Мести не будет - Русанов Владислав Адольфович. Страница 9
– Так никого не нужно травить? – голос пани Хележки посветлел от тщательно скрываемой надежды.
– Что ты, что ты! И думать забудь. И вслух этих слов не произноси. Какая гадость! – Зьмитрок скривился. – Травить. Травить. Травить... – произнес он несколько раз, словно пробуя слово на вкус. – Тьфу ты, мерзость-то какая! Нет. Ни в коем случае. Нет. Твое задание будет приятным, легким и, возможно, очень даже выгодным.
– Кому?
– Приятным тебе, – прищурил глаза князь. – Выгодным, я надеюсь, нам обоим, если все удастся. Так что в твоих интересах, моя прекрасная пани, чтобы все получилось.
– Итак. Что мне нужно сделать?
– Вот это подход. Как говорят в Зейцльберге... Брать быка за рога. Так?
– Не знаю... – Пани Хележка дернула плечиком. – Не люблю зейцльбержцев.
– А кто просит их любить? – удивился Зьмитрок. – Я их сам терпеть не могу. Но приходится использовать и великого герцога Адаухта, и святош тамошних, и рыцарей-волков... Впрочем, я отвлекся. Слушай.
– Я вся – внимание.
– Королек-то наш Юстын, народный избранник, от рук отбиваться начал...
– Да?
– Не перебивай! – на миг голос князя звякнул сталью. – Забыл Юстын, кто его на престол возвел, забыл. Вернее, лизоблюды выговские сумели его убедить, что он единственный и неповторимый, законно избранный на честной и прозрачной элекции. Вот он и возомнил о себе невесть что. Вздумал указывать, что делать да как быть. Мне, пану Твожимиру Зураву, пану Адолику Шэраню... Нет, они, конечно, гуси еще те, но пока что мне нужны.
Зьмитрок замолчал, подкручивая ус. Пани Скивица терпеливо ждала, не понукая и не перебивая.
– Так вот, о Юстыне, – продолжил Грозинецкий владыка. – Представь себе, совсем недавно, третьего дня, он учинил нам разнос, даже голос осмелился повысить! Мне, панам подчашию, возному, каштеляну, маршалку... А за что терпели обиду? За Твожимира Зурава, который не намерен на переговоры с Янушем идти, не желает дело с Малыми Прилужанами миром улаживать. Правильно делает! Да любого купчика в Выгове спроси, он тебе объяснит. Нельзя с малолужичанами добром договариваться – разбойники все, полудурки тупые и безграмотные. Князья – бандиты сплошь, мещане с ремесленниками – быдло бессловесное! А он – «нельзя лить кровь лужичанскую»... Еще бы шпильмана приплел:
А что с ним сделалось, когда я об отмене Контрамации заикнулся! Песья кровь! Думал, раздуется, как та жаба, и лопнет. Засычал, забулькал горлом! «Не бывать!» Забыл, песья кровь, как корону воздел, кто его под руки вел, кто советом наставлял...
Хележке показалось, что князь-подскарбий сейчас сорвется на визг. К счастью, только показалось. Зьмитрок удержал себя в руках. Замолчал, несколько раз вдохнул-выдохнул. Сказал уже почти спокойно:
– Ты должна будешь окрутить Анджига Далоня. Слыхала о таком?
– Сын? – Хоть пани Скивица и не была вхожа ко дворам наиболее влиятельных князей, воевод и магнатов, слухами земля полнится.
– Да. Сынок единокровный. Он сейчас в полку Выговских гусар хорунжим служит. Вроде как служит, поскольку больше гуляет, пьет по шинкам да девок щупает. Счастье, что полковник в Выговской хоругви старательный и терпеливый. Другой не стерпел бы...
– И я должна окрутить этого гуляку и бабника?
– Окрутить, соблазнить, охомутать... – Зьмитрок улыбнулся. – Называй как хочешь. Лишь бы он за тобой на край света готов был пойти. Десять дней даю. И ночей тоже.
– Ну... – Пани Хележка задумалась, придавив нижнюю губу согнутым указательным пальцем. – При известном везении...
– Ты сможешь. Кто, если не ты? Подумай.
– Хорошо тебе говорить, твоя милость. Чуть что, раз-два и в Грозине. А Юстын все же наш король, лужичанин.
