Тут дьявол с Богом борется… - Бурбуля Руслан. Страница 67

Василий Шукшин был неизлечимым алкоголиком.

Александра Коллонтай, русская писательница и революционерка, проповедовавшая в своем творчестве свободную любовь, сама страдал тяжелой нимфоманией (в народе это называется "бешенством матки") и отдавалась любому матросу по первому требованию (чаще исходящему от нее самой).

Уолт Уитмен, на котором сделал себе имя Маттисен, который обратил в поэтическую веру(!) Маяковского, и которому ставятся памятники, был не только великим поэтом Америки, но и таким же великим (по строению тела) гомосексуалистом.

Наверное, хватит? Так что вряд ли можно считать "учителями жизни" тех, кто сводит с самой жизнью счеты через петлю или пулю; вряд ли можно назвать врачевателем душ тех, кто сам является душевнобольными. Про гомосексуализм во всех его проявлениях, я вообще молчу. Как можно верить тем кто извратил в своей жизни даже суть человеческой природы? Так что лично я очень серьезно сомневаюсь в том, что через литературу привноситься в мир нечто, что заставляет наши души сиять в угодном Богу ореоле. Правда, можно предположить, что те единицы творческой элиты, которые являются психически вполне нормальными людьми, могли бы вполне эту задачу выполнять. Однако, любой человек имеет право на творчество, а мы имеем право на то, чтобы читать их, или не читать. В конечном итоге именно способность к творчеству и роднит нас с Богом. Именно через него каждый из нас может стать его СоТворцом. Как видите опять все сводится к тому, что все зависит только от нас самих…

— Не навижу-у! — заорала баба Шура и попыталась швырнуть пустую бутылку из под водки, ему в лицо.

Роман играючи поймал ее за горлышко и опустил себе под ноги — от греха подальше. Тем временем баба Шура попыталась встать и броситься на него с растопыренными, будто когти хищной птицы, тонкими желтоватыми пальцами. Роман даже не пошевелился. Он сконцентрировал свое желание и послал в сознание старухи мысленный приказ.

"Спасть"!

Светлана снова успела заметить, как на долю секунды расширились зрачки попутчика и уже через мгновение, они снова обрели первоначальную форму, в то время как тощее старушечье тело плюхнулось ей под ноги. Из рта пожилой женщины, вырвался невнятный хрип, а все тело затряслось, как при лихоманке. Светлана почувствовала, как на ее макушке зашевелились волосы.

— Боже мой! Да что же это твориться? Да как же это? Нужен врач!

— Ни кто ей уже не поможет. Ни врач, ни священник. Ведьма очнется утром с первыми лучами солнца. И разбудишь ее ты.

— Как?

— Просто дунешь в лицо.

ОТЕЦ НИКОЛАЙ.

