Молотодержец. Легенда о Зигмаре - Макнилл Грэм. Страница 38

Сражение разгорелось под сенью великих врат, и Зигмар видел, как в ожидании переливается мрак портала и с каждым мигом возрастает таящееся там нетерпение.

Бок о бок сражались Зигмар и Бьёрн, пробивались сквозь войско демонов и вели за собой клин призрачных воинов. Меж горных стен вскипала тьма, и Зигмар заметил, как от кулона на шее отца полилось золотое сияние.

— Я вижу тебя, Дитя грома! — вскричал алый демон, пробиваясь к нему.

Зигмар обернулся и замер на месте от отвращения.

Демон атаковал его мечом, и Зигмар, превозмогая сковавший его ужас, увернулся. Снова и снова смертоносный клинок стремился оборвать его жизнь, пролетая всего лишь на расстоянии ладони.

Зигмар понял, что демонический воин много веков потратил на совершенствование боевого искусства. И в отчаянии осознал, что ему дан лишь один шанс его победить.

В ответ на очередную стремительную атаку демона Зигмар отступил, прикидываясь, будто колеблется, а сам блокировал удар, нацеленный обезглавить его.

С победным криком демон подпрыгнул, чтобы нанести смертельный удар, но Зигмар выпрямился, крутанулся и с размаху треснул врага по коленям. Доспехи не помешали боевому молоту сокрушить суставы, и демон с воплем упал на землю.

Зигмар перехватил оружие и саданул прямо по завывающей морде. Боек Гхал-мараза уничтожил череп монстра, который с ужасным воплем сгинул в адское забвение, его ожидавшее.

После смерти предводителя армия теней отшатнулась от Зигмара, и он устремился вперед, а за ним по пятам следовали призрачные воины унберогенов.

Обернувшись, Зигмар нашел взглядом отца и увидел его в кольце демонов. Размахивая топором, Бьёрн отчаянно отбивался от них. Не задумываясь, Зигмар бросился в драку и начал пробиваться к отцу, раздавая удары направо и налево. Демоны отступили перед ним, и вдвоем они разметали врагов и соединились со своим призрачным войском.

Демоны пришли в замешательство, их строй разорвался, с каждым мигом их становилось все меньше и меньше. Чуя победу, воины унберогенов поднажали, и Зигмар с Бьёрном снова заняли место во главе клина.

С каждым ударом демоны и призраки исчезали с поля боя. Уже ничто не могло помешать неумолимому продвижению унберогенов вперед. И Зигмар, проломив череп демона-волка, вдруг заметил, что между ним и вратами не осталось врагов.

— Отец! — крикнул он. — Мы прошли!

Бьёрн для начала разделался с жутким существом с черными кожистыми крыльями и усеянным шипами хвостом, а потом взглянул в сторону гор. Черные створки дверей рябились, словно кипящая смола, и на краткий миг Зигмару почудилось, что меж ними даже можно различить неясные очертания громадной, манящей фигуры в черных одеждах, стоящей сразу за колоссальными вратами.

Зигмар ощутил мудрость громадного призрака, спокойствие, порожденное принятием смерти как неизбежного конца всего живого. Он опустил Гхал-мараз, потому что знал, что должно произойти.

Зигмар шагнул к высоким вратам, зная, что сейчас ему откроются чертоги Ульрика, где он обретет покой. Но его удержала чья-то мощная рука, и, обернувшись, Зигмар увидел отца.

— Мне нужно идти, — сказал Зигмар. — Теперь я знаю, зачем я здесь. В том, верхнем, мире я умираю.

— Да, — подтвердил Бьёрн, снимая с шеи сияющий подвес. — Но я дал священную клятву, что ты не умрешь.

— Значит, это ты… ты… умер?

— Если не сейчас, то скоро. Да. — Бьёрн держал в руке кулон.

Зигмар увидел, что эта немудреная вещица была бронзовой копией врат, перед которыми они стояли, только закрытых.

Отец надел талисман на шею Зигмару со словами:

— С помощью этой вещицы я смог задержаться здесь и помочь тебе. Теперь она твоя. Береги ее.

— Значит, это я должен был умереть?

Бьёрн кивнул и объяснил:

— Так задумали слуги Темных богов, но те, кто им противостоит, тоже наделены властью.

— Ты отдал жизнь за меня… — прошептал Зигмар.

— Я сам не до конца разобрался во всем этом, сын мой, но пренебрегать законами мертвых нельзя даже королям. В эти врата суждено пройти одному.

— Нет! — крикнул Зигмар, глядя, как очертания отца постепенно расплываются и он становится таким же призрачным, как воины, что сражались рядом с ними. — Я не позволю тебе это сделать ради меня!

— Дело уже сделано, — заверил его Бьёрн. — Тебя ждут великие свершения, сын мой, и я горд за тебя, ибо знаю: они превзойдут деяния величайших королей древности!

— Тебе известно будущее?

— Да, но не спрашивай меня об этом, потому что тебе нужно уйти отсюда и вернуться в мир живых, — сказал Бьёрн. — Тебе придется нелегко, ведь ты познаешь великую боль и отчаяние.

Пока отец говорил, он вместе с армией призрачных воинов приближался к вратам Морра.

— Но также славу и бессмертие! — с последним вздохом сказал Бьёрн.

Пока отец вместе с преданными воинами переходил из мира живых в царство мертвых, Зигмар оплакивал их. Они вошли во врата и пропали, словно их никогда не было, и Зигмар остался один среди пустынных Серых земель.

Он глубоко вздохнул и закрыл глаза.

И вновь открыл их для страшных мучений.

Вершину Холма воинов продували ветра. Зигмар даже не пытался закутаться в плащ из волчьей шкуры, добровольно отдав себя на растерзание непогоде. Теперь холод следовал за ним повсюду, и он привечал его как старого друга.

Как только Зигмар очнулся и открыл глаза, на него тут же нахлынули воспоминания о случившемся у реки, и он в ужасе закричал.

Он помнил, как говорил раненому на Поле мечей мальчику о том, что у воина есть постоянная спутница — боль, но теперь понял, что не она, а отчаяние ежесекундно подстерегает воина — отчаяние от тщетности войны, мимолетности счастья и нелепости надежд.

После нападения Герреона прошло пять недель. С тех пор Зигмара всегда сопровождали шестеро телохранителей. Его побратимы вели себя, как боязливые старухи, но Зигмар не порицал их за это, ибо кто мог предвидеть, что еще задумает Герреон?

Закрыв глаза, он упал на колени, и при мысли о Равенне слезы потекли у него по щекам. Когда он увидел ее, такую бледную, безжизненно окоченевшую на соломенном ложе… Охватившее Зигмара горе с тех пор ничуть не уменьшилось.

Ушла она живая, солнцем светившая в его сердце, и на ее месте осталась зияющая рана, которая не заживет никогда. Пальцы сжались в кулаки, и Зигмар постарался справиться с растущим гневом, потому что это чувство, бессильное вырваться наружу и кого-то наказать, оборачивалось против него самого.

Нужно было разглядеть зло в сердце Герреона. Поверить друзьям, которые чувствовали, что его раскаяние ложно. Наверняка он упустил какой-то знак, который мог бы насторожить его и оповестить о предательстве.

С каждым днем Зигмар все больше замыкался в себе и отгораживался от Вольфгарта и Пендрага, которые тщетно пытались пробудить его от меланхолии. Он искал спасения в вине: оно помогало ослабить боль и отогнать еженощные видения меча, пронзающего Равенну.

Сердце Зигмара разрывалось не только из-за потери любимой. Он знал, что отца тоже нет в живых. С севера пока вестей не приходило, но Зигмар не сомневался в гибели Бьёрна. Народ Рейкдорфа с нетерпением ждал возвращения короля, но Зигмар-то знал, что скоро им тоже суждено испить горечь утраты, которая ежедневно терзала его.

Какая-то потаенная частица его существа даже злорадно радовалась оттого, что страдать предстоит не ему одному, но душевное благородство восставало против подобной мелочности. Он никому не рассказывал о Серых землях и участи отца, ведь ему не пристало говорить о гибели короля, пока об этом не будет достоверных известий. Он не хотел, чтобы его правление началось с дурного предзнаменования.

Очнувшись, Зигмар узнал, что целых шесть дней пролежал холодным и неподвижным. Он не жил и не умирал. Жизнь его висела на тончайшем волоске, и целитель Крадок недоумевал и никак не мог объяснить, отчего сын короля не просыпается или не засыпает навечно.

Пока он лежал на пороге царства Морра, подле него безотлучно находились Вольфгарт, Пендраг и даже почтенный Эофорт. Зигмар знал, что должен благодарить судьбу за то, что она послала ему таких верных друзей. Тем сложнее было объяснить его отчуждение.