Король воров - Функе Корнелия. Страница 41
Супруги Хартлиб обменялись быстрыми взглядами.
— Ваша секретарша уже на что-то такое намекала, — сказал Макс Хартлиб. — Но…
— Моя секретарша? — перебил его Виктор, но вовремя вспомнил, что Оса, Проспер и Риччио наведывались к нему в кабинет кормить черепаху. — Ах да, конечно, моя секретарша. — Он с видимым сожалением вздернул плечи. — Как вы знаете, я уже напал на след Бо и его брата и, можно сказать, шел за ними по пятам. Фотография, которую я вам выслал, наглядно это подтверждает. К сожалению, в тот момент у меня не было никакой возможности их обоих взять. Столько людей кругом, сами понимаете, но я зато выяснил, что ваши племянники связались с шайкой малолетних воришек. К сожалению, один из них меня узнал, когда-то давно я с поличным поймал его на краже сумочки. Так вот, похоже, этот юный карманник и убедил ваших мальчиков, что оставаться в Венеции для них небезопасно. Моими расследованиями, к сожалению, установлено… — Тут он вынужден был откашляться. Ну почему у него от вранья все время так першит в горле?! — М-да, так вот, моими расследованиями установлено, что дня два-три назад оба ваших племянника пробрались на один из гигантских паромов, которые регулярно у нас тут причаливают. Из ваших окон, кстати, весь порт как на ладони.
В полном замешательстве Хартлибы, как по команде, повернулись и уставились за окно, на причал, где толпа замерзших туристов грузилась на прогулочный пароход.
— Да, но… — Вид у Эстер был до того разочарованный, что Виктору стало ее почти жалко, — куда же, ради всего святого, отплыл этот корабль?
— На Корфу, — ответил Виктор, поражаясь, с какой невозмутимой легкостью слетело с его губ это слово, даже невзирая на комок в горле.
«Да что же это я делаю? — ужаснулся он про себя. — Собственных клиентов морочу! Если бы я был Пиноккио, мой нос уже прошиб бы оконное стекло, и все городские голуби сидели бы на нем, как на насесте…»
— На Корфу! — воскликнула Эстер Хартлиб и бросила на мужа такой взгляд, словно она тонет, а он немедленно должен броситься ее спасать.
— Вы на сто процентов в этом уверены? — спросил Макс Хартлиб недоверчиво.
Виктор ответил на этот его взгляд самой невинной миной, на какую был способен. Только вот опять пришлось откашляться. Хорошо еще, собеседник его не догадывается, что означает этот кашель.
— Ну, совершенно уверенным тут, разумеется, никогда быть нельзя, — ответил он. — Ежели кто пробирается на борт тайком, то, как вы понимаете, в списках пассажиров он не значится. Но сегодня в обед, когда этот паром снова в порту пришвартовался, я показывал фото мальчиков нескольким матросам, и двое совершенно определенно их опознали. Единственное, в чем они не могли сойтись, это в какой именно день они мальчишек на борту видели.
Макс Хартлиб нежно привлек к себе жену, тщетно пытаясь ее утешить. Совершенно безучастно, словно манекен, она позволила себя обнять, не сводя с Виктора глаз. На какую-то секунду у него возникло очень неприятное чувство, будто под ее пристальным взглядом ложь проступает у него на лбу красными чернильными строчками.
— Этого не может быть! — воскликнула Эстер Хартлиб, отстраняясь от мужа. — Я ведь вам рассказывала: Проспер совсем не случайно выбрал Венецию. Этот город напоминает ему о матери. И я не верю, что он так просто отсюда уедет. Да и куда, бог ты мой?!
— Вероятно, он взошел на корабль, когда понял, что здесь вовсе не такой уж рай, как в рассказах его матери, — предположил ее супруг.
— И что, хоть тут все и выглядит как в раю, его матери здесь нет, — пробормотал Виктор, глядя в окно.
— Нет, нет и нет! — Эстер Хартлиб энергично затрясла головой. — Глупости! Интуиция подсказывает мне, что он все еще здесь, а раз Проспер здесь, то и Бо тоже.
Виктор пристально изучал свои ботинки. На носках еще видны следы снега. А что тут еще скажешь?
— Эту фотографию мальчиков, что вы нам прислали, синьор Гец, — продолжала Эстер Хартлиб, — я распорядилась размножить. Ее доставили вскоре после моего разговора с вашей секретаршей, и я велела напечатать плакаты. Вознаграждение мы назначили весьма внушительное. Я знаю, вы не советовали искать мальчиков подобным образом, и согласна, что вознаграждение привлекает к поискам всякий сброд, и все же я распоряжусь вывесить эти плакаты по всему городу — на каждом канале, у каждого бара, в каждом кафе и музее. Собственно, распоряжение уже отдано. И я отыщу Бо прежде, чем он умрет в этом жутком городе от воспаления легких или от чахотки. Надо оградить малыша от его вероломного, эгоистичного брата.
На это Виктор только устало головой покачал.
— Неужели вы до сих пор так и не поняли? — спросил он с плохо скрытым раздражением. — Они потому только и убежали, что вы хотите их разлучить.
— Что это за тон вы себе позволяете? — возмущенно вскинулась Эстер. — Теперь еще окажется, что это мы во всем виноваты!
— Да они же привязаны друг к другу! — воскликнул Виктор. — Ну как вы этого не поймете?
— Мы подарим Бо собаку, — невозмутимо заметил Макс Хартлиб. — Сами увидите, он мгновенно забудет своего старшего брата.
Виктор смотрел на него так, как будто этот огромный мужчина только что расстегнул рубашку и с улыбкой продемонстрировал ему, что в груди у него нет сердца.
— Ответьте мне на один вопрос, — обратился к нему Виктор. — Вы вообще-то детей любите?
Макс Хартлиб наморщил лоб. За его спиной снег уже обрядил ангелов церкви Сан-Джорджо в белые папахи.
— Детей вообще? Да нет, не особенно. От них много шума, беспорядок, а зачастую и грязь.
Виктор снова принялся разглядывать свои ботинки.
— А кроме того, — продолжил Макс Хартлиб, — они не имеют ни малейшего понятия о том, что в жизни действительно важно.
Виктор кивнул.
— Н-да, — проговорил он медленно. — Даже странно, как это из столь бесполезных существ вырастают потом столь великолепные и благоразумные экземпляры, как вы, верно?
И, повернувшись спиной ко всем великолепным видам, он вышел из этой комнаты в длинный гостиничный коридор. В лифте сердце у него колотилось, как безумное, он и сам не знал почему. Когда он проходил через вестибюль, регистраторша за стойкой ему улыбнулась. А потом снова устремила взгляд в окно, где уже понемногу темнело и все еще падал снег.
Лодочная пристань перед отелем была пуста, словно ледяной ветер вымел ее подчистую. Лишь две закутанные фигуры дожидались у воды следующего катера. Виктор сперва тоже хотел было купить билет, но вдруг раздумал и решил пройтись пешком. Ему нужно время подумать, к тому же прогулка успокоит его бухающее сердце. Кренясь против ветра, он устало двинулся вперед, прошел мимо Дворца дожей, перед которым как раз нехотя зажигались его особенные, розоватые фонари, и тяжело зашагал к площади Сан-Марко, почти безлюдно простиравшейся перед ним в этот сумеречный час. Только голуби все еще были тут как тут, они вальяжно расхаживали между пустыми столиками уличных кафе, склевывая оброненные крошки. «Надо мальчишек предупредить, — думал
Виктор, чувствуя, как ледяные иголки покалывают лицо. — Надо рассказать им, как все обстоит. Что скоро плакаты с их фотографией будут на каждом углу висеть». Ну, а потом? Это что еще за вопросы с подвохом? Откуда ему знать? Он больше ничего не знает. Вот только что холод собачий, это он понимает. «Даже шапку не надел, — ругал он себя. — А до этого кино путь неблизкий. Завтра утром схожу. При свете дня даже скверные вести легче выслушивать». И устало двинулся к дому. Уже у дверей вдруг вспомнил, что ему предстоит еще целую ночь кое за кем следить. Вздыхая, поднялся по лестнице. На чашку кофе время еще есть.
БЕЗ БО
Бухта Сакка делла Мизерикордия врезается в толчею венецианских домов и улиц так, словно море разом откусило здесь кусок берега и проглотило его безвозвратно.
Было без четверти час, когда у последнего моста перед бухтой Моска причалил свою лодку к берегу. Риччио выпрыгнул и привязал канат к одной из деревянных свай, что торчали из воды. Это была бесконечно долгая поездка по каналам, которых Проспер прежде никогда не видел. В этой — самой северной — части города он до этого побывал лишь однажды. Дома здесь были ничуть не менее старые, чем в древнем сердце Венеции, но не такие роскошные. Как заколдованные, отражались они в волнах, неподвижные и темные.