Ничего хорошего - Фэйрстайн Линда. Страница 41

— Оставь девушку в покое, Майк. — Сара встала, чтобы пойти к себе и составить расписание на день. — Держи меня в курсе, хорошо, Алекс?

Майк позвонил лейтенанту Петерсону и попросил прислать детектива, забрать листок в лабораторию. Мы позвонили Бобу Банниону, чтобы организовать просмотр видеопленки с места преступления — хотели еще раз подробно все рассмотреть в надежде, что нам удастся понять, в каких именно папках Доген рылся преступник.

Сидя в кабинке для просмотра видео, мы с Чэпменом раз за разом прокручивали пленку, увеличивая некоторые моменты в попытке понять, что нужно было преступнику в ее кабинете. Напоминают ли папки из ее кабинета — которые мы, несомненно, должны еще осмотреть лично — папки, найденные в мусорном баке? Если туда их выбросил убийца, то откуда он их унес? Со стола или из какого-нибудь ящика?

— Нужна помощь? — поинтересовался Боб.

— Ты нам понадобишься, когда мы поймем, что ищем. А этого пока не случилось.

Вернувшись в мой офис, мы застали там Джанин Борман из судебного отдела.

— Судья из пятого зала дал мне полчаса на предоставление соответствующего законного обоснования. Иначе он удовлетворит ходатайство защиты об отклонении иска. У меня просто нет времени на то, чтобы копаться в книгах. Я подумала, может, ты сталкивалась с подобным раньше.

Удобная отмазка — «нет времени». На самом деле Джанин просто не умеет работать с книгами, подумала я.

— А в чем проблема?

— Дело о половой агрессии. Все случилось в метро. Никаких СПЖ. У нас есть только заявление от полицейского.

«СПЖ» — так мы для краткости называем свидетеля, подавшего жалобу. Как это часто бывает в случае небольших преступлений в транспорте, жертвы не дожидаются приезда полиции. Они уже из опыта знают, что шансы на поимку преступника невелики, если не сказать, ничтожны. Да, всегда есть вероятность того, что в переполненном вагоне метро какой-нибудь извращенец станет тереться членом о ногу рядом стоящей женщины, — но женщина готова заплатить эту цену за возможность вовремя попасть на работу в Нью-Йорке. С этой точки зрения зимнее время года имеет свои преимущества: пальто — это дополнительная защита от преступника.

— И в чем суть дела?

Джанин смешалась, ей неудобно было употреблять слова, которые я произносила сотню раз каждый день. Отвечая на мой вопрос, она запиналась и мямлила, бросая смущенные взгляды на Чэпмена.

— Ну, это... ответчик, Антоний Гавропулос, вроде как был на противоположной платформе. Полицейский говорит, что заметил, как ответчик встал позади одинокой женщины. От утверждает, что Гавропулос... ну... что он видел, как тот оголил себя...

— Достал пенис? — переспросила я.

— Ага. И что у него... э-э-э... была эрекция, и что он вроде как потерся пенисом о женщину.

— Вроде как потерся или потерся, Джанин? Либо у нас есть состав преступления, либо нет.

— Извините, мне просто...

— Послушай, если ты собираешься вести подобные дела, то должна научиться пользоваться этим языком и точно называть части тела. Никаких иносказаний, никакого смущения. Это работа.

Она собралась с духом и начала заново:

— Мы обратились в суд с иском. Судебно наказуемый проступок, связанный с сексуальной агрессией. И одно из наших требований — ответчик должен пройти коррекционную программу для сексуальных агрессоров.

— Ясно. И что?

— Адвокат говорит, что его клиент не признает себя виновным. Он говорит, защита докажет, что полицейский лжет. Гавропуло утверждает, что, ну... что у него слишком маленький. Что полицейский не мог ничего увидеть с противоположной платформы, даже если бы у него, Гавропулоса, была бы эрекция. Были у тебя подобные дела?

Чэпмен не дал мне ответить. Он подошел к нам, назидательно подняв палец:

— Тебе не нужно законное основание, и не нужно ничего искать в справочниках. Сделай следующее. Иди в суд, вели адвокату убираться к черту. Он никому больше не понадобится. И скажи мистеру Гавропулосу, чтобы он повел себя как мужчина. Скажи ему: «Антоний, имей гордость! Признай себя виновным». Сам бы я бы скорее отправился в тюрьму, чем признался, что у меня настолько маленький член, что его невозможно разглядеть".

У Джанин отвисла челюсть, и на секунду она поверила, что ей придется последовать совету Чэпмена.

— Он пошутил, Джанин. — Я вывела ее из кабинета в коридор и научила, как вести себя с судьей, рассказав некоторые случаи из своей практики. Обрадовавшись, она убежала в зал заседания.

Когда я вернулась, Чэпмен уже держал в руках мою дубленку.

— Пошли, блондиночка. Давай-ка, я уведу тебя отсюда. Найдем Мерсера и займемся настоящим делом. Помнишь, что твоя бабушка Дженни сказала мне, когда твоя мать организовала вечеринку-сюрприз?

Я отлично знала, что он выдаст дальше. Это была любимая жалоба моей бабушки-еврейки, которая в юности приехала в эту страну из России и очень гордилась тем, что смогла дать своим сыновьям среднее и высшее образование.

Помню, когда я представила ей Майка как своего коллегу, она посмотрела на него и сказала по своему обыкновению:

— Мой сын заплатил за семь лет ее обучения в университете, а Пол Батталья сделал из нее эксперта по пенисам и влагалищам. Ох-ох-ох. Такое возможно только в этой стране.

17

— Ну, любовь или деньги?

— Пятьдесят на пятьдесят. Это лотерея.

— Думаю, все же что-то одно.

— А к чему ты отнесешь похоть? А преступления, совершенные в гневе? А убийства на почве секса? К любви? Нет, я не согласен.

— Дело не в классификации. Я уверен, что чаще всего преступления совершаются из-за денег, а не из-за любви.

— Возьмем, например, твои бытовухи. Разумеется, они случаются не из-за той любви, которая описывается в книгах, а из-за любви, которая изжила себя.

— Да? Бытовухи происходят из-за денег так же часто, как из-за эмоциональной черствости.

Я вышла из туалета в кафетерии Медицинского центра Среднего Манхэттена и тут же оказалась втянутой в ожесточенный спор Чэпмена и Уоллеса по поводу преступлений.

— А что ты думаешь, Куп?

— Как-то не задумывалась. Наверное, из-за денег.

— Мерсер, чаще всего мы выезжаем на такие происшествия, как Пако замочил Флако из-за красных крышечек или синих крышечек!

В последнее время убойный отдел нередко занимался расследованием дел, связанных с разборками наркоторговцев из-за их радужных сокровищ — пузырьков с разноцветными пластиковыми крышками: красными, синими, лиловыми, желтыми и так далее.

— Да, иногда Флако режет Пако на части, потому что именно с ним изменила женщина Флако, — продолжил Майк. — Но обычно его волнует измена, только если она заведует бухгалтерией его лавочки. А вовсе не потому, что он безумно ее любит. Эти парни любят своих стаффордов, питонов и какаду. А вовсе не боевых подруг.

— Так из-за чего погибла Джемма Доген? Из-за любви или из-за денег? — переспросил Мерсер, прекрасно зная, что ни я, ни Майк не сможем ему ответить. — Пошли, послушаем, что нам споет Спектор.

Мы направились через лабиринт коридоров и лифтов от кафетерия больницы до спокойного шестого этажа медицинского колледжа. Майк назвал свое имя дежурной у стойки.

— Доктор Спектор вас ждет?

— Да, мэм. Мы детективы из отдела по расследованию убийств, а мисс Купер — из офиса окружного прокурора.

И хотя Майк вроде бы не упомянул, что мы являемся разносчиками брюшного тифа, его слова произвели схожий эффект. Дежурная нахмурилась, закатила глаза и больше не смотрела в нашу сторону. Правда, она все-таки набрала номер Спектора и сообщила, что пришли «эти» люди.

— Последняя дверь направо, перед библиотекой.

Мы прошли мимо неосвещенного кабинета, где когда-то работала Джемма Доген.

Спектор ждал нас на пороге. Как любой человек его профессии, он был чрезвычайно самоуверен, но радушная улыбка и свободные манеры отчасти скрывали это. При росте в пять футов шесть дюймов, он был ниже каждого из нас троих, а его рыжеватые волосы уже начинали редеть.