он, – покивал монах, – вот к нему нам и предстоит отправиться.

– Нам? – удивился Вольфгер, – а я-то тут причём?!

– Ну, подумай сам, – ответил монах. – Я стар, могу умереть по дороге, меня могут убить разбойники, я могу заблудиться в лесу, стать жертвой диких зверей, да мало ли что? Ты – другое дело. Ты – воин, под твоей охраной я в безопасности. И потом, кто я, и кто он? Кардинал ни за что не примет какого-то монаха, а твоего отца он помнит, знает и тебя. Тебе он не сможет отказать в аудиенции, а ты возьмёшь меня с собой. Убедил?

– Убедил… – скривился барон. – Но что мы скажем архиепископу, о чём спросим его? Ты не боишься, что мы будем выглядеть полными дураками?

– Нет, этого я как раз не боюсь, – вздохнул монах, – лишь бы оказалось, что мои опасения лишены оснований.

– А если это окажется правдой, что тогда?

– Тогда мы станем глашатаями, провозвестниками грядущего, мир должен подготовиться к достойному уходу!

И ещё одно, Вольфгер, сынок, у меня есть надежда. Маленькая такая надежда, совсем крохотная. Она едва теплится под тяжким грузом грехов и сомнений, но она не умерла. А вдруг Он даёт нам ещё один шанс? А? А мы его не используем… Этого никак нельзя допустить.

Поверишь ли, я уже третий день не могу ничего есть, и сплю я тоже урывками, меня постоянно мучают кошмары. Мальчик мой, не тяни с решением, скажи: «да»! Ибо если ты скажешь «нет», я уйду один, и тогда – будь что будет! Я не могу больше ждать, ожидание иссушило мою душу до капли!

– Ехать будет небезопасно, – задумчиво сказал Вольфгер, – купец-иудей предупредил меня сегодня, что в стране зреют крестьянские бунты.

– Ещё одно подтверждение! – уронил голову на грудь монах, – вот и ещё одно! Боже! За что ты так сильно караешь рабов своих?

– Хорошо, – невесело сказал Вольфгер, – будь по-твоему, мы поедем. Ты, я и Карл. Но, конечно, не сегодня, а завтра с рассветом. Успеешь собраться?

– Я давно собрался! – воскликнул монах, – а почему не сегодня? Зачем терять целый день?

– Затем, что я должен поговорить с Паоло и с начальником замковой стражи, Альтенберг надо готовить к осаде, завозить продукты, дрова, запасать воду, ты же видишь, что творится! Раз я уезжаю, нельзя оставлять замок на произвол судьбы. Потерпи уж до завтра, прошу…

***

После ужина Вольфгер с бокалом вина и заинтересовавшей его книгой устроился у камина. К вечеру погода окончательно испортилась, с гор подул сильный ветер, принёсший с собой дождь. Толстые стены бергфрида стояли незыблемо, но Вольфгер слышал, как ветер с размаху швыряет дождевые капли в окно, посвистывает в щелях, завывает в печной трубе. В башне было уютно, тихо и тепло, только щёлкали прогорающие дрова, да потрескивали фитили свечей.