Зимние волки полуночи - Смирнова Елена Станиславовна. Страница 35

— Ты не можешь не пойти. Явка, если можно так выразиться, обязательная. Понимаешь, если мы не придем, то все подумают, что мы сделали это для того, чтобы оскорбить владыку. Люди совсем откажутся нам помогать.

— Они и так этого не жаждут и вряд ли помогут.

— Будь оптимистом!

— От кого я это слышу? В данный момент я мыслю реалистически и трезво гляжу на вещи. Нам придется делать все самим, вдвоем, не полагаясь больше ни на чью помощь. Максимум, что смогут сделать люди — это открыть нам с тобой уже и без их помощи изученные архивы.

— Во всяком случае, это уже будет шагом вперед — до этого нам официально нельзя было к ним даже приближаться. Почему здесь все настолько подозрительны? Хотя архивы нам вряд ли помогут — в них нет почти ничего ни о зимних волках, ни о Гантроте. И по тем же официальным сведениям ты погиб больше двух тысяч лет тому назад.

— Спасибо, я знаю, — Роллон еще больше помрачнел, хотя такое и казалось невозможным. — И ты думаешь, что королевский двор будет счастлив появлением на приеме призрака? Они же не верят ни нам, ни своим глазам. К этому времени Эллегион остался только в преданиях, которые все уже почти забыли, да еще в старинных книгах, которые пылятся на антресолях архива.

— Печально думать об этом… я любил этот мир.

— Неужели ты умеешь любить?

— Нет. Не умею. Хотя иногда очень хочется. Знаешь, с каждым днем я чувствую, что становлюсь все более человечным. Чувствую, как что-то, что было заперто за толстыми окованными воротами, вырывается на свободу. Я чувствую мир, чувствую жизнь, с каждым днем понимая, что уже не хочу умирать, как было раньше. Раньше, когда мы жили в Эллегионе, когда были лишь бездушными марионетками, почти слепыми, мне не хотелось ничего. Безразличие к миру влекло за собой усталость от жизни, лишь долг слепо вел за собой, и мы подчинялись его зову. Я никогда не испытывал такого количества эмоций, такого количества чувств… знаешь, иногда мне кажется даже, что я становлюсь человеком, оставаясь при этом эльфом. Сейчас, если я вижу, что кому-то плохо, я не могу, как раньше, спокойно пройти мимо. Почему-то мне хочется помочь. Знаешь, я ведь тот небольшой отрядик уничтожил не только потому, что на меня напали. Может быть, конечно, взыграл долг, который много лет вел меня. Я не знаю, что со мной происходит. И с небольшим страхом понимаю — я не хочу уже быть прежним. Мне нравится такая жизнь. Помнишь, я несколько дней назад спрашивал тебя — зачем ты помогаешь людям, хотя сам прекрасно знаешь, что они не дадут ничего взамен? Сейчас я спрашиваю об этом уже себя. Спрашиваю — и не могу найти ответа.

— Со мной происходит примерно то же самое. Но это началось еще в Эллегионе. Ты же помнишь — я не захотел отказаться от своей души, от себя. Я не захотел становиться тем, кем впоследствии стал. Я все-таки сохранил в себе часть своей души и чувств, хотя они долгое время и оставались в тени. Я тоже начинаю понимать, что делаюсь все человечнее. Я уже не тот Зимний волк, которым был. Я понял это еще тогда, в последнее утро Эллегиона, когда разговаривал с Айлитен в последний раз. Она тогда не поверила мне, да и я сам уже не знал, правду ли говорю. Что с нами происходит?

— Я не знаю. Может быть, все из-за того, что наш мир погиб. Ты сам сказал, что все циклы, действующие в нем, прекратили свое существование.

— Может быть. С одной стороны, это к лучшему.

— Есть еще и другая сторона?

— Скорее всего, есть. Но я еще не знаю, какая. И, если честно, знать не хочу, — Роллон откинулся на спинку кресла, прикрыв глаза. — И так проблем полно, причем ни одна из них еще не решена даже наполовину. Я не знаю, к кому в этом времени перешла сила Айлитен и перешла ли она к кому-либо вообще. Может быть, сила просто еще дремлет, может быть, затерялась между времен. Силу нужно вернуть в Эллегион во что бы то ни стало. Пока еще время ведет себя спокойно, но само наше присутствие делает грань все тоньше, а тут еще и это… если все эпохи перемешаются, будет катастрофа.

