Мануловы путешествия - Фадеев Александр. Страница 26
Никогда раньше я не видел так близко военные корабли. Современными, по моим понятиям, они, конечно, не выглядели, в голову больше приходило сравнение с броненосцами первой мировой войны — никакого ракетного оружия, площадок для вертолетов и обтекаемых форм. Сплошная клепаная броня и рубленые очертания. Но количество и калибр орудий впечатляли — плавучие ежи с гигантскими иголками-стволами, а не корабли. Представляю себе залп такой эскадры, а ведь здесь их всего с десяток, а Настя говорила о двух сотнях боевых кораблей. Флот Норэлтира мало того, что гораздо меньше, так он еще и деревянный. И вооружен пушками начала девятнадцатого века…
Вот и открытое море! Курс строго на север. Вилянгцы — молодцы, уже изобрели гирокомпас, потому что обычным, магнитным пользоваться на железных кораблях как-то неуютно. Обязанности распределили так: Настя на штурвале, я на подхвате у капитана корабля. Дискриминация по уровню развития лап. А что делать, если лоторам природа подарил гибкие, почти человечески пальцы, а манулам… эх, несправедливо. Поэтому девушка несла вахту в светлой и чистой рубке, а я метался в душном и грязном трюме между пышущим жаром дизелем и замасленной цистерной, контролируя температуру двигателя и уровень топлива. Видите ли, Настя где-то читала, что перегрев и перебои с подачей солярки были настоящей бедой для первых дизелей. А наш выглядел самым первым — грубо обработанный корпус, какие-то шланги, нелепые клапаны в неожиданных местах. Для современного человека выглядит прототипом двигателя, а не самим двигателем. Но все это работало и уверенно заставляло яхту рассекать волны с хорошей скоростью. Так что, думаю, девушка уже отошла от стресса и решила немного надо мной поиздеваться, заставив наблюдать за термометром.
Первый день путешествия так и прошел — лоториня наверху, белая и пушистая, манул внизу, весь в масле и грязи. Уже темнело, когда я выполз на палубу и обессилено прислонился к обломку мачты. Вот, казалось бы, ничего не делал — наблюдал, раз только переключил подачу топлива на второй бак, а так устал! Кстати, о солярке — на яхте четыре емкости, одну мы сегодня израсходовали. Если мои расчеты верны, то с лихвой хватит до Норэлтира.
Темнота над морем сгущалась. Перед нами стала проблема — двигаться ночью или нет? Судя по глобусу в кабинете императора Вилянги никаких островов между материками нет. Но чем черт не шутит? Какие-нибудь одинокие скалы или рифы… Мощных прожекторов и локаторов на яхте мы не нашли, поэтому нам было непонятно, как решали проблему ночного движения местные моряки. После небольшого военного совета решили заглушить двигатели и мирно переночевать. Ветра не было, морского течения не наблюдалось, так что далеко от нашего курса унести не должно. А утром, когда рассветет, снова двинемся на север. Наш континент большой — не промахнемся. Высадимся чуть левее или правее от кратчайшего расстояния — ничего страшного. Тем более судно давало гораздо больше десяти узлов, так что получались те же трое суток, но ночью можно спокойно спать.
Мое предположение оправдалось — яхта и вправду была адмиральской. Кроме кубрика для экипажа и капитанской каюты, мы нашли роскошные апартаменты. Отделка золотом, кожаная обивка мебели, дорогая посуда и бар с элитными напитками вполне могли подходить не только адмиралу, а даже самому императору. Может, действительно, мы угнали прогулочную яхту правителя страны? К чему такие тонкости, раз изначально назвали ее адмиральской, то пусть она такой и будет.
Настя категорично заявила, что раз она капитан корабля, то займет самые лучшие апартаменты, а мне, всему такому грязному, хм, дурно пахнущему место в кубрике экипажа. И то, только после того, как я отмоюсь. Нахалка!
Утро нового дня встретило нас одной из самых красивых картин на земле — рассвет над морем. Стояла тихая погода, вместо волн по морю катилась легкая зыбь. Дневная жара еще не успела нагреть палубу, и мы спокойно стояли на теплых досках и любовались восходящим солнцем.
