Алмазный башмачок - Фэйзер Джейн. Страница 79

— Женские дела, — ответила Матильда. — Ей надо отдохнуть.

— Она весь день лежит в постели?

Голос его стал хриплым от волнения. Матильда кивнула:

— Насколько я знаю, да, милорд. Я побывала у нашей малышки сегодня сразу после обеда.

— Ну как, вы сделали то, что хотели? — неуверенно спросил у Лео Кристиан.

Лео коротко кивнул головой.

— Король назначил поединок на восходе солнца завтра утром. Поэтому я хочу, чтобы вы увезли детей и Корделию прямо сейчас. Это даст вам добрых двенадцать часов форы.

— Но Корделии нет, — заметил Кристиан.

— Матильда, сходите за ней. Король велел князю, как и мне, покинуть дворец, так что нет опасности нарваться там « на него.

«Но может быть, он увез ее с собой в город?»

— Черт побери! Ну почему Корделия ничего не делает так, как договорились? — воскликнул он, понимая всю несправедливость собственных слов, но не в силах сдержать разочарование от крушения своего плана.

— А вот и Корделия!

Лео рванулся к окну, у которого стоял Кристиан. Корделия как раз выходила из-за угла на улицу, ведущую к гостинице. Она была одета в свою амазонку, с темной шляпкой на голове, а поверх всего этого — плащ с капюшоном, глубоко надвинутым на лицо. Душу его заполнило облегчение. Теперь он мог действовать.

Но, когда она открыла дверь и вошла в прихожую, ее бледность, ее глубокие тени под глазами, ее выражающий муку прекрасный рот и бросающаяся в глаза хрупкость заставили его броситься к ней с возгласом испуга. Она выглядела как в тот день, когда он застал ее на подоконнике, поджидающей Матильду. С той ночи, казалось, прошла целая жизнь, хотя на самом деле это было всего лишь неделю назад.

— Милая, ты больна. — Он взял ее за обе руки. — Зачем же ты ходишь по улицам?

Он забыл, как хотел, чтобы она была здесь, забыл обо всем, видя страдание, которое излучало все ее существо.

— Я не больна, — нетерпеливо ответила она, хотя эти слова явно расходились с ее видом. — Что ты наделал, Лео!

Она вовсе не собиралась набрасываться на него с упреками, но эти слова сами собой вырвались у нее.

— Я была там, — гневно сказала она. — Я видела тебя. И все слышала.

— Я погуляю с детьми в саду, — сказала Матильда, давая головой знак Кристиану, и вышла из комнаты, на что ни Корделия, ни Лео не обратили внимания.

Лео выпустил ее руки и отошел к окну.

— Я же просил тебя не ходить туда.

— Ты обманул меня.

Она была готова разрыдаться. Она не хотела, чтобы ее слова прозвучали так горько, но ничего не могла с собой поделать — понимание происходящего покинуло ее.

— Я не обманывал тебя, Корделия. Я просил тебя верить мне, — спокойно произнес он. — Я не мог допустить, чтобы мой вызов был поставлен под сомнение твоим неосторожным словом или действием.

— А почему ты не рассказал мне всего?

— Я не мог, — просто ответил он.

— Потому что тогда я сказала бы тебе все то, что говорю сейчас.

Она шагнула к нему.

— Но ведь ты не сделаешь этого, Лео. Ты не должен сражаться с Михаэлем. Ведь ты можешь погибнуть. — Она моляще сложила руки, во взоре ее сквозило отчаяние. — Ты не должен делать этого, Лео. Ты и сам это понимаешь.

Он не взял ее руки в свои. Он просто произнес:

— Это именно то, что я собираюсь сделать, Корделия. Я должен отомстить убийце моей сестры.

— Но ты не сможешь сделать этого, если он убьет тебя! — воскликнула она, хватаясь за его руку, в своем отчаянии удержать его рядом с собой не думая ни о гордости, ни о изяществе движений. — Ты будешь мертв, как и Эльвира, а Михаэль будет торжествовать.

Она попыталась тряхнуть его, но с тем же успехом она могла взывать к стволу дерева.

— Я выбрал этот путь, — произнес он голосом, ставшим внезапно холодным и бесстрастным, как бы отстраняющим ее. — И я готов принять свою судьбу.

Ее ладони бессильно соскользнули с его рук.

— Но почему ты просто не возбудил обвинение, представив в качестве доказательства его дневники? Почему не позволил правосудию сделать свое дело?

Но она уже и сама слышала в своем голосе нотки обреченности.

— Я не мог, — просто ответил он.

— Не понимаю.

— Каждый из людей — загадка для других, Корделия. Не думаю, что ты сможешь понять все то, что чувствую я. Эльвира поняла бы меня, если б могла знать.

Она и сама готова была аплодировать ему. Он Мог бы заметить едва уловимый кивок ее головы, которым она согласилась с его действиями. Ведь они всегда понимали мотивы поступков друг друга, даже если и не соглашались с ними.

И все же его слова невыносимо терзали ее.

— Ты не любишь меня, — тихо произнесла она.

Лео не мог позволить себе думать в этот момент ни о чувствах Корделии, ни о чем-либо другом, кроме победы над Михаэлем.

— Я люблю тебя, — спокойно произнес он. — Но я должен отомстить за смерть сестры. После того как это будет сделано, наша жизнь обретет спокойствие и ясность.

— У нас не будет ничего, если ты погибнешь.

Разговор зашел в тупик, и оба понимали это. Лео сделал несколько шагов по комнате, голос его стал спокойным и оживленным.

— Ты с детьми должна уехать сегодня вечером вместе с Матильдой и Кристианом. Тогда к утру вы будете уже далеко.

— Дети уедут. Я остаюсь.

— Корделия, ради Бога! — шагнул он к ней.

— Ты ждешь, чтобы я поняла и приняла то, что ты считаешь необходимым. Но тогда ты должен принять то, что важно для меня. Если тебе суждено погибнуть, то я хочу видеть тебя до твоей последней минуты.

Она отвернулась и набросила капюшон на голову.

— С детьми могут отправиться Кристиан и Матильда. Михаэль думает, что дети и я отбыли в Париж, так что у них будет время уехать как можно дальше. А если Михаэль победит, то моя дальнейшая судьба мне абсолютно безразлична. — Она пожала плечами. — Если я смогу, то убегу. Пусть это облегчит вашу смерть, милорд.

И, не прибавив ни слова, она вышла из комнаты.

Лео подошел к окну, чтобы увидеть, как она выходит на улицу. В сердце его была пустота. Он смотрел, не чувствуя ни горечи, ни обиды от ее несправедливых упреков. И тут ему сами собой пришли на ум уроки фехтования, когда он приучил себя видеть перед собой только одно — клинок противника. Он научился не думать больше ни о чем, не видеть, не замечать ничего другого.

Он заставил себя забыть обо всем, даже о Корделии. Он слышал ее слова, но это были только ничего не значащие звуки. Мысли о Корделии, об их возможном будущем теперь никак не повлияют на эту схватку, где ставками являются жизнь и смерть. Ничто не заставит его усомниться в своей правