Каждый выбирает по себе (СИ) - Безусова Людмила. Страница 66
Нога подвернулась на некстати попавшейся на пути кочке. Людмила, едва не упав, повисла на чужаке. Удивительно, тот не сказал ни слова, будто и не заметил её спотыкания, даже не глянул на неё. Покаянные мысли женщины воротились в привычное русло. Что сделано, то сделано, чего зря копаться в своих ошибках, если исправить ничего нельзя...
"А где, кстати, сам герой дня? - Взгляд её обшарил пространство перед домом, ярко освещенное набравшим силу пламенем. - Заварил кашу, а сам, как всегда остался в стороне? Или?..".
- Птах! - чародейка кинулась к бесенку, опустилась на колени, принялась тормошить его. Кисти свело от обжигающего холода. - Птах... - прижав к себе холодное скрюченное тельце, она поднялась на ноги (откуда силы взялись?)
- Не стоит стараться... В нем нет жизни...
Недоуменно обернулась она на голос:
- Откуда знаешь?
- Сама не видишь, что ли? Оставь его.
Повинуясь резкому приказу, Людмила молча опустила бесенка на землю и только сейчас поняла, что незнакомец был прав - тело бесенка курилось паром, оно истаивало, словно осколок льда под солнцем. Там, где его касалась чародейка, виднелись глубокие темные отпечатки ладоней.
- Это я... Я во всем виновата... Он чувствовал... Да что там! Знал. Ну почему я не послушала? - всхлипнула женщина.
Отлюдок давно уже отвык от женских слез, да и признаться, подзабыл, как выглядит плачущая женщина, поэтому он растерялся.
Не дождавшись ответа, Людмила, сдерживая рвущиеся наружу рыдания, поднялась на крыльцо и развернулась обратно. Утерев слезы, начала спускаться по ступенькам.
- Погоди... - оттолкнула чужака, поднимающегося за ней, направилась к полыхающему сараю. Рыжеватая клякса пала уже ползла в сторону леса, низкорослая поросль и трава около дома курились редкими струйками дыма, почти незаметными на фоне пожара. Однако языки пламени упорно пытались дотянуться до раскидистых сосновых лап над бывшей сараюшкой. Изредка огню удавалось зацепить нижние ветви, и тогда вспыхнувшая хвоя выстреливала фейерверком искр, разлетающихся вокруг. - Загорится лес, никто не выберется.
- Иди, я разберусь, - ведьмаг легонько подтолкнул Людмилу к дому. Пожалуй, это все, что он мог сейчас для неё сделать.
- Ты? Тут умение надобно... - и осеклась на полуслове.
Показалось, будто прозрачным колпаком накрыло пожарище. За незримые границы его больше не проникал ни едкий дым, ни жаркий огонь, который взметнулся было вверх, пытаясь вырваться наружу, однако быстро смирился, сминаемый силой неизмеримо большей, что была в нем.
Чародейка с ужасом посмотрела на непонятного чужака. Тот стоял, сложив руки на груди, неотрывно глядя на затухающее пламя. Когда угасли последние искорки, невидимая рука прошлась по траве, тщательно прихлопывая тлеющие остатки жара, дотянулась до сосен, гася теплящиеся огоньки в хвойных лапах, обломила обугленные веточки. Потом незнакомец коротко свистнул, подзывая к себе испуганных, дрожащих лошадей, что-то прошептал им и, одновременно хлопнув по крупам обоих, отскочил в сторону. Кони, повинуясь ему, дружно помчались прочь, только кусты затрещали, проминаемые их сильными телами.
"Этого ещё не хватало! Не нужны мне здесь колдуны пришлые, да ещё такие..." - Людмила бегом заскочила в дом. Вихрем пронеслась по дому, заглядывая во все комнаты в поисках брата.
А Антон в это время стоял над ведьмой и напряженно думал, что же с ней делать дальше. Однозначно ждать сестру, вот только не будет ли слишком поздно? Когда он нес Чернаву на руках, та ещё дышала, редко, правда, со всхлипами, а сейчас почти затихла. Отсветы пламени, пробивающиеся сквозь неплотно прикрытые ставни, давали достаточно света, чтобы разглядеть то, во что она превратилась. От прежней Чернавы остались лишь длинные волосы, всё тело и лицо покрывала короткая густая шерстка. Девушка застряла на переходной стадии, и непонятно, чего в ней сейчас было больше - звериного или человеческого, но, удивительно, она напомнила парню плюшевую игрушечную обезьянку, которую была у него в детстве. Присмотревшись к едва вздымающейся груди, он решил, что ведьма все же жива. Парень провел ладонью по плечу, покрытому шелковистой шерсткой, и удивился: - "Теплое... - и сам себе поразился, - а чего ждал? Живая ведь... Блин, что ж делать? - Ему в этот миг до дрожи стало жалко так нелепо пострадавшую девушку. - И чего она с ходу на эту тварь набросилась? Ну, ладно я, ей это зачем?".
В комнате внезапно стало совсем темно. Антон, распахнув ставни, выглянул наружу. Свежий ночной воздух, лишь слегка отдающий дымовой горечью, ворвался в распахнутое окно. От былого пожара не осталось и следа. Не успел парень, высунувшись по пояс наружу, подивиться тому, как быстро удалось затушить его, в светелку ворвалась Людмила.
- Кого ты привел? - с ходу обрушилась она на брата.
Антон ощутил, как волна протеста захлестывает его с головой, однако он сумел сдержаться.
- Хоть бы "спасибо" сказала человеку за свое спасение...
- Спасибо, - машинально ответила чародейка и, спохватившись, опять закричала: - Кого ты привел, я спрашиваю?
*****
Путь к реке Родослав преодолел быстро. Хотя возможно ему это просто показалось, поскольку его больше занимали новые ощущения, овладевшие им в тот момент. Ноги, казалось, шагали сами по себе, безошибочно выбирая дорогу, а мальчик, захваченный отголосками чужих жизней, пытался разобраться в них. Он слышал, как под землей роет ход упорный крот, пытающийся прокопаться к норкам лакомых червей, проникался тревогой какой-то птахи, чувствующей приближение змеи к гнезду, и одновременно чуял вожделение обхаживающего самку рогача-сохатого, и переполнялся решимостью волка-одиночки, вышедшего на бой с целой стаей. Новые ощущения оказались пугающими и одновременно притягательными. Родослав действительно стал частью необъятного мира, впустив в свою душу все то, что раньше было недоступно человеку.
У воды он немного постоял, не решаясь склониться к ней. Мальчик и хотел, и боялся увидеть себя.
Увидеть другим...
Долгий протяжный крик вырвался из его груди, когда он нашел в себе силы отвести взгляд от дрожащей пленки воды, переливающейся слепящими бликами. "Этого не может быть! Это не я... - Ярость не давала сделать вдох, тугим кольцом стискивала грудь. Родослав упорно отказывался признать очевидное, а текучая вода шептала и манила, зовя снова склониться над ней, чтобы убедиться и принять изменения. - Нет, нет... Это важда, морок". Руки стиснули чужое лицо, которое просто не могло принадлежать ему, девятилетнему отроку из рода Гридней.
Короткий звонкий смешок прозвучал за спиной, точно щелчок спущенной тетивы - неожиданно и жутко.
Резко обернувшийся Родослав взглядом обшарил пустынный берег. Никого...