Зимние волки полуночи - Смирнова Елена Станиславовна. Страница 45

— Я не понимаю.

— Я сам никогда не понимал этого, но факт оставался фактом — некоторые способности по приезде в Эллегион шли в рост, в то время как человек словно истончался, как кусок масла, оставленный на улице в жаркий полдень или с психикой творилось что-то неладное. Я не знаю точно, в чем дело. Возможно, Лентарн в курсе, но он никогда не распространялся об этом. Он знает много об Эллегионе, гораздо больше, чем даже я. Хотя я и сын одного из богов, меня не посвящали в великие тайны. Видимо, считали, что я еще слишком молод для этого. Возможно, если бы я согласился стать преемником и наследником Танатоса, все изменилось, но я никогда не пойду против того, что во мне еще осталось человеческого.

— Человеческого… — задумчиво протянула я. — Ты говорил только о людях… а другие расы смогли бы жить там?

— Да, вполне, хотя и с небольшими сложностями. К примеру, в Эллегионе очень комфортно могли бы жить эльфы, достаточно загадочные существа, которых не смог познать еще никто из людей. Но эльфы шарахались от этого мира как упырь от креста, больше предпочитая Гантрот, в котором все равно жили очень неохотно и только по делам.

— Но Лентарн…

— Лентарн не совсем эльф, и даже среди своих соплеменников он выделяется исключительной силой воли и духа, что помогало ему спокойно жить там. Он любил Эллегион, считая его чем-то вроде еще одной составляющей себя самого. Но, в основном, в моем мире жили люди, родиной которых являлся сам Эллегион, и народ энтирад.

— Я много слышала о них, но ничего конкретного нет даже в самых старинных книгах. Что это за народ?

— Говорят, их породили море и ветер. Я сам толком не знаю, чем мой народ отличается от остальных, хотя мне и должно быть за это стыдно. Если судить по легендам, это люди, наделенные необычными силами, чуть более спокойные, чем люди, достаточно хладнокровные. Более выносливые, талантливые, сильные…

— То есть самая подходящая канва для Обряда. Идеальные Зимние волки.

— Наверное. Но я никогда не замечал за собой приписываемых качеств. Как не наблюдал их и за остальными соплеменниками. Обыкновенные люди… разве что чересчур гордые. Хотя одна особенность все-таки имеется — после смерти образ достаточно быстро стирается из памяти. Идеальные воины не должны заставлять других сожалеть об их смерти.

— Как цинично…

— Это не цинизм, а всего лишь правда, пускай и достаточно горькая, — Роллон невесело усмехнулся, глядя куда-то вдаль. Словно за окном маячили высокие белые здания, еще укрытые утренним туманом, на улицах бродили люди в старинных одеждах, словно вдалеке приветственно блестели витражи городской ратуши… его взгляд немного изменился, наполнившись какой-то неведомой пронзительной тоской, сожалением о когда-то былом, но ушедшем прекрасном. И тут меня внезапно озарило.

— Ты… ты потерял там кого-то, да? В Эллегионе… прости, это, конечно, бестактно, но я же вижу, что тебе плохо. Я не должна была задавать этот вопрос, но… мне кажется, что я тебя понимаю.

— Вряд ли, — Роллон опустился на диван, проведя рукой по лицу и тем самым словно стирая воспоминания. — А к кому мы ходили на кладбище?

Настала моя очередь молчать. Хотя Роллон и знал о Лаорте, я сама в минуту слабости рассказала все ему несколько дней назад, я почему-то не желала говорить, зная, что неизменно расплачусь. Все-таки время не залечивает такие раны до конца, оставляя неприятные рубцы.

— Этот… человек помог мне выжить сегодня, — запнувшись, все-таки ответила я, отводя взгляд и не смотря в эти сине-зеленые глаза, проницательные, мудрые и видящие меня насквозь, как открытую книгу.

— Человек?

— Ты прекрасно знаешь, о ком я, — я стерла с глаз все-таки навернувшиеся слезы, разозлившись на себя — пора бы уже и перестать плакать по любому поводу.

— Знаю. И расспрашивать не буду. Одевайся, — внезапно приказным тоном сказал Роллон, поднимаясь с места и телепортируя себе из дома чистую рубашку.

— Зачем? — я удивленно приподняла бровь.

— Пойдем лечить тебя от смертной хандры, — улыбнулся он, взмахнув рукой и тем самым перенося из моей комнаты в гостиную штаны, сапоги и рубашку. Деликатно отвернулся, терпеливо подождал, пока я все зашнурую. — А то совсем в депрессию впадешь и начнешь на людей кидаться.

