Колдун - Клубков Владимир. Страница 2

За лесом действительно оказалось две избы, огороженных невысоким, но крепким забором. Груздь громко постучал в ворота. Забрехала собака, тут же подхватила еще одна. Староста успел постучать еще несколько раз, прежде чем хлопнула дверь избы. На собак шикнули, и те притихли. Свен на всякий случай положил руку на рукоять меча.

Ворота приоткрылись, и оттуда выглянул мужик, видимо, хозяин. Староста о чем-то переговорил с ним. Потом  забрался на свой возок и дернул поводья. Ворота открылись полностью, и они въехали на двор. Староста, вновь спешившись, продолжил беседовать с хозяином, размахивая руками.

Десяток остановился, и все выбрались из седел. Молодой парень, находившийся во дворе, крикнул им что-то, но очень быстро, и Торн не разобрал слов. Увидев, что его не поняли, парень жестами показал, что нужно отвести лошадей в загон между домами. Там уже ютилась одна, почти такая же тщедушная, как у старосты.

Когда они разобрались с лошадьми, хозяин повел их к одному из домов. Внутри слабо тлела лучина, освещая грубое убранство. Печь и несколько лавок. Было жарко натоплено.

- Сейчас принесу соломы, - произнес хозяин и скрылся на улице. Все тут же повалились кто на пол, а кто на лавку. Некоторые стали стягивать неудобные доспехи.

- Я первым подежурю ночью, - сказал Свен. Он был единственным, кому поездка, казалось, не причиняла неудобств. Торн окинул взглядом остальных. То, что он увидел, ему не понравилось.

- Вторым я сам подежурю, - ответил он. Свен понимающе кивнул.

Вскоре в дверь протиснулись хозяин и староста, таща солому для лежанок.

- Сейчас будет еда, ваши благородия! -  произнес староста.

Они бросили солому и ушли; за ними появилась весьма дородная женщина с котелком каши.

- Чем богаты… - произнесла она, поклонилась и тут же ушла.

- Спасибо, - поблагодарил Торн.

Через минуту забежал все тот же молодой парень, видимо, сын хозяина. В руках он нес кадушку, которую поставил на стол. Финг тут же исследовал содержимое, и его лицо расплылось в улыбке - в кадушке была медовуха. Откушав и набросав солому на пол, они улеглись спать.

Свен разбудил его к середине ночи, и, не говоря ни слова, повалился на солому, тут же захрапев. Торн поднялся, отряхнул одежду, и пристроился на лавку около печи. Караулить внутри теплой избы было тяжело, глаза то и дело слипались. Ожидать подвоха от местного мужичья было просто неблагодарным занятием. Но он сам установил такие порядки, поэтому нужно было терпеть.

Он бросил взгляд на спящих воинов. Половину из них он едва знал. Из тех десяти, что начали кампанию, остались только он, Свен и Финг. Остальные погибли в этом неприветливом краю. А скольких он потерял еще на родине… Торн вдруг вспомнил свой первый отряд. Он и еще двое таких же зеленых новичков попали в него незадолго до похода. Десяток наняли, чтобы взять замок какого-то барона, Торн так и не узнал его имени. Отношения с опытными воинами сразу не сложились, и новички быстро подружились между собой. Ганс, так же, как и он, младший сын дворянина, имеющий за душой только имя, и Корд, городской кузнец, который вынужден был податься в наемники после пожара в кузне. Оба полегли там, на стенах замка. А Торн выжил. И с тех пор зарекся заводить друзей.

Снаружи светало. Хлопнула дверь, гавкнула собака. Торн выглянул наружу. Парень, помогавший им вчера, плелся с кадкой к воротам. Видимо, хозяин уже проснулся и погнал сына за водой. Все у крестьян было просто и понятно с самого рождения. Торн даже улыбнулся. Потом вспомнил, как жег крестьянские селения, и улыбка сползла с его лица. Он снова вернулся к реальности.

Прикрыв дверь, он принялся будить свой десяток.

Медовуха сделала свое дело, и простуженных с утра не обнаружились. Они быстро собрались в путь. Староста пытался что-то втолковать Торну про хозяина хутора. Но невыспавшийся десятник был мрачен, и на все попытки заговорить только отмахивался. В конце концов, староста оставил его в покое. Торн, однако, понял, что речь шла о плате за постой. Деньги в этом краю были не приняты, поэтому он вытащил из мешка плохонький меч в потертых ножнах и кинул его хозяину. Тот мог очень выгодно его обменять.

Они выехали из ворот и снова пристроились позади возка Груздя. Все так же медленно и скрипуче потянулась дорога.

К вечеру, едва начало смеркаться, впереди показалось селение.

- Вот и добрались, ваши благородия! – крикнул Груздь. – Это и есть Красный Дол!

Озябший Торн промолчал.

Когда они въехали в селение, жители высыпали на улицу, однако, завидев всадников в доспехах и с оружием, многие тут же попрятались по домам. Староста кликнул одного из мужиков и наказал готовить праздник.

- Сегодня мы вас попотчуем, а дела до завтра подождут! – сказал он Торну.

Тот не имел ничего против.

Праздник закончился далеко за полночь. Финга уже давно унесли, из оставшихся на ногах уверенно держались только Торн и Свен. По негласному соглашению, после праздников именно они стояли на часах. «Вторую ночь без сна», - зло подумал Торн. Их проводили до отведенного им дома, и, наконец, оставили в покое.

- Сегодня я первый, – сказал Торн Свену. Тот молча лег спать.

Свен разбудил всех, когда почти совсем рассвело. Они опохмелились оставленной в сенях медовухой и привели себя в порядок. Вскоре ним пришел староста, пожелал доброго утра и, помяв в руках шапку, напомнил, что неплохо бы и с колдуном разобраться. Торн подозвал Свена.

- Веди смотреть, - сказал он старосте. – Где он быть?

- Так мы в хлеву его заперли, где он корову сморил до того, – отвечал Груздь. -  Там и сидит.

- Бежать пытаться? – спросил Торн.

- А как же! Вначале через крышу вылезти пытался! А потом хату соседнюю подпалил! И всех, кто внутри был, пожег. А потушить не смогли. Колдовской то был огонь, точно. Но мужики его стерегут. Так что не убег.

Груздь провел их через всю деревню к крайнему дому. Рядом был виден обуглившийся сруб – все, что осталось от сгоревшей избы. Они обошли дом, и староста, кивнув двум мужикам с вилами, сторожившим вход, отворил ворота хлева. Войдя внутрь, он огляделся и пнул кучу соломы, валявшуюся на полу. Раздался сдавленный вскрик.

- Ага, спрятаться решил, гаденыш! Вылазь, кому говорят! – прокричал староста.

Из соломы выполз худой парень, с грязными рыжими волосами, в рваной одежке, весь в синяках и ссадинах. Все говорило о том, что бит он был в последнее время неоднократно.

- Видали, чисто колдун! – указал на него Груздь.

- Да, мы видеть его, – кивнул Торн. – Сейчас идти обратно. Слушать тех, кто пострадать от колдун.

- Так чего ж их слушать? – удивился староста. – Вот колдун, вот меч, - он указал на огромный меч Свена. – А мы все знаем, что он, гад, творит! Еще наколдует чего! Прямо сейчас к богам и голову с плеч!

- Надо тех, кто пострадать слушать. Потом я герцогу говорить, что произойти, – упрямо ответил Торн.

Староста вздохнул и развел руками.

- Надо, значит надо… - Он запер ворота хлева, наказал мужикам сторожить дальше и повел Торна и Свена обратно.

Следующие полдня им пришлось выслушивать жалобы селян: «Спалил хату, навел порчу, совратил девку, сглазил сына, сморил скотину». Точнее, Свен, не понимавший ни слова, откровенно скучал, а слушал Торн. В конце каждого разговора он неизменно спрашивал, что нужно сделать с колдуном. Все селяне были единодушны: умертвить. Но не просто так, а перед богами, чтобы колдун не смог проклясть Красный Дол.

В конце концов, Торн увидел едва ли не всех жителей деревни. Оставалось пообщаться только с самим колдуном. Позже он не раз жалел, что решил сделать это.

Староста снова отвел их к хлеву. Но на этот раз Торн зашел туда один, попросив старосту подождать снаружи. Свену же он приказал не пускать никого внутрь, пока он там. Тот удивился, но виду не подал.

Рыжий парень сидел в углу на куче соломы и  плакал. Увидев вошедшего, он испуганно вжался в угол, видимо, ожидая побоев или чего похуже.