Стража последнего рубежа - Волков Сергей Юрьевич. Страница 12

– Посмотри… Ничего не говори. Просто прими как есть. И запомни, Леонид – второй человек на карточке – жив. Это он месяц назад прислал мне фото. Но он просчитался! Ему не удастся ничего получить со старого Дитриха, ха-ха! Я в свое время обманул саму смерть, так почему бы мне не одурачить и ее ангела?

Ничего не понимающий Канаев с удивлением посмотрел на отца, повертел в руках конверт – адрес отправителя был ленинградским – и вытряхнул из него фотографию, побуревшую от времени черно-белую карточку на плотном картоне.

На ней были запечатлены два молодых человека – отец и улыбающийся темноволосый мужчина с волевым подбородком и неприятным, цепким взглядом. И все бы ничего, обычное фото друзей юности, если бы не черная эсэсовская форма и фуражки с черепами, венчающие головы обоих мужчин…

Канаев скрипнул зубами, тяжело осел на шкуру возле кресла, взял бутылку и глотнул из горлышка. Проклятое фото! Проклятое прошлое! Проклятый отец!

Тогда, в восемьдесят девятом, умирая, он сказал Леониду:

– Прости меня, сынок. В жизни нужно уметь признавать и искупать свои ошибки. Я не назову тебе свою настоящую фамилию. Мать нарекла меня при рождении Дитрихом, но ты никогда, даже в мыслях, не называй меня так, слышишь? Пусть для тебя я останусь тем, кем был всегда. И главное – никогда не имей никаких дел с тем человеком, что сфотографирован вместе со мной. Ни с ним, ни с теми, кто придет от его имени. Я… обязан подчиняться ему, но меня больше нет, а ты не наследуешь этой обязанности. Карточку сожги. Сожги и забудь. Прощай…

Он умер тем же днем, в мучениях – у него открылось внутреннее кровотечение. Последними словами отца были: «Gott mit uns»… [6]

Похоронив отца на маленьком кладбище у деревни Разлоги, Леонид отправил матери телеграмму и улетел обратно в Магадан. Фотографию он почему-то не уничтожил, а хранил в портмоне и время от времени разглядывал молодое лицо отца, его форму – по знакам различия получалось, что он был гауптштурмфюрером. Такое же звание имел и второй человек на фото. В отличие от отца у него имелась награда – крест на левой стороне мундира. Но выделялся он не этим. Глаза. Пронзительный, властный и тяжелый взгляд незнакомого эсэсовца преследовал Канаева даже во сне.

На обороте фотографии имелась надпись, сделанная карандашом: «Hirt Tod. 1942 г.» Леонид специально выяснил, что в переводе это значило «пастух смерти». К чему или к кому относились эти слова, он не знал.

Вскоре после смерти отца наступили такие перемены, что Канаев забыл и про фото, и про отца, и вообще про прошлую жизнь. Быстро сообразив, что золото – это вчерашний день, он вложил все деньги в компанию «Титан», занимающуюся торговлей оружием, вернул вложенное с гигантскими процентами, потом перебросил часть средств на нефтяной бизнес, создал ритейлинговый холдинг «Кошкин дом» и открыл «Кан-банк». Это были основные активы империи Леонида Дмитриевича Канаева. Очень скоро они обросли массой побочных, но тоже приносящих неплохой доход фирм и компаний, и о Канаеве заговорили не только на родине, но и в Европе. Все шло хорошо. Настолько хорошо, насколько вообще может быть в России.

И вот этот звонок. Звонивший, представившийся герром Хорстом Убелем, сообщил Леониду Дмитриевичу, что тот должен оказать ему некую услугу. А чтобы у него, Леонида Дмитриевича, не возникло вопроса – а собственно, с какой стати? – герр Хорст Убель сказал:

– Я знал вашего отца, герр Канаев. А он знал меня. Мы с ним оба были пастухами смерти. Хирт тод, герр Канаев, хирт тод…

Глава четвертая

Комната отдела, в котором отныне Тамаре предстояло работать, находилась на том же этаже, что и кабинет Чеканина. Вдоль окон стояло несколько современных столов с компьютерами, в центре – стол для совещаний. У стены – шкафы с документами и телевизор на тумбочке, возле двери – вешалка; с портрета, прищурившись, смотрел Дзержинский. Все очень просто и аскетично, никакого намека на имперскую помпезность, виденную Тамарой в кабинете полковника.

