"Наследие" Печать Бездны - часть 1 - Седов Вячеслав. Страница 38

В древних манускриптах остались записи о том, как прадед теперешнего правителя Трёделя, лично, без охраны, пошел к курганам йома, что располагались возле дороги, и там присутствовал на собрании Анку. Глашатаи Бездны не тронули старца, а внимали его речам, полным скорби за то, какими средствами испокон веков пользуется род людской для выживания. Поговаривали, что слова правителя оказались наполнены искреннего раскаяния за то, как он по молодости с горячностью взялся продолжать дело своих предков. На склоне лет он готов был выслушать приговор Анку, но просил оставить край, что достался ему от отца, а его отцу от деда в покое. Бездна даровала свое прощение. Правитель вернулся в город, но, по дороге, на мосту через Саину, совершенно непонятным образом его конь оступился и свалился в холодные осенние воды великой реки. В Трёдель правитель вернулся уже больным, а через неделю один купец, когда ехал через тот же самый мост, встретил на нем двух высоких, стройных дев, что сидели и болтали ногами над стремительным потоком. Когда купец спросил, что они делали там, посреди осеннего холода, почти нагие, обе повернулись к нему и протяжно закричали. Лошади рванулись прочь от этого пронзительного плача, но купец не спешил их останавливать, потому как понял, что встретил бэнши, и сразу нескольких. Одна бы предвещала скорый конец ему, но несколько — прочили гибель великого человека. Когда повозка перепуганного торговца достигла Трёделя, он уже знал, почему на улицах траур — накануне его приезда почил старый правитель.

С тех пор о йома почти ничего не было слышно. Но островитяне никогда не забывали прошлых угроз роду людскому, так как многие верили еще в Круг Жизни. Суть бытия, что рано или поздно вернется, пусть не точно такое как прежде, но обязательно придет, дабы испытать и проверить, не забыли ли живущие своих ошибок. Возможно, даруя тем самым редкий шанс поправить содеянное когда-то?

И вот, по улицам только просыпающегося города, шло напоминание о смутных временах острова Палец Демона. Изрядно потрепанное тем страхом, что не дал островитянам трезво взглянуть на этот визит, будто брошенный временем для мимолетной проверки. Покачиваясь, но не от ран или усталости, заложив большие пальцы рук за пояс под бандажом и глядя прямо перед собой. Если бы не спутник, что иной раз вовремя удерживал своего долговязого товарища, тот бы наверняка свалился в какую-нибудь канаву или на полном ходу врезался лбом в стену. Осколок прошлого оказался настолько погружен в собственные мысли, что не замечал, где сворачивает улица или путь преграждает сточная канава с перекинутой через нее парой бревен.

Наконец, с грехом пополам они добрались до здания борделя. На пороге их встречала Ютай. Гортт устало опустился на ступени и закурил.

Островитянка окликнула Карнажа. Тот остановился перед лестницей на веранду и так и стоял как истукан, не поднимая головы. Она заметила то, над чем сокрушался по дороге гном и все предлагал избавиться от столь явных следов, но Феникс его не слышал. Слушал, но не слышал. Оставив попытки уговорить друга, Гортт спокойно сидел на ступенях и курил, поглядывая на бледное лицо Ютай… Именно поэтому он просил «ловца удачи» смыть к чертям кровь, что залила его перчатки и куртку до самых локтей, а ботфорты чуть не до коленей! И хоть бы слово сказал в ответ? Возразил бы, что ли, если так охота красоваться всем этим. Так нет, молчит, словно воды в рот набрал.

Бывало, и не раз, Гортту приходилось видеть молодцов из фивландских когорт, что приняли боевое крещение и стояли перед офицером как нашкодившие мальчишки. Они, изумленные первой боевой яростью, когда кромсаешь все и вся в пух и прах своим топором, а своего от чужого с трудом отличаешь посреди смертоубийства, смущенно отирали одежду и доспехи от крови, бормоча что-то невнятное. Но то был молодняк. Перед ними же с Ютай стоял далеко не нашкодивший мальчишка. Снова готовая сорваться пружина. Напряженное до предела молодое тело. Гном готов был побиться об заклад, что в душе полукровки не было и капли сожаления, скорее изумление чему-то, о чем он так и не сказал другу.

