ПрозаК - Фрай Макс. Страница 2

двенадцатый роман, исповедальный, живописует великие прегрешения святого старца романа. он разбит на главы, части и причастия соответственно смертным грехам и нарушенным заповедям, и всякий отрывок его наполнен отвращением и низостью; в последней главе изложена крайне необычная история самоубийства св. романа, а в эпилоге дана короткая историческая справка о процедуре канонизации и многия кривотолки, что ее окружали. после этого романа жить не хочется; даже в раю.

тринадцатый роман, апокрифический, объявляет все предыдущие заведомо ложными, неудачными попытками асимптотического приближения к абсолюту; он вскрывает все несоответсвия и нелепости, и в финальных словах объявляет все написанное вредной бессмыслицей, пустой тратой времени. за этим лаконичным объяснением — р о м а н — ничего больше нет — р о м а н — только пустые страницы вашей будущей — возможной? — невозможной? — жизни.

©Рой Аксенов, 2004

Рой Аксенов. Шандор /fandango/

Рядового Рабоче-Крестьянской Красной Армии Алексея Корчука нельзя, пожалуй, назвать главным героем этого повествования. На грубый взгляд в нем не было ничего по-настоящему героического — как и в его боевых товарищах.

Впрочем, о боевых товарищах речи еще нет, — Халхин-Гол обошел Корчука стороной во времени и пространстве, да и зимняя война в Финляндии откуковала где-то далеко-далеко.

…Во Второй мировой венгры воевали на стороне Германии — потому что надо же им было на чьей-то стороне воевать? А немцы успели первыми. Немцы любили успевать первыми, и нередко им это удавалось. Немецкая педантичность-пунктуальность, да. Она — как ни странно — существует в действительности, а не только в анекдотах.

В то время венгерские ВВС представляли собою некрупное сборище ржавого металла и колоритных персонажей, но немцы — вы знаете немцев — не собирались брезговать и такой подмогою.

Примерно здесь и появляется на моей неброской сцене он. Человек, о котором я вам — нет, не то чтобы хочу, — вынужден рассказать.

Познакомьтесь — лейтенант Шандор Дебречени, бастард, военный летчик, недурной стрелок и отменный фехтовальщик; невысокий шатен с серыми глазами и склонностью к полноте. Точеное цыганистое лицо, устрашительный нос и нитевидный шрам полтора дюйма длиною слева от кадыка. Замкнутый, хладнокровный, незаметный.

Я не решусь сказать, что мир держится на таких людях, но вот война без них совершенно точно стала бы чем-то иным.

В небе Шандор был с тридцать пятого года, а служить пошел в тридцать восьмом, — военно-воздушные силы венгров тогда только еще зарождались. В восемнадцатом году Венгрии (как и всем проигравшим в Великой войне) запретили иметь боевую авиацию. Но времена переменились; в Европе пахло смертью, и оттого на старые обязательства принято было смотреть с презрением. Zeit, понимаете ли, geist.

Размах, конечно, был не тот, что у Германии, и все-таки венгры довольно споро разжились механизмами, которые способны были летать, стрелять; и людьми, которые принуждали механизмы это делать. Одним из таких людей и стал молодой Шандор Дебречени: в апреле тридцать восьмого ему исполнилось двадцать три года.

Здесь необходимо пояснить, что молодым Шандора можно было назвать только с точки зрения физической формы. Вы знаете: реакция, координация, общий тонус и всякие такие прочие вещи, которым принято придавать значение, когда речь идет о войне (словно бы она — всего лишь одна из разновидностей спортивных состязаний). В душе, как я смею предположить, он был вообще вне возраста. Есть такие люди, dasein на тонких ножках, почти лишенные памяти о собственном прошлом; детство представляется им мифом, отрочество — средневековой легендой, юность — дурной сказкой в духе Пруста, а о своем позавчера они узнают из газет, и как ко всей газетной информации, относятся к таким сведениям с изрядным скепсисом. Они наделены поразительной способностью к изменениям, но никогда ею не пользуются, поскольку их не мучает вечный вопрос — отчего я сейчас таков же, как и миг тому назад? ведь нет никакого мига назад. Они живут здесь и сейчас.