Николай Артемьевич Розниченко вырос в Саратовской области в селе "Верхнее Тушино". Его отец был простым колхозником. В савхозе работал трактористом. Мать — учетчицей на току. Жили при бывшем "савдэпе", неплохо. Имели подворье и приусадебное хозяйство. С детства, Николай рос крепким и целеустремленным пацаном. Гонял голубей, пас гусей, ходил пастушком с чередой села — в общем, был обычным деревенским пареньком. Свежий воздух и здоровая пища, плюс ежедневный физический труд, со временем, превратили сопливого мальчугана в завидного юношу. Всем был пригож Николай. И телом и лицом вышел хоть куда, а вот учиться…учиться ему ну ни как не хотелось. В школу его порой было не затащить. Да и зачем учиться? — думал Коля, — коли простой слесарь третьего разряда, зарабатывал намного больше, чем председатель колхоза!? Конечно, у последнего власть! Ну, и ясно дело, возможность крутить, мутить общественным карманом. Но зато и жизнь ни к черту. Постоянно вызывают в ОБКОМ. Требуют показателей. Проверяет ОБХС. В общем, один "геморрой". А простой советский колхозник — БЛАГОДАТЬ. Знай себе, делай вид, что трудишься в поте лица, пей бутылочку "самогонки" в обеденный перерыв, да и получай достойный ежемесячный оклад, из которого многие умудрялись даже откладывать на сберкнижку неплохие деньги. На будущее своих детей и быть может, в случае чего, — на скоропостижное погребенье! Спрашивается: "Так нахрена козлу баян"? Зачем коптить свои мозги, вычитывая и зубря наизусть такие предметы, как химия, алгебра, физика? Зачем колхознику все это нужно? Правильно — незачем! Вот и рос Колян здоровенным, пышущим здоровьем, обыкновенным деревенским лоботрясом. Но вот же оказия, наступила "Перестройка". С каждым годом рядовому жителю села все проблематичнее стало получать заработную плату. В колхозе началась, как впрочем и по всей необъятной, разруха. Ни кто не хотел думать за себя сам. Все по привычке ждали указов сверху. А их становилось все меньше и меньше. Зато, начиная с "Прожектора перестройки" и заканчивая печатной продукцией, все больше и больше в средствах массовой информации стали появляться статьи и репортажи, о том, какой все-таки бардак творился и продолжает "совершенствоваться" во всех структурах власти. Не обошел "бардак" естественно и вооруженные силы СССР, а потом уже и России. И тогда Коля задумался. Наверное, первый раз в жизни! А ведь действительно: "А на хрена козлу баян"? И понял — для того, что бы избежать участи крупного рогатого скота и прочей домашней живности. Ведь таковых в жизни ждет лишь одно. Откормили, выцедили, как с телки все молоко и… — под нож! А с козла взятки гладки. Какое с козла молоко, тем более, если у него баян!? Вот и задумался тогда Колян: "Как же быть"?

Как водиться, пошел за советом к отцу. Мол, объясни батя, как дальше-то жить? А отец, уже давным-давно дружит лишь с "первачом" да "борматухой". Впрочем, как и вся глубинка.

— Сын — сказал ему тогда батя. — Мой тебе совет. Не повторяй отцовских ошибок. Делай все что хочешь, но не служи нашему государству ни честью, ни совестью. Оно того не ценит.

— Почему батя?

— А потому, что нами во все времена правили жиды — мать их об оглоблю, стремясь сделать из простого работяги — раба, что в прочем им удалось. Им кожаные куртки и маузеры — нам шинели и лопаты. Им золотые кресты на пузо да в оное "Кагор" — нам водка да деревянные переклоадины на могилы. Им курорты — нам пятилетки. Им кабинеты — нам цеха. Им приватизация — нам МММ.

Запали те слова отца в самую душу. И вот, когда пришла пора служить отчизне, Николай мудро решил не придумывать велосипеда. Не стал он косить под душевно больного и жаловаться на мнимое плоскостопие. Он просто подался учиться в духовную семинарию. И надо же, закончил! И стал самым что ни на есть рядовым попом. Правда, о временах своей семилетней духовной просвещенности, он всегда вспоминал с большой не охотой. Тому виной были нравы, царившие в "кузнице" "святых" отцов. Мало того, что в такие заведения, подаются обычно те, кто в миру оказался "неудел", а по церковному сие свойство человеческой психики зовется — "не от мира сего", так еще в духовной семинарии было полным полно "учеников" с туманным и прямо скажем — темным прошлым. А вообще, очень большой процент семинаристов, раньше были обыкновенными мирянами. Работали, пили, гуляли, врали, воровали, били друг другу хари, щупали направо и на лево женские прелести и вот — на тебе! Поняли по прошествии чуть ли не пол жизни, что их удел духовное совершенствование. Почувствовали они, типа, что не хлебом единым жив человек! Что ж поделать? Все мы грешны! Лучше поздно, чем никогда.

В семинарии, Николай, решил не лезть за бесом в бутылку и вел себя там тихо и осмотрительно. Учился посредственно и то лишь для того, что бы не вылететь из сего заведения прямиком в вооруженные силы. В чужие отношения не совался, но и в свою душу не позволял лазить своими немытыми руками большинству из своих однокурсников.

Практически в самом конце своего обучения, столкнулся Коля с совершенно уж вопиющим фактом. Застукал он как-то в келье, здешнего главу епархии Владыку Никона, который, как водиться принадлежал к черному духовенству, с одним из своих знакомых-семинаристов. Да за таким занятием, из-за которого, если верить Библии, и были сожжены два великих города — Содом и Гоморра.