Милые чудовища - Линк Келли. Страница 36

Они поиграли в ловись-рыбка, потом в сумасшедшие восьмерки, а потом в мумию. Забальзамировали няню — намазали ее отцовским кремом для бритья и обмотали туалетной бумагой. Это оказалась лучшая няня из всех, что сидели с Клер и Самантой.

В половине десятого она попробовала уложить их в постель. Ни Саманта, ни Клер в постель не хотели, и тогда они стали играть в Мертвых. Двойняшки играли в эту игру уже двести семьдесят четыре дня — все время, когда оставались без отца или других взрослых. Когда ты Мертвая, можно делать все что хочешь. Даже летать. Прыгаешь на огромной кровати и машешь руками. Иногда получается, если очень стараться.

У игры в Мертвых три правила.

Первое. Числа — это очень важно. Все важные и интересные числа двойняшки записывают в зеленую записную книжку, которую носила в сумочке мама. Особенно много они почерпнули из рассказов мистера Коуслека. Двойняшки пишут собственную трагическую историю чисел.

Второе. При взрослых в Мертвых играть нельзя. Клер и Саманта подумали насчет новой няни и решили, что она не считается. Ей можно рассказать.

Третье правило — самое лучшее, самое главное. Когда ты Мертвая, ты не должна ничего бояться. Двойняшки не знают, кто такой Специалист, но его они тоже не боятся.

Чтобы стать Мертвой, надо задержать дыхание и посчитать до тридцати пяти — почти столько лет было маме, только нескольких дней не хватило.

— Ничего вы здесь не жили, — заявляет Клер. — Здесь живет только мистер Коуслек.

— Но он уходит на ночь, — говорит няня. — А я здесь спала, когда была маленькая. Это моя бывшая спальня.

— Правда? — удивляется Саманта.

— Докажите, — требует Клер.

Няня смотрит на них оценивающим взглядом, словно меряет их рост, возраст, сообразительность, храбрость. Потом кивает. По дымоходу гуляет ветер, из камина ползут молочно-белые струи тумана.

— Если забраться в трубу, — говорит няня, — встать на цыпочки, как можно выше, и пошарить рукой — там слева будет выемка, а в выемке ключ.

Саманта оглядывается на Клер, а та говорит:

— Иди.

Клер старше Саманты на пятнадцать минут и неизвестно сколько секунд, поэтому обычно решения принимает она. Вспоминается неразборчивое бормотание в трубе, но Саманта тут же одергивает себя — она же Мертвая. Подходит к камину и залезает внутрь.

Когда целиком забираешься в трубу, внизу виден только маленький краешек комнаты: бахрома старого синего ковра, край покрывала с кровати, нога Клер в кроссовке — качается, как маятник. Шнурки развязались, на лодыжке белеет пластырь. Из трубы все это выглядит очень мирным и уютным, будто хороший сон, и Саманта на секунду жалеет, что она Мертвая. Но так лучше, правда-правда.

Она ведет ладонью по крошащимся кирпичам, выше, выше, насколько можно достать, и нащупывает выемку. Чудятся пауки, отрезанные пальцы, ржавые лезвия. Не отрывая глаз от полоски света у пола, от качающейся ноги Клер, Саманта сует руку куда-то в пыль и сырость.

Там лежит маленький холодный ключик, бородкой наружу. Саманта забирает его и выныривает обратно.

— Точно, не врет, — сообщает она Клер.

— Конечно, не вру, — улыбается няня. — Когда ты Мертвая, тебе нельзя врать.

— Можно, только если очень хочется, — поправляет Клер.

С семи лет двойняшки ездили на каникулы в лагерь. В этом году отец так и не спросил, хотят ли они поехать туда; ну и хорошо, решили Клер и Саманта. Зато не надо будет рассказывать друзьям о своем сиротстве. Они привыкли, что им все завидуют, потому что они двойняшки. Не хочется, чтобы тебя жалели.

Даже года еще не прошло, но Саманта вдруг замечает, что уже не так хорошо помнит маму. Забывается не только ее лицо, забывается запах — что-то вроде запаха сухого сена, «Шанель № 5» и еще чего-то такого. Саманта пробует вспомнить, какие у мамы были глаза — се-ерые, как у Клер, или сер-рые, как у нее? Мама больше не снится ей, зато снится Принц, гнедой жеребец, на котором она каталась в лагере. Во сне от Принца совсем не пахло лошадью. От него пахло «Шанель № 5». Когда ты Мертвая, у тебя могут быть все лошади, какие хочешь, и каждая пахнет «Шанель № 5».

— От чего этот ключ? — спрашивает Саманта.

— От чердака, — протягивает руку няня. — Вам это вряд ли понадобится, но по лестнице карабкаться легче, чем по трубе. Особенно в первый раз.

— Вы же хотели отправить нас спать, — говорит Клер.

Няня не обращает на нее внимания.

— Когда я была маленькая, отец запирал меня на чердаке, но я особо не возражала. Там был велосипед, и я выписывала восьмерки вокруг труб, пока не приходила мама и не выпускала меня. Вы умеете ездить на велосипеде?

— Конечно, — кивает Клер.

— Если ездить быстро, Специалист не поймает.

— Какой Специалист? — спрашивает Саманта. Велик — тоже неплохо, но лошадь намного быстрее.

— Специалист ходит в шляпе, — говорит няня, — а шляпа издает разные звуки.

И больше ничего не объясняет.

Чердак оказался большой и пустынный, гораздо больше, чем думали двойняшки. Нянин ключ открывает запертую дверь в конце коридора, за ней лестница с высокими узкими ступеньками. Няня машет им, приглашая вперед, наверх.

Там совсем не так темно, как им представлялось. Листва дубов, из-за которых весь дом такой тусклый, зеленоватый и таинственный, до крыши не достает. В слуховые окна щедро льется бледный пыльный свет — лунные лучи. При таком освещении хорошо видно весь чердак, где хватило бы места даже для игры в софтбол. Саманте мерещится, что в стоящих вдоль стены сундуках кто-то сидит и подглядывает за ними. Наклонную крышу протыкают восемь толстых кирпичных труб — резко, почти со злобой, как живые существа, которых нельзя запирать в таком пустом и заброшенном месте. В лунном свете кажется, что трубы дышат.

— Такие красивые, — говорит Саманта.

— А какая труба идет через детскую? — спрашивает Клер.

— Вот эта, — няня показывает на ближайшую справа. — Начинается в бальной зале на первом этаже, проходит через библиотеку и через детскую.

Из трубы торчит гвоздь, на котором висит какой-то длинный черный предмет. С виду тяжелый, будто чем-то набитый. Няня снимает его и вертит на пальце. Эта черная штуковина, оказывается, вся в дырах, и при каждом движении жалобно посвистывает.

— Шляпа Специалиста, — говорит няня.

— Не похоже на шляпу, — хмурится Клер, — вообще ни на что не похоже.

Она рассматривает коробки и сундуки, сваленные у дальней стены.

— Это такая специальная шляпа, — объясняет няня, — она и не должна быть на что-то похожа. Но она издает любые звуки, какие только можно вообразить. Ее сделал мой папа.

— А наш папа пишет книги, — сообщает Саманта.

— Мой папа тоже писал, — няня вешает шляпу обратно на гвоздь. Длинный черный конец уныло сворачивается вокруг трубы. Саманта смотрит. Шляпа вдруг тихо ржет. — Поэтом он был плохим, но с магией получилось еще хуже.

Прошлым летом Саманта больше всего на свете хотела, чтобы у нее была лошадь. Все что угодно отдала бы за это — даже иметь сестру-близнеца не так интересно, как лошадь. Но лошади у нее нет, а теперь нет и мамы; Саманта часто думает, насколько она в этом виновата. Шляпа снова ржет. А может быть, это ветер в трубах.

— Что с ним произошло? — спрашивает Клер.

— Когда он сделал шляпу, пришел Специалист и забрал его. Я пряталась в детской, в трубе, когда он искал папу. Он не нашло меня.