— Не забудь — Гантрот не должен был попасть во временную петлю, это была не его судьба, — заметил Лентарн.

— Ты веришь в судьбу?

— Не знаю. Я уже ни во что не верю, но знаю одно — Священный город должен вернуться на Землю.

— Зачем? К тому же священный город уже все равно перестал быть им. Я никогда не понимал смысла его создания и, прошу заметить, именно Гантрот выпил почти все жизненные силы Эллегиона. Мне не дорог этот город и я не жажду его возвращения. Для чего он нужен? Какова его роль?

— А ты разве не понял? Это мы.

— Мы?

— В Гантроте заложено все то, что было в Эллегионе. Он явился лишь матрицей, наброском… Гантрот — это все мы, живущие там, это наша память, живущая в каждом камне и каждой капле. А Эллегион… со временем он бы все равно угас, как угасает в этом мире все прекрасное и совершенное.

— Ты стоял у истоков?

— Почти. Извини, мы не могли тебе сказать — твоей силы вполне хватило бы на то, чтобы все остановить.

— Но для чего все это было нужно?

— Мы хотели создать новый, лучший мир. Мечту. Эллегион, как ни крути, оставался все-таки миром Силы и Власти, но совсем не человека и не человечности. В Эллегионе ценилось все, кроме человечности, любви к другим, к людям. Мы, как Зимние волки, понимали, что наша роль уже себя изжила и мы рано или поздно должны отступить в тень, и мы хотели сохранить крупицы себя, своей памяти в Вечности. Новый мир, Священный город, должен был стать миром человека, а не Зимних волков. А мы… мы бы ушли, не мешая больше никому.

— Но ведь что-то пошло не так. Эллегион начал быстро катиться вниз, к подножию скалы, на которой возвышался.

— Я не знаю, что случилось. Видимо, боги были против этой затеи и вмешались. А Айлитен еще и решила спасти свой мир, не зная истинной причины угасания. Все не должно было быть так. Роллон?

Зимний волк не ответил, возведя глаза к потолку. Боги, за что? Почему он совсем забыл про то, что в соседней комнате спит Лита?

Я решительно распахнула дверь, обводя открывшуюся мне комнату мрачным заспанным взглядом.

Роллон и Лентарн выглядели так, словно они коты, увлеченно поедавшие сметану в кладовке в тот момент, когда туда вошла хозяйка. Ничего, ничего… сбежать от объяснений удастся вряд ли, я слышала весь разговор.

— Ну, голубчики, я все равно уже все слышала. Что вы можете рассказать мне о вашем темном прошлом? — я придвинула стул, усевшись на него, и выжидательно взглянула на собеседников. — Я вас слушаю. Роллон, тебе и так пришлось бы мне все рассказать, так что не отлынивай. Что случилось у вас в прошлом? Откуда вы? Я уже поняла, что не из этого мира, и не из моего. Но из какого?

Он не знал, стоит ли делать это. Рассказать? Зачем? Не рассказывать? Она все равно уже слышала разговор, так что таить особо и нечего. Но стоит ли впутывать ее в это? Он усмехнулся про себя. За эти несколько дней он успел вполне хорошо изучить Литу, и прекрасно знал, что даже если ей запретить, она все равно вмешается. Вмешается — и сделает все по-своему, не спрашивая разрешений, с ошибками из-за неопытности и пока еще небольшой безалаберности.

Он все-таки рассказал. Ничего не тая, не скрывая — он не привык лгать, к тому же — почему бы и нет? Пусть знает, хуже от этого не будет никому. А будет ли лучше — может быть, и будет.

— И ты хочешь сказать, что я должна в это поверить? — скептически хмыкнула я, откидываясь на спинку стула.

— Я ничего не хочу сказать. Хочешь — верь, не хочешь — не верь, это твое личное дело. Ты просила рассказать — я рассказал.

— Я ничего не понимаю, — устало выдохнула я, спрятав лицо в ладонях. — Этот пропавший город, Зимние волки, Эллегион… нет, это невероятно.

— Что именно?

— Ты оказался в этом мире когда? Пару месяцев назад? И когда ты успел научиться водить машину, разбираться в компьютерах, написать несколько книг, выучить всю земную историю, да еще и прочитать кучу художественных и научных произведений, на которые иногда ссылаешься? Многим людям на это не хватает и жизни.