— Обещаю — начну с тебя, — мило улыбнувшись, пообещала я, пристегивая на пояс кошель с деньгами и первой выходя на улицы столицы. — Куда пойдем?

— Не знаю. За две тысячи лет этот город сильно изменился.

— Неужели? По-моему, нет.

— А ты была здесь две тысячи лет назад? — немного удивленно поинтересовался Роллон. Я подивилась резкой смене его настроения и тому, что он ведет себя совсем не типично для Зимнего волка. По идее, представители этой группы — замкнутые, неразговорчивые пессимисты, не видящие в своей жизни ничего, кроме света в конце тоннеля. Роллон же являлся полной им противоположностью, но настроение у него менялось иногда слишком уж волнообразно.

— У меня хорошая фантазия. К своему стыду, я не могу похвастаться отличным знанием всех улочек и переулков Ателлена.

— Действительно, этого надо стыдиться. Ты же живешь в этом городе с рождения.

— Ну и что? Мы не ходили по темным переулкам, предпочитая гулять в центре.

— Значит, пойдем наугад, — кивнул Роллон, отчего серебряный обруч скособочился и сполз на глаза. Нетерпеливым движением мужчина поправил его, вновь прижав волосы.

— Ой, что-то не нравится мне эта идея, — проворчала я, тем не менее соглашаясь и неуверенно глядя на красную полосу заката, расплескавшегося над городом. — Кстати, ты видел Жемчужный залив на закате?

— Да.

— Пошли еще раз посмотрим, мне очень нравится.

— Пошли.

— Эй, это нечестно! — возопила я, снова падая и взметнув кучу брызг. Вынырнув, сняла сапог, удрученно вылила из него воду и мрачно взглянула на хохочущего мерзавца, прикидывая, что лучше — кинуть в него сапогом или все-таки брызнуть водой? Тяжба решилась в пользу воды. Сняв и второй сапог, я кинула их на берег и чуть поманила волну водой, окатив тем самым Зимнего волка с ног до головы. Впрочем, он и до этого был не особенно сухим, однако сейчас Роллона можно было выжимать и вешать прищепками на веревку для просушки.

— А магией, значит, честно? — прищурился он, кидая на песок уже свои сапоги и не утруждая себя даже выливанием из них воды.

— А рукой за щиколотку? — тут же в лоб спросила я. Крыть Роллону было нечем, поэтому он только махнул рукой, подзывая волну уже для того, чтобы накрыть меня с головой. Не растерявшись, я выставила блок.

В этот вечер жители столицы имели возможность наблюдать редкое природное явление — к небесам, вызванный нашими объединенными усилиями, взметнулся столб воды высотой примерно в двадцать метров. Естественно, ни я, ни Роллон не хотели уступать, поэтому столб с каждой секундой истончался, вырастая в длину все больше и больше. Упершись ногами в песок, я выпрямилась с напряженными руками с одной стороны столба, с другой в точно такой же позе застыл Роллон, не желавший ослаблять напор волны. При этом далеко над морем разносился смех, поскольку нам обоим было от этого еще и очень весело. Смертная хандра, от которой Роллон, кажется, собирался меня лечить, ушла, даже не попрощавшись.

— С этим надо что-то делать! — крикнула я, пытаясь перекричать шум воды.

— Только не теряй концентрацию, иначе будет небольшое наводнение! — я еле услышала сказанную им фразу.

Лентарн появился как всегда — не вовремя. Когда мы его узрели, то, естественно, сразу же забыли о всякой концентрации и обещанное наводнение не заставило себя ждать. Лавина воды, низвергнувшаяся на наши головы, заставила мигом пойти на дно и я поняла, что тону. Плавать я научилась в четыре года, но волна такой силы не давала даже шансов для хотя бы одного гребка, а в нос, рот и уши начала заливаться горьковато-соленая морская вода. Понимая, что не хочу погибнуть так бесславно, я усиленно заработала ногами. Я хочу выжить, очень хочу. Я просто никак не могла поверить в то, что больше не взгляну в проницательные сине-зеленые, как само море, глаза, что ни разу не увижу, как солнце блестит на волосах цвета пшеницы… с силой ухватившись за очень вовремя подвернувшуюся сильную руку, я облегченно поняла, что мне не хватает воздуха и с чувством выполненного долга потеряла сознание, напоследок подумав, что думать на пороге смерти о такой чепухе… остаток фразы я додумать не успела.