Все хорошее имеет плохую привычку быстро заканчиваться. После плотного завтрака в роскошных апартаментах мы разошлись по боевым постам: Настя в рубку, я в машинное отделение. День прошел незаметно, по крайней мере, для меня — монотонное наблюдение за температурой двигателя и уровнем топлива в адской жаре с кратким перерывом на обед. Я погрузился в какое-то легкое оцепенение, которое всегда охватывает меня в дальней дороге на автобусе. Кажется, что смотришь в окно, а на самом деле грезишь, мысли лениво шевелятся в голове, легко скользя по прочитанным книгам, событиям жизни, планам на будущее. Временами чуть дремал — сказывалась усталость, потом спохватывался и тревожно смотрел на термометр и уровень солярки. К счастью, ничего плохого в эти краткие минуты не случалось. Когда двигатель перегревался, я немного уменьшал подачу топлива, чтобы тот немного остыл на низких оборотах. В конце дня закончился второй бак с топливом, пришлось переключиться на третий.
Вечером за ужином Настя пожаловалась, что яхта сегодня ведет себя как-то иначе, чем вчера. Тяжелее и хуже слушается штурвала. Разумного объяснения мы этому не нашли и решили отложить этот вопрос до утра.
На следующее утро снова порадовало тихим рассветом. За завтраком я выразил свое глубокое удовлетворение погодой. С трудом представляю себе, что делали бы всего два человека, далеких от морского ремесла, в случае бури.
Сколько раз говорил себе, что не с моим языком рассуждать о везении и невезении — мы нашли причину, по которой яхта стала вести себя причудливо.
После завтрака Настя ушла к себе в рубку, а я стоял на палубе и размышлял над ее вчерашними словами. С чего бы это вдруг наше судно изменило свое поведение? Какие могут быть тому причины? Мой сухопутный ум ничего путного предложить не мог. Внутренний голос тоже почему-то молчал, хотя это ему совершенно не свойственно.
Итак, что мы имеем? Яхта стала хуже слушаться руля и сбросила скорость. Мы уже выяснили, что с понижением оборотов дизеля это не связано, потому что подачу солярки я уменьшал каждый час на пятнадцать минут, а скорость упала еще утром, когда девушка встала за штурвал. Конечно, точных измерений мы сделать не смогли, пришлось поверить Насте на слово. Мне трудно судить о каких-либо изменениях в поведении судна, находясь в его трюме. От безуспешности размышлений я решил обойти всю яхту, попросив лоториню пока не запускать двигатель — проворства моих лап хватало только на то, что бы крутить вентили или переключать шланги. Тонкая работа с панелью управления была доступна только капитану корабля. Не знаю, как бы добирался до Норэлтира, если бы провидение вместе с мага-ренегатами Вилянги не помогло мне с попутчиком.
— Попутчицей, — поправил внутренний голос. — Она же девочка.
— Проснулся, — проворчал я, — лучше бы подсказал, в чем причина потери скорости.
Ответом мне стало трогательное молчание.
Обход яхты начался с машинного отделения. Никаких причин для изменения в поведения судна я не нашел. Да и что можно выяснить внешним осмотром? Дизель, бак с соляркой, вал на гребной винт — все работает, температура в норме.
Дальше залез в рулевое отделение — тоже все в норме. Настя крутит штурвал, тяги ходят туда-сюда, поворачивают руль. Надеюсь, что поворачивают — прыгать за борт и проверять его работу категорически не хотелось.
В каютах экипажа и апартаментах адмирала тоже без изменений. Попутно нашел оружейную комнату, которую мы пропустили при первом осмотре. Богато яхта вооружена: автоматы, ящики с патронами, гранаты, даже два ручных пулемета в густой ружейной смазке в специальных нишах.
Так в чем же проблема с судном? Может, все-таки Насте показалось?
— Обращаю твое внимание на люк в носовой части, — подал голос внутренний голос.
И действительно, как же мы его сразу не заметили-то? Аккуратный люк был практически незаметен на палубе — гладко подогнан к остальным доскам. С трудом подцепив когтями небольшую ручку, я глянул вниз и сразу понял назначение этого небольшого помещения — якорный отсек. На это красноречиво указывала массивная цепь и большой чугунный якорь. Нам повезло, что яхта стояла пришвартована к причалу только канатами, а то с трудом себе представляю, как два небольших зверька крутили бы маленькими лапками громоздкую лебедку, которая находилась в этом же отсеке.