Молоты Ульрика - Винсент Ник. Страница 48

Арик серьезно кивнул и пошел дальше. Левенхерц нравился ему, но, казалось, в мире нет вещи, у которой этот Волк не смог бы найти плохую сторону.

— Тогда сними эту сбрую! — отрезал Моргенштерн Знойная ночь никоим образом не улучшила его манеры, к тому же он обильно потел. Он уже сбросил с себя и шкуру и доспехи и теперь сидел у фонтана в главной капелле, одетый только в посконную рубаху. Моргенштерн прижимался лицом к холодному камню большой чаши с водой. Над ним поднималась ввысь, в темноту огромная статуя Ульрика. Ульрик был величественным и безмолвным.

«И он, бедолага, наверное, потеет», — решил для себя Моргенштерн.

— Но это же против правил! — возмутился Драккен. Он был самым молодым Волком, совсем недавно вступил в ряды Воинства Храма. И так распорядилась судьба, что в караул сегодня он заступил на пару с этим чудовищным — и по размерам и по характеру — ветераном.

— К Ульрику такие правила! — ругнулся Моргенштерн и тут же церемонно кивнул в сторону огромной статуи, выражая неистребимое и глубокое уважение. — Неужели тебе не жарко? Ты что, чудище холоднокровное? Вроде нет, обхаживаешь же ты эту строптивую девчонку из маркграфской свиты! А вдруг она сюда зайдет, а ты еще не раздет как следует? Да ты же сваришься живьем в этой скорлупе!

Драккен решительно тряхнул головой и поправил шкуру на широких плечах, словно бросая вызов жаре.

«Коротышка, крепыш, упрямец, — думал Моргенштерн. — Да, без гномьего наследия тут не обошлось. Парочка прадедов нашего Драккена, небось, и вытесала этот клятый городишко из скалы, не иначе».

Моргенштерн поднялся на ноги, обратив внимание, что Драккен старается не смотреть на старого напарника, и полез рукой в чашу фонтана.

— Ты что делаешь? — зашипел Драккен. Моргенштерн вытащил из святой воды запечатанную бутыль эля.

— Надо охладиться, — сказал запасливый старый вояка, опрокидывая студеное содержимое бутыли себе в глотку. Он живо представил себе, как сейчас давится Драккен от зависти и слюны. И молодой Волк не выдержал, развернулся и чуть не подбежал к Моргенштерну.

— Ульриком заклинаю, дай и мне!

— Что там раздают?

Арик шел по центральному проходу главного зала, и пламя тысяч свечей колыхалось во внезапном движении воздуха от развевавшейся на плечах знаменосца шкуры.

Драккен замер. Раздался всплеск — Моргенштерн разжал толстые пальцы и выпустил бутыль обратно в фонтан.

— Моргенштерн?

Огромный Волк спокойно обернулся, посмотрел на Арика, снова склонился к фонтану, набрал воды в ладони и с шумом и брызгами окропил свое потное лицо.

— Святая вода, Брат Арик, — сказал Моргенштерн, по-собачьи мотая головой, чтобы стряхнуть воду с волос, — это великое дело. В поздний час у стоп Ульрика мне всегда хочется очистить свою душу водой, благословленной Им, и это помогает мне достойно нести службу.

— Неужто?

— О, да! — Моргенштерн еще раз расплескал воду по своей туше. — Я даже удивлен, почему достойнейший из молодых Волков — я имею в виду тебя, Брат Арик, — не знает о таком священном ритуале. А из-за чего еще я бы стал снимать доспехи, находясь на страже? Я смываю с себя грехи! Перед Ульриком. Да, омовение вселяет в тебя новые силы. Ты очищаешься. Полностью.

— Точно, полностью, — поддакнул Драккен Моргенштерн знал, что Криг всего в полувздохе от того, чтобы рассмеяться во всю глотку, поэтому схватил его за шею и сунул лицом в фонтан.

— Вот видишь, Арик, молодой Волчонок тоже натворил дел и теперь смывает с себя свои прегрешения. Он не может спокойно стоять рядом с самим Ульриком, когда его сердце изнывает под грузом греха! Может, и тебе надо пройти ночное омовение?

Арик покачал головой.

— Прости меня, Брат Моргенштерн, что я прервал твой обряд. Я и понятия не имел, что ты столь… благочестив.