– Так я ж тебя не сожрать с потрохами его сына прошу. Приручить. Чтоб бегал за тобой, как ягненок за овцой. Прости за сравнение. Я тут один закон хочу через Сенат протащить. Пан Шэрань уже не против. И третья часть сенаторов тоже. Хочу... – князь Грозинецкий понизил голос. – Хочу корону наследной сделать.
– Как?! – Хележка ахнула и прижала ладонь к губам. – Это же...
– Да знаю-знаю, что петь противники будут. Извечные вольности, привилегии шляхетства, вековые традиции элекции... А у нас княжение от отца к сыну передается, и в Угорье, и в Заречье, и в Зейцльберге. Плохо это? Нет, хорошо. Смуты такой не бывает, как в минувшем серпне.
– Как сказать...
– Ну, случаи всякие бывают. Но подумай, коль во всех землях и государствах один обычай, а у вас в Прилужанах отличный, о чем это говорит?
Женщина молчала, потупив взор, чтобы, не приведи Господь, Зьмитрок не прочитал в ее глазах ненависть и отвращение.
– Молчание говорит о согласии. Юстын будет основатель династии Далоней. Пусть освятит королевской волей новый закон. Да новый патриарх, Винцесь Шваха, очень вовремя из Тернова прибыл. Не откажет пану Юстыну в такой малости, окропит святой водицей... Так ты берешься, моя прекрасная пани? Не расслышал я что-то.
– Берусь. Но последний раз, твоя милость. Анджиг тебе для скорого престолонаследия понадобился, поди?
– Не бойся, пани Хележка, Юстына травить не заставлю. Он и так не жилец. Видала, как обнесло? Ты мне Анджига приручи. Приручи, и свободна. Денег дам, не скупясь. Я ж теперь подскарбий.
– Хорошо, – обреченно кивнула пани Скивица. – Я берусь за это задание. – И вдруг стрельнула быстрым взглядом из-под густых ресниц. – А что, казна Прилужанская уже нашлась?
Сказал и обмерла, уж больно посуровел князь Грозинецкий. Сжал челюсти, задеревенел плечами. Открыл было рот, чтобы рыкнуть на дерзкую, но передумал. Соскочил с комода и быстрым шагом вышел вон.
Хележка едва в ладоши не захлопала. Достала-таки подскарбия без казны. Зацепила самым кончиком клинка, если выражаться языком фехтовальщиков. Но зацепила славно. По самому больному месту.
«Хорошо, – подумала пани. – Анджига я приручу. Будет ходить без поводка по струнке. А вот для тебя ли? Там поглядим».
Глава вторая,
из которой читатель узнает о том, что называться истинным именем и гербом, равно как и нарушать Контрамацию, бывает опасно для здоровья и личной свободы, а окаянный груз вновь и вновь завладевает умами людей, понуждая их совершать неблаговидные поступки.
Вопреки многообещающему названию, в шинке «Свиная ножка» кормили из рук вон плохо. И, скорее всего, не по вине упитанного шинкаря и его дородной супруги, деловито управляющейся со сковородками и горшками. Похоже, во всей Хоровщине к середине осени начался ощущаться недостаток съестных припасов. Особенно в городках и крепостицах, где жили и служили реестровые конники и бойцы порубежной стражи. Увлеченные политической борьбой, правители воеводства как-то запамятовали, что их защитники еще и есть иногда хотят. А по селам и застянкам земледельцы припрятывали излишек зерна и овощей, опасались забивать скотину и птицу. Все ждали непредсказуемой, голодной, военной зимы, не говоря уж о последующей весне. Кто знает, хватит ли зерна на посев после набегов язычников из-за Стрыпы да после возможного вторжения коронного войска из верных Выгову воеводств?
Ендрек помимо воли вздохнул, вспомнив изобилие стола в Батятичах, в шинке «Грудастая Явдешка», обед в которой едва не стоил ему жизни. Где то сейчас пан Цециль Вожик? Выжил ли после ранения в живот? При всей скудости полученных за неполный курс обучения в Руттердахской академии знаний, молодой студиозус ведал, что раны в брюшину – самые опасные и трудноизлечимые.
Но Господь с ним, с паном Цецилем... О себе сейчас думать надобно.
Хозяин шинка, заслужив неодобрительный взгляд Лексы, смахнул со стола крошки, оставшиеся от предыдущих посетителей. Смахнул видавшим виды, несвежим полотенцем, испещренным подозрительными желтыми разводами. Спросил, чего, мол, вельможные паны заказывать желают.