Работа на стороне - Батчер Джим. Страница 115

Но, когда последняя пуля вылетела из оружия, я услышала, как один из водолазок кричит от боли, — жуткий крик, который внезапно оборвался. А потом склад опять затих, только чтобы заполниться ещё одной равномерной серией ритмичных щелчков.

И на этот раз они определенно были ближе.

Я отстегнула П-90 и отложила его в сторону. У меня было только два магазина для оружия. Но мой Зиг вошёл в мою ладонь с нежной фамильярностью долгой практики, и я переместилась, от Джорджии и других заключенных, за пустые клетки, которые были предназначены для Уилла и Марси. Я чуть не закричала, когда запнулась о труп и обнаружила ещё одного водолазку, лежащего в луже вязкой крови — видимо, второй плохой парень, встреченный Уиллом и Марси.

Какой-то инстинкт предупредил меня, что я в опасности, и я залегла. Очередной снаряд из морского ежа промелькнул мимо меня, а второй ударился о прутья пустой клетки и шлёпнулся внутрь, кислота разъедала стальной пол. Потом третий снаряд со свистом пролетел рядом со мной.

Волк завизжал в агонии — ужасно, ужасно высокий визг.

Ничто просто выкинул тот же трюк, что и я — стрелял в меня и тем самым заманивал одного из своих остальных врагов на открытое пространство, чтобы выстрелить в неожиданный момент. Уилл или Марси только что заплатили ужасную цену за свою агрессию.

Я с криком ярости поднялась на колени и швырнула свой факел. Он взвился в воздух, вращаясь и заливая бледным красным светом всё вокруг внутри склада. Я увидела массивную тёмную фигуру впереди меня, повернулась, трубка его метательного оружия снова нацелилась на меня.

Зиг был быстрее.

Я уже приняла позицию Уивера, и ответила тройными выстрелами, быстрыми, равномерными и отработанными, целясь в верхнюю часть туловища, чтобы не рисковать подстрелить одного из волков. Я знаю, по крайней мере один из выстрелов попал в Ничто. Факел приземлился, всё ещё пылающий. Я увидела тёмные очертания его фигуры, дёргающейся в агонии, потом услышала его хрип. Он отдалился от факела и моего поля зрения. Мгновение спустя, я увидела прыжок волка поперёк алого пятна света, и начала снова выпускать пули из Зига. Я стреляла в шахматном порядке, так же, как я стреляла из П-90, надеясь ослепить Ничто, пока волк нападает.

Магазин опустел за считанные секунды, хотя я не собиралась делать столько выстрелов. При возбуждении во время боя трудно оставаться разумной. Я выбросила пустой магазин, вставила новый, и вытащила второй факел из своего разгрузочного жилета, привела его в действие, он зашипел, когда я начала наступать, держа пистолет в вытянутой руке.

Я слышала борьбу Ничто с волком. Его голос исходил из огромной груди, басистый рёв от ярости был не менее злобным и диким, чем рык дерущегося с ним волка. Я использовала звук, как проводник, и бросилась вперед. Второй волк продолжал визжать от боли, его крики медленно менялись и становились всё более и более устрашающе человеческими.

Алый свет факела упал на Ничто и волчью версию Уилла как раз когда Ничто швырнул волка на бетонный пол с костедробительной силой. Уилл издал крик боли, а кости хрустели и трещали, но он сохранил достаточно сообразительности, чтобы откатиться от Ничто, который собирался своей ножищей раздавить ему череп.

Я начала всаживать пули в грудь Ничто с расстояния, может быть, пятнадцати футов.

Я стреляла одной рукой и была переполнена адреналином. Это не было идеальным состоянием для стрельбы. Но я не пыталась целиться в точку — это инстинкт стрелка, вид точности, который приходит только с бесконечными часами практики, тысячами и тысячами выстрелов по наклонной вдаль. Требуется длительная тренировка, чтобы это случилось.

Я тренировалась.

Я использовала девятимиллиметровое оружие. Пули были маловаты для реального боя, а Ничто был на другом конце шеренги человечества, построенного по росту, начиная с маленького. Он повернулся ко мне, и я увидела, что он лишился метательной трубки, а также двух пальцев на руке, в которой её держал. Один из волков схватил его за горло и, видимо, разорвал воротник тонкого шерстяного свитера, потому что я могла видеть его жабры, раскрывшиеся, когда он набросился на меня.