Совещание оперативно-следственной группы, назначенное Чеканиным на три часа дня, началось с опозданием – сам же полковник и задержался, причем более чем на час. Все это время Тамара просидела за столом, просматривая материалы дела, полученные накануне. Ей не мешали. Джимморрисон и капитан Карпухин, похожий на артиста Леонова крепыш, традиционно ушли курить на лестницу, другой капитан, рыжий и конопатый, носивший звучную фамилию Звонарь, дремал, откинувшись на спинку кресла, а майор Вершинин, включив телевизор, с увлечением следил за трансляцией гонок «Формулы-1».

В группу, расследующую убийство офицера таможни подполковника Зимина, Тамару включили буквально вчера.

– Пора тебе, душа моя, к делу приобщаться, – сказал ей Чеканин. – Тем более что дело несложное, разложим мы его быстро.

С точки зрения Тамары, дело было куда как непростое. Зимин попал в поле зрения Федеральной службы безопасности давно. Он по долгу службы занимался оформлением крупных партий оргтехники из-за границы и несколько раз занижал количество и стоимость ввозимых в страну товаров, естественно, не бескорыстно. Все шло к аресту, но тут подполковник пропал. Родственники подняли тревогу, начались поиски, и вскоре труп Зимина был обнаружен среди неопознанных покойников в одном из моргов Москвы. Управление «Т» привлекли к расследованию, когда выяснилось, что у не имевшего внешних повреждений тела отсутствует головной мозг…

– У коллег есть четкая инструкция, – объяснил Тамаре Чеканин, – если им встретилось что-то необъяснимое, анормальное – вызывать специалистов, то есть нас.

– А что случилось с этим Зиминым?

– Пока не знаю, но тут явно замешаны незнати. Мозг высосать, чтобы лишить человека посмертной памяти, – это их почерк.

Поежившись, девушка представила себе, как ночной порой мерзкие твари, напоминающие компьютерных орков из игры «Мидлленд варс», нападают на припозднившихся прохожих и через соломинку, воткнутую в ухо, выпивают содержимое черепной коробки.

Чеканин тем временем продолжал:

– А поскольку покойный имел дело с техникой, руководство решило спихнуть все на наш отдел. Будем теперь сыскарничать. Вам, молодым, это в самый раз, ну а я, старый конь, осуществлю, так сказать, общее руководство. Чтобы с бороздой все в порядке было.

Листая материалы дела, Тамара прочла, что, по данным предварительного расследования, перед исчезновением Зимин занимался оформлением партии GPS-навигаторов. Поставщик – немецкая фирма «Шварцен Форричтанг», получатель – холдинг «Кошкин дом», принадлежащий некоему господину Канаеву, «владельцу заводов, газет, пароходов». Навигаторы после растаможки должны были поступить на склад в Зареченске, а оттуда – в сеть розничных магазинов «Кошкиного дома». Часть приборов уже прошла оформление и отправилась на склад.

Оперативники ФСБ выяснили, что представитель «Шварцен Форричтанг», герр Хорст Убель, респектабельный бизнесмен из Щецина, подарил Зимину образец товара. Как значилось из расшифровки прослушки кабинета таможенника, «в знак взаимопонимания и как залог дальнейшего плодотворного сотрудничества». Но, конечно же, никакого навигатора при трупе найдено не было.

Чеканин ворвался в кабинет, словно за ним была погоня. Следом плелся Джимморрисон и катился колобком Карпухин. Вершинин выключил телевизор и выжидательно уставился на шефа.

– Так, – отрывисто бросил Чеканин, оглядывая подчиненных. – Все в сборе. Хорошо. Я только что с Лубянки, от генерала Павлычева. Вот, коллеги, какой получается зигзаг: тело Зимина обнаружил утром следующего дня после его неявки к родным пенатам милицейский патруль. Произошло это возле Белорусского вокзала, в районе станции «Москва-Смоленская». Я говорил со старшим патруля. Он клянется и божится, что кто-то успел обшарить покойника до них. М-да… Что характерно – не врет.

Тамара встрепенулась.

– Э-э-э… Душа моя, ты что-то хотела? – прервавшись, спросил Чеканин. Все как по команде уставились на девушку.