— Я Брат из Волков, Арик. Мне больно слышать, что ты думал обо мне как о маловере. Это тебе урок Вы нас, ветеранов, представляете бандой разгильдяев, которые только и думают, что о вине, ба… женщинах и песнях. Так это не верно. — Моргенштерн надежно удерживал под водой голову Драккена, как тот ни бился. — Сколько раз после боя или вахты я выходил на конюшню и хлестал себя солеными розгами, чтобы очистить свою душу страданием во славу Ульрика? Вот и сейчас… А теперь, Арик, скажи мне, когда ты так делал в последний раз?

— Не помню. Прости меня еще раз, — сдался Арик. Он развернулся, намереваясь продолжить обход. — Я смиряюсь перед твоим непреклонным благочестием.

— Не стоит.

— Может, стоит посмотреть, не захлебнулся ли Драккен, очищаясь от грехов, — добавил ухмыляющийся Арик.

— Что? А, точно…

— Ублюдок! Я чуть не потонул! — сказал отпущенный на волю Драккен. По крайней мере, именно это он пытался произнести, одновременно жадно глотая воздух Он лежал на плитах пола рядом с фонтаном, кашлял и задыхался еще минуты две после ухода Арика.

Моргенштерн легонько пнул его сапогом в ребра.

— Видишь, парень, в какие неприятности ты меня чуть не втянул? — Он сунул руку в фонтан и вытащил вторую бутыль.

Мотылек настойчиво бился в светильник. Аншпах подумывал было прихлопнуть его, но рукой он до него не дотягивался, а боевой молот как средство для истребления мотыльков не очень годился. Хотя поставить на такой способ избавления от назойливого насекомого можно. Аншпах только принялся рассчитывать, какие шансы у него и какие — у мотылька, когда появился Арик.

— Как проходит ночь, Брат Аншпах?

— Жарко и паршиво, Брат Арик.

Они стояли на ступенях у входа в капеллу боевых регалий Воинства Храма. За решетчатой дверью виднелись барельефы и фрески, изображавшие Вулкан, разрушение Блитцбейля, Скалу Фаушлаг, множество других образов из длинной истории Мидденхейма.

— Как дела у других? — спросил Аншпах, чтобы задержать Арика хоть на пару минут.

— Ничего интересного. Левенхерц стережет Часовню Павших. Драккен с Моргенштерном дурачатся в главном зале. Каспен с Эйнхольтом дрыхнут в оружейном притворе. Грубер на полном серьезе вышагивает на башне. Спокойная ночь.

Аншпах кивнул и вытащил из-под шкуры фляжку.

— Не освежишься? — предложил он. Арик поразмыслил немного и принял предложение.

— Приятная штука, — сказал он с признательностью, повернулся, сделал шаг, и тут его сапог задел что-то лежавшее на полу и отлетевшее в сторону. Арик отыскал и поднял увесистый металлический предмет.

Навесной замок.

— Давно он тут лежит?

— Кто его знает… — пожал плечами Аншпах, подходя к нему.

Оба разом обернулись к портику капеллы регалий. Железная решетка была открыта.

— О, нет. Покарай меня, Ульрик! — Аншпах рванулся к решетке, Арик мчался за ним. Они распахнули дверь и ворвались внутрь. Арик держал в руке светильник, и бестолковый мотылек все вился вокруг него.

Плита в углу святилища под огромной волчьей шкурой пустовала. Челюсти Ульрика, украшенная серебром реликвия, сделанная из клыков гигантского лесного волка в стародавние времена, величайшее из сокровищ Храма… Челюсти пропали.

Арик и Аншпах в ужасе бросились прочь.

— Вот я влип, — задыхаясь на бегу, выдавил Аншпах.

— Ты? Аншпах, это мы все влипли.

Заутреня. Пришел рассвет, горячий, клеймящий, неумолимый. В особой уединенной комнате раскаленного Храма Ганс внимал Верховному Жрецу Ар-Ульрику. На каждое указание он отвечал просто «Да, Владыка», «Нет, Владыка» или «Несомненно, Владыка».

— Зубы Ульрика, — говорил Верховный Жрец, и его дыхания не хватало, чтобы пересилить стоящую жару. — Из всех наших реликвий эта — наиболее значимая и ценная!

— Да, Владыка, — покорно произнес Ганс.

— Ее надо вернуть.

— Несомненно, Владыка.

Ганс усиленно разглядывал мух и жуков, ползавших по решетке оконца.

— Если мы будем вынуждены признать, что утратили реликвию, весь Мидденхейм падет духом. Горожане набросятся на нас, будут обвинять во всех бедах. Город захлестнет отчаяние. Люди всегда верили в знамения. Особенно в плохие. А это — худшее из возможных.