Пули попали в его туловище. Я целилась в сердце, которое у некоторых людей находится довольно низко в грудной клетке, парой дюймов ниже левого соска. Я поразила его каждым выстрелом, шесть, семь, восемь…

Считается, что злоумышленнику требуется около двух секунд, чтобы покрыть разрыв в тридцать футов и оказаться в пределах досягаемости для удара ножом или кулаком. Ничто был примерно на пять футов ближе. Восемь выстрелов, и все в цель, чертовски сузили поле боя.

Его было просто недостаточно.

Ничто врезался в меня, как неуправляемый грузовик, сбивая меня с ног. Мы оба ударились о бетон. Отпихивая его, мне едва удалось удержать его от падения всем весом мне на грудь, чтобы он вместо этого оказался где-то около моего бедра. Он схватил меня за правую руку и сжал.

Боль. Сухожилия рвутся. Кости трещат. Он тряхнул рукой один раз, и мой Зиг, кувыркаясь, полетел прочь.

Я не колебалась. Я просто согнулась, наклоняясь к нему, и всадила пылающий конец факела в его открытые жабры.

Он закричал, громче, чем способен человек, и вскинул обе руки к горлу, чтобы схватиться за факел. Я освободила ногу и пнула его в подбородок, тяжело, вложив в удар всю силу ноги, до хруста в пятке. Я услышала, как что-то треснуло, и он заорал, отдёргиваясь. Я освободила другую ногу и кинулись прочь от него, неловко хватаясь за правую лодыжку левой рукой.

Ничто вырвал факел, его бледные глаза почти светились от ярости, и с рёвом погнался за мной.

Мне никогда в жизни не было так страшно. Я не могла добраться до проклятого запасного пистолета, прежде чем он схватит меня, поэтому я сделала единственное, что я могла. Я побежала, ничего не видя, в темноте, а он гнался за мной, как бешеный паровоз.

Я знала, у меня не так много осталось пространства. Я знала, что я врежусь в стену через несколько секунд, и что тогда со мной будет. Я могла только молиться, что пули, которые я всадила в него, нанесли более серьезные раны, чем показывала его реакция на них, что у него уже обширное кровотечение, и что нескольких лишних секунд хватит, чтобы он умер.

Но где-то в глубине, я знала, что это не так.

Я играла не в своей лиге, и я это знала с самого начала.

Красивая флюоресценция вдруг засветилась передо мной — брызгающие кислотой наросты на стенах. Я резко остановилась перед странными комками плоти и увидела маленькие следящие усики и отверстия на наростах, направленные на меня.

Я повернулась к Ничто.

Он надвигался, безумно огромный, безумно сильный, и ревущий в страшной ярости.

Но страшная ярость сама по себе не выигрывает сражений. В самом деле, она может быть смертельной слабостью. В ту секунду, когда ярость охватила его, и передалась мне, я коснулась центра спокойствия в себе, наработанного за бесконечные часы практики и дисциплины. Я рассчитала расстояние и время. Это ощущалось, как будто я всю жизнь планировала, что мне нужно делать.

А затем я поступила с Ничто точно так же, как с Рэем.

Как только он оказался рядом, я нырнула под его огромные руки, маховым движением подставив правую ногу поперёк его правой ступни, так же, как чтобы повалить на пол. Каким бы противоестественно сильным он ни был, гравитация потянула его так же тяжело, как это было с Рэем, а его суставы работали точно таким же образом. Его правая нога заплелась за левую, и он врезался прямо в стену.

В наросты.

В облако бьющей струями кислоты, которая извергалась из них, нацеленная на меня.

Я откатилась в сторону, отчаянно, но мне не нужно было беспокоиться. Громада Ничто экранировала меня от брызг кислоты. Я повернулась и неуклюже попятилась на заднице и левой руке, совершенно зачарованно глядя на Ничто.

Он не кричал. Я думаю, он пытался. Кислота, должно быть, первым делом прожгла его гортань. Он вроде отпрянул, шатаясь, и упал на колени. Я могла смутно видеть его профиль в далеком свете факела и свечении кислотного гриба. Это… прямо как растворение; наблюдать это было словно смотреть замедленную киносъемку статуи, разрушаемой ветром и дождём. Жидкость образовала лужу вокруг его колен. Он сделал несколько мучительных вдохов, а затем были всасывающие звуки, пока кислота въедалась в его грудную клетку. А потом не было никаких звуков вообще.