Живущая свободной - Адамсон Джой. Страница 24

И все же инспектору приходится трудно. Во-первых, преступники ничуть не страшатся тюрьмы. Она для них означает кров, пищу и одежду за работу, которая уже сама по себе вносит разнообразие в их бедную событиями жизнь. Во-вторых, браконьеров считают отважными удальцами.

Теперь, когда приехал патруль, мы собрались покинуть Эльсу и львят. Львица почти совершенно оправилась от своих ран, и нам хотелось, чтобы семейство вело естественный образ жизни. Но когда объездчики вернулись из-за реки, нам пришлось отказаться от своего решения. Они поймали несколько нарушителей, а Джордж разузнал, что браконьеры задумали, как только мы оставим лагерь, убить Эльсу отравленными стрелами. Выяснилось также, что после поджога трое браконьеров ходили на Большие скалы охотиться на даманов. Но одного из них укусила змея, и они отступили.

Один из пойманных нарушителей очень обрадовался, увидев Джорджа, и напомнил ему, что прошло четырнадцать лет, как тот впервые арестовал его за браконьерство. С тех пор Джордж ловил его еще четыре раза. Словом, старые друзья!

Мы понимали, что чем сильнее будет засуха, тем шире развернут свою деятельность браконьеры. И если мы перестанем кормить Эльсу, патруль не сможет помешать ей уходить на охоту далеко от лагеря, где она рискует столкнуться с местными жителями.

Конечно, остаться — значит еще больше оттянуть начало независимой жизни львят, они вырастут совсем избалованными. И все-таки это лучше, чем трагический исход.

Как-то вечером, когда мухи цеце особенно разошлись, Эльса и оба ее сына вошли в мою палатку, бросились на пол и стали кататься на спине, чтобы раздавить своих мучителей. Они опрокинули две раскладушки, прислоненные к стене, Эльса улеглась на одну из них, Джеспэ — на вторую, а Гупа должен был довольствоваться брезентовым полом. Два льва, возлежащих на кроватях, не очень-то отвечали нашим представлениям о «естественной» жизни, но зрелище было потешное. Только Эльса-маленькая осталась снаружи. Она была все такой же дикаркой, ничто не могло заманить ее в палатку. Хоть за нее меня совесть не мучила.

В эту пору к нам повадился новый гость — красавица генетта, которая каждую ночь поедала остатки львиной трапезы. Эта маленькая зверюшка нисколько не пугалась, когда Джордж светил на нее фонариком. Она все больше осваивалась в лагере. Однажды ночью Джордж проснулся от стука упавших тарелок. Он посветил и увидел генетту в каком-нибудь метре от своей кровати. Она невозмутимо уписывала сыр и жареную цесарку — остатки его ужина. С каждым днем генетта смелела, однако она остерегалась появляться до того, как львы управятся со своим ужином.

Как-то, сидя на берегу вместе с Эльсой и львятами, я воспользовалась случаем получше рассмотреть Эльсины раны. Оказалось, что, несмотря на сульфаниламид, они еще не совсем зажили. Заодно я проверила ее зубы. Два клыка были сломаны. Еще в детстве, когда Эльса страдала от глистов, у нее появилась бороздка на зубах. По этой бороздке клыки и обломились. Конечно, главным ее оружием оставались когти, но отсутствие зубов, наверно, затрудняло охоту.

Когда стемнело, мы вернулись к палаткам. Весь вечер Эльса была чем-то обеспокоена и наконец вместе со львятами ушла в буш.

В полночь меня разбудило рычание львов. Шло ожесточенное сражение. После некоторого затишья звери схватились второй раз, потом третий. Какой-то лев жалобно заскулил, видно, ему крепко досталось. Я только надеялась, что это не Эльса! Вскоре кто-то из них пересек реку, и все стихло.

Едва рассвело, мы отправились к месту битвы и узнали следы свирепой львицы и ее супруга. Похоже, Эльса дала им отпор, когда они приблизились к лагерю. Шесть часов мы шли по отпечаткам ее лап. Они вели через реку до Пограничной гряды, где встречались со следами львят.

Мы проискали ее целый день и на закате дали сигнальный выстрел. Через некоторое время вдалеке послышался голос Эльсы, а затем она явилась сама в сопровождении Джеспэ.

Эльса сильно хромала, но бежала быстро и лишь раз-другой остановилась, чтобы поискать взглядом отставших детей. И Эльса, и Джеспэ радостно потерлись о наши ноги, показывая, как они рады встрече с нами. У нее на передней лапе была глубокая рана, из которой сочилась кровь. Надо поскорее идти в лагерь, чтобы заняться лечением.

До лагеря было далеко, а уже начинало темнеть. Многочисленные следы носорогов и буйволов убедительно говорили о том, что не стоит задерживаться, но, как ни поторапливал нас Джордж, приходилось останавливаться, потому что львята все время отставали. Только Джеспэ бегал взад и вперед, словно овчарка, сгоняющая стадо в кучу.

На сей раз мухи цеце были нашими союзниками. Эльса, которой они особенно докучали, старалась поближе держаться ко мне в надежде, что я буду их отгонять. Даже Джеспэ впервые обратился ко мне за помощью. Я уговаривала себя, что не должна ему помогать. Но как устоять, когда он терся шелковистым боком о мои ноги, прося избавить его от мучителей?

Эльса оставляла свои метки чуть не на каждом кусте. Неужели у нее снова любовь?

Совершенно обессиленные, мы наконец добрались до палаток. Эльса от еды отказалась. С крыши лендровера она смотрела, как львята рвут мясо, и временами пристально вглядывалась в темноту. Еще не было и девяти часов, когда она ушла из лагеря вместе со львятами. А около полуночи мы услышали зов льва на Больших скалах.

В последующие дни Эльса постоянно наведывалась в лагерь, позволяя мне лечить ее раны.

Поправившись, она вместе с детьми пошла охотиться с нами на крокодилов. И мы еще раз увидели, как львята по приказу Эльсы замирают на месте.

Эльса выследила антилопу, но той удалось уйти. Пока она подкрадывалась, львята лежали, словно окаменевшие. Зато потом они вдоволь поплескались в воде, полазили по деревьям. Вонзая когти в кору и подтягиваясь, они поднимались по стволу на три метра.

В этот раз мы наблюдали еще одно проявление природного чутья Эльсы. Львята играли в ста метрах от заводи, в которой обитал крокодил. Но почему-то Эльса считала его безопасным, может быть, знала, что он сыт. Во всяком случае, этот крокодил ее ничуть не беспокоил, хотя обычно Эльсу настораживала малейшая рябь на воде. Мы не раз примечали, что она делит игры на безопасные — например, когда Джордж и Джеспэ отнимали друг у друга мясо, и опасные — когда Джордж кидал в реку палку. В последнем случае она поспешно становилась между львятами и рекой — то ли чтобы не пустить их в воду, то ли чтобы успокоить их, мол, это всего-навсего палка, а не крокодилья морда.

12 августа, накануне моего отъезда в Найроби, Эльса и львята вечером очень рано покинули лагерь, и вскоре за рекой раздался голос льва. Утром Джордж прошел по его следам и рядом увидел отпечатки лап Эльсы и львят. Они направлялись к Пещерной гряде.

Недалеко от гряды в воздухе парили грифы. Джордж нашел остатки носорога, который был убит за несколько дней до того отравленными стрелами. Эта туша явно пришлась льву по вкусу.

18 августа я вернулась в лагерь. Когда мы ужинали поздно вечером, с реки донеслось рычание двух львов. Они приближались к лагерю. Оставив львят, Эльса побежала им навстречу. Возвратилась она через три четверти часа, но к этому времени львята ушли. Эльса забеспокоилась и принялась искать их.

Вдруг из-за кухни донеслось громовое рычание. Джордж посветил туда — в луче фонаря сверкнули львиные глаза.

Эльса стояла у палатки и угрожающе рычала. К счастью, в это время вернулись львята, и она быстро увела их с собой за реку.

Наконец все стихло, и мы легли спать. Но около половины второго Джорджа разбудил какой-то шум. Он включил фонарь и увидел, что метрах в тридцати от палатки сидит чужая львица. Она не торопясь встала. Джордж выстрелил в воздух, чтобы придать ей прыти. Тотчас же раздалось рычание еще одного льва. Около получаса они ворчали, рычали, фыркали, потом наконец убрались.

На следующий день Эльса пришла в лагерь поздно и легла отдыхать возле палаток. А Джеспэ был в ударе и принялся озорничать. Бутылки, тарелки, вилки, ножи посыпались со столов, ружья полетели на землю. Он таскал патронташи, хватал картонные коробки, гордо показывал их брату и сестре, затем рвал в клочья.