Подземелья Редборна - Доннел Тим. Страница 21
Негромко позвякивали пластинки в серебряной чаше, но на Ристалище стало так тихо, что даже те, кто стоял в задних рядах, слышали этот волнующий звон. Наконец рука Гордиона стала медленно подниматься, и первая пластинка блеснула в его пальцах.
Наслаждаясь тишиной, беззвучно пульсирующей ударами множества сердец, Гордион опустил глаза на пластинку, немного помолчал, шевеля губами, и наконец взревел, вспугнув осмелевшую стаю ворон и заставив вздрогнуть многотысячную толпу:
— Знак Дерева! Благородный рыцарь, барон Фростус из Хаторы!
Герцогиня, сжав руки и стараясь не смотреть в сторону рыцарей, прислушивалась к выкрикам Гордиона. Герцог, потрясенный не столько гибелью барона Рифсайна, сколько бешеной вспышкой ярости горожан, шептал, кусая губы:
— Я же его предупреждал! Клянусь Митрой, еще одна такая победа — и толпа разнесет все барьеры! Нет, этого нельзя допустить! Эй, мальчик, поди сюда!
Паж подошел и склонился в поклоне, ожидая приказаний. Герцог велел ему приблизиться и что-то прошептал на ухо, нетерпеливо махнув рукой в сторону рыцарей.
— Быстрее, слышишь?! Быстрее!
Не чуя под собой ног, паж сбежал со ступеней и, стараясь не привлекать к себе внимания, что есть духу помчался к Воротам Победителей. Но все равно опоздал — над толпой загремел могучий голос Гордиона:
— Знак Змеи! Ферндин из Заморы!
Под торжественное пение труб четыре пары бойцов выехали на Ристалище и остановились. Герцогиня подняла голову и встретилась с торжествующим взглядом Ферндина. Похоже, он и на этот раз был уверен в победе! Губы Лавинии сложились в презрительную улыбку, и она перевела глаза на соперника ненавистного выскочки. Мальчишка, совсем мальчишка! Юный рыцарь, недавно представленный ко двору! Это его первый турнир, и как же он горд своей недавней победой! Митра, неужели и он погибнет так же, как старый барон?! Молодая женщина невольно зажмурилась и потрясла головой, отгоняя страшное видение.
Взревели трубы, возвещая начало поединка, и вновь над поляной раздались боевые кличи. Воины ринулись в атаку, сверкнули мечи — и внезапно все смолкло.
Лишь слабый стон умирающего юноши на мгновение нарушил тишину, Фростус упал грудью на шею коня, меч выпал из разжавшихся пальцев… И тут толпа вновь взорвалась негодующим криком.
Герцог, казалось, пришел в неменьшую ярость, чем его подданные. С его губ слетали гневные слова и проклятия, руки сжимались в кулаки, глаза метали молнии. Лавиния с радостным изумлением глядела на мужа: ей вдруг показалось, что Ферндин своими страшными победами сам вырыл себе яму и герцог теперь навсегда отвернется от своего прежнего любимца, но уже следующие слова герцога заставили похолодеть и сжаться ее сердце.
— Но каков боец! Не чета этим слюнтяям! Один удар — и противник мертв! Нет, я не буду осуждать Ферндина за эти победы! Такой воин стоит десятка тех, кто просит пощады! Что встали?! Продолжайте бой! — Последние слова герцог Бернхейма выкрикнул громко, так громко, что замершие на мгновение рыцари вновь бросились друг на друга.
Конан со своим противником, рослым рыцарем примерно одних с ним лет, снова скрестили мечи. Через несколько мгновений Конан, забыв про Ферндина, отдался бою, с удовольствием отражая атаки соперника. Это был не горячий Брайн, все время старавшийся застать киммерийца врасплох, — этот боец рубился, неутомимо опуская тяжелый, как молот, меч, словно каждый раз собираясь разрубить соперника надвое. Вскоре Конану надоело обмениваться тяжелыми ударами, от которых было много звона, но мало толка. Вонзив шипы на пятках в бока своего вороного, он стал кружить вокруг рыцаря, не давая тому возможности опустить меч. Вороной, с виду такой огромный и неповоротливый, был послушен легчайшему движению хозяйской руки, и вскоре противник Конана перестал соображать, куда опускать меч и откуда ждать удара.
Развернув своего коня, рыцарь все же размахнулся мечом, но опустить его не успел — варвар ловким приемом, позаимствованным у шемитов, мастеров на такие штучки, выбил клинок из руки соперника. Описав в воздухе крутую дугу, меч упал на песок неподалеку от герцогской ложи.
Противник киммерийца, открыв от неожиданности рот, переводил изумленный взгляд со своей пустой рукавицы на Конана и обратно. Зрители, только что заходившиеся яростными криками, теперь уже оглушительно хохотали, и перила трещали, на этот раз едва выдерживая восторженные хлопки горожан.
Лавиния сияющими глазами глядела на Конана, и он наконец, словно почувствовав спиной жар ее взгляда, повернул коня в сторону ложи правителя Берхейма. В это время его соперник, разразившись восхищенными проклятиями, послал оруженосца за мечом и покинул Ристалище, все еще изумленно разглядывая свою руку.
— Каков, каков, а?! Душа моя, посмотри на этого бойца — как он украсил наш Турнир! Мне кажется, что именно киммериец будет завтра соперником славного Ферндина! Вот это будет бой, хвала Митре! И знаешь, дорогая, сейчас я не могу даже решить, кто из них больше достоин победы… Пожалуй, все-таки Ферндин! У пего поистине государственный ум, а этот варвар…
Герцог Ольгерд продолжал еще что-то возбужденно говорить, вертя в руках кожаный шар, но Лавиния уже ничего не слышала. Ее глаза вели свой неслышный разговор с улыбающимися глазами киммерийца. В одно мгновение был задан извечный вопрос: «Да?» — и получен извечный ответ: «Да!», и никакие другие слова оказались уже не нужны.
Чем кончились остальные два поединка — Лавиния не заметила: перед ней стоял лишь он, черноволосый гигант с суровым лицом и ласковыми зовущими глазами.
Гремели трубы, соревнуясь с глоткой Гордиона, выкрикивавшего имена последних пар, орали толпы зрителей, а Лавиния все грезила наяву. Но вот трубы взревели, возвещая начало поединка, и она, вздрогнув, посмотрела на Ристалище.
По песку гарцевали последние две пары, и, хвала Митре, Конан не бьется с Ферндином. Ей не хотелось, чтобы они сражались сегодня, она боялась того страшного, что вскоре выпадет ей на долю. Еще один день, пусть все решится завтра, а сейчас она будет смотреть, смотреть, смотреть на этого киммерийца…
ГЛАВА 10
Горожане, возвращаясь с турнира, шумными ручейками растекались по улицам Мзноры. На Ристалище оставались лишь служки Храма и герцогские слуги, наводившие порядок. Кое-где спешно чинились поломанные барьеры, которые возбужденная толпа все равно сокрушит на следующий день.
Вслед за зрителями, неохотно покинувшими поляну, чтобы как следует подкрепиться и обсудить поединки за кружкой вина, к городу двинулась небольшая группа всадников, горожане, которых они обгоняли на широкой дороге, конечно, узнавали среди них того, кто сегодня завоевал всеобщие симпатии, — киммерийского варвара, одержавшего три блестящие победы, — он спокойно ехал на своем вороном между рыжим певцом, которого в Мэноре знала каждая собака, и мастером Кларсом, герцогским оружейником. За ними следовал юный оруженосец, поглядывая по сторонам так гордо, словно это он сам победил трех славных рыцарей.
Копыта равномерно постукивали по светлым камням мощеной дороги, и всадники, не спеша двигаясь к городу, вели неторопливый разговор.
— Я говорил тебе, киммериец, этот Ферндин — не тот, за кого себя выдает! Слуги, которые видели, как он махал мечом, упражняясь с наставником герцога, со смехом говорили, что его ничего не стоит выбить из седла, да и сам наставник, когда был в настроении, проговорился, что такого недотепы в ратном деле еще не встречал. Козла, дескать, легче научить ездить верхом и управляться с оружием, чем герцогского любимца… А на самом-то деле вон что вышло… — Мастер Кларс замолчал и нахмурился.
— Я даже не успел глазом моргнуть, как мальчишка уже был мертв! Клянусь Митрой, никто не смог даже понять, как он его?.. Разъехались, съехались — все! И вот вам еще один покойник! — Рыжий Бёрри, все еще разгоряченный картинами турнира и содержимым уже пустой фляжки, уныло хлопавшей по его бедру, снова начал, не в силах остановиться: — А старый барон Рифсайн?! Хоть он и сед, но сил-то ему было не занимать — он мог оказаться, пожалуй, самым опасным противником на этом турнире! Конечно, кроме тебя, друг Конан! Но о тебе ведь до сегодняшнего утра никто и не знал! Да, так я говорю…