— Я… могу отмыть вашу одежду, — робко произнесла Ютай, собравшись с духом.

Браво! Гортт закусил трубку и посмотрел в утреннее небо, посылая еще одну хвалу Основателю за таких женщин на нелегком пути убийц драконов.

Карнаж неловко начал освобождать из кольца на рукояти кинжала левую кисть. Руки были словно деревянные… Полукровка раздраженно тряхнул пальцами и уже четко и быстро освободил оружие, заткнув его за пояс. Быстро снял куртку, стянул перчатки и, деловито отколупав засохшую кровь на пряжках ремешков, что поддерживали у колен ботфорты, грохнул их на ступени.

Когда он поднял голову и кивнул Ютай, Гортт вздрогнул. Какая там растерянность, или маска опустошенности? Сосредоточенное лицо с обострившимися чертами, только глаза, как угли, что едва-едва перестали полыхать пламенем.

Гном и островитянка непроизвольно отшатнулись от «ловца удачи», когда он прошел мимо них внутрь борделя.

Карнаж, не смущаясь, поднялся в комнату хозяйки заведения и просидел там на подоконнике всю утреннюю трапезу в компании сферического глиняного сосуда с трубкой из тростника в густом лангвальдском чае и имперского кувшина с горячей водой. Все это Ютай распорядилась отнести ему, как только заметила со двора в окне своей комнаты его фигуру.

К полудню Гортт не выдержал и решил нарушить уединение Феникса, так как скопилось чертовски много вопросов, и не только у него одного, но и у Тарда. Однако принят был гном холодно. Карнаж задумчиво потягивал чай на подоконнике, пока Гортт тщетно пытался вытянуть из друга хоть немного сведений.

— Послушай, Феникс, так не годится! — наконец вспылил гном, сытый по горло отговорками и неясными намеками, что цедил полукровка, не отрываясь от трубки, — Хотя бы скажи что думаешь делать?

— Что думаю делать? — недобрая улыбка пробежала по губам, — Думаю, что наше дело дрянь. У всех в этом проклятом городе на наш счет развязаны руки. Как они еще не додумались просто и откровенно всех нас перерезать — ума не приложу.

— Но зачем островитянам портить и так скверные отношения с Феларом и вообще Материком в целом? — Гортт даже сел от подобного откровения.

— Все просто — островитянам, как всегда, нужна земля. Территории. Больше пространства для жизни. И им нужно золото. Много золота. Теперь, в мирное время, их оружие и порох никому не нужны, по крайней мере в таких количествах. А здешние правители любят пожить на широкую ногу, — Феникс долил воды в сферическую кружку и, помешивая тростниковой трубкой, продолжил, — А Ларон может дать больше, нежели имперские купцы или феларские маги, готовые обобрать островитян до нитки.

— Думаешь белые эльфы решили всерьез взяться за Истанию? — с сомнением спросил гном.

— Возьмутся… Вот купят с потрохами Палец Демона и возьмутся. Людские королевства не шибко жалуют островитян. И никогда не заговорят с ними, как с равными. А белым эльфам все равно. Им незачем снова и снова отстаивать какие-то амбиции, они и так самое мощное королевство из всех, если только не вместе взятых.

— Конечно, если первые Ларониды согласились принять и охранять драконьи семьи со всего Материка! Драконы перетащили в пещеры По'Ксессаля все свои богатства и теперь несутся там как куры! А ларонийцы купаются в золоте и даже не засеивают поля! Знай только в оранжереях мак растят, — Гортт зло сплюнул себе под ноги.

— Ты не понимаешь… — Карнаж внимательно посмотрел на гнома.

Тот поежился под этим взглядом.

— Раньше убийцы драконов спокойно достигали цитаделей в Пепельных Пустошах, и островитяне, пусть скрипя сердце, но содействовали. А теперь? Еще немного и на следующий год нашим кораблям не дадут даже причалить здесь! В голос объявят о том, что почитают культ дракона с незапамятных времен и всё. Придется пускать суда в открытую, вооружая их сразу в доках Шаргарда всем необходимым, а не как сейчас, якобы для перекупки оружия и продажи темными эльфами.