Год сорок первый, апрель; Венгрия вступила во Вторую мировую (с надменно вскинутым подбородком) и начала боевые действия на Балканах. Шандор на этой войне не летал, — о чем сожалеть не стоило, поскольку, боже мой, да разве ж это война? В то время Германия собиралась поставить венграм пикирующие бомбардировщики «Юнкерс-87», и Шандор был заранее приписан к одному из подразделений, которое должно было их получить. Поставки сорвались, и безлошадный дон подозревал уже, что все окончится, прежде чем он получит свою машину и пойдет в бой.

Но вышло не так. Блицкриг затянулся, «Ю-87» перестали виднеться даже и в далекой перспективе, так что в конце концов — в начале августа — лейтенант Дебречени получил перевод во Второй дивизион Четвертого полка, в эскадрилью "Шарга Вихар".

И вот таким образом Шандор попал на фронт. Впрочем, везение это было весьма сомнительным, поскольку ему пришлось летать на «Ю-86». А «Ю-86» — это такая тупорылая тихоходная железяка, про которую и говорить-то противно, а уж пилотировать ее — и вовсе чистая мука. Единственной приятной стороной августовских вылетов было то, что советские истребители в небе почти что не появлялись, да и зенитная артиллерия иванов отличалась некоей робостью. Все считали, что война уже выиграна, и осталось только предъявить купоны в кассу. Да и до кассы — рукой подать.

Затем летняя кампания закончилась, венгерские авиаторы отправились домой, и в течение осени-зимы-весны жили не так чтобы уж очень плохо. Правда, отдых их, как и все это едва ощутимое участие в чужой войне, был сколько-то игрушечным, ненастоящим.

— Тихая война по-венгерски, — говорили они друг другу. (Им пришелся бы по душе дзен-буддизм.)

Однако к новому лету многое переменилось. Военная Фортуна, что Никой зовется, бесстрашно повернулась к немцам задом, чем привела их в чрезвычайное изумление. Победа отдалилась куда-то в сторону неопределенного будущего, и военачальники Оси поняли, что придется-таки повоевать без дураков. (Солдаты en masse, — те что сидели в окопах, кушая последную курочку на двести верст окрест, — поняли это уже давно.)

И снова пришел июнь, год сорок второй. Шандор оказался в Четвертом бомбардировочном дивизионе в составе Первой авиационной группы, которой командовал его тезка, полковник Андраш. И по большому счету все могло бы остаться как и прежде — «Ю-86», не слишком частые вылеты; только опасности стало больше, да лица окружающих — серьезнее.

Но не получилось. Уже второго июля Шандора командировали к немцам. В эскадрилью пикирующих бомбардировщиков «Юнкерс-87» — тех самых «юнкерсов», которых венгры так и не дождались в сорок первом.

"Ю-87". "Штука".

Ах, «Штука», «Штука», тонкохвостая «Штука». Твоя хищная пасть, твои нацеленные на жертву лапы, и этот вой твоих сирен… "Штука"-ласточка, "Штука"-стервятница.

Ефрейтор Советской Армии Алексей Корчук был до того иссушен битвами, что обрел свойственное некоторым старым солдатам нечеловеческое бесстрашие. «Штуки» дождем сыпались с небес, бомбы — мелкой моросью; а он дымил козьей ногой и бормотал:

— Воют, блядь, воют… А хули они воют?

— Стращают, лаптежники, — иронически отвечали ему боевые товарищи.

Здесь все было по-настоящему. В лазурной бесконечности Черноморья (вода, воздух, синий дым) шла война без правил; без жалости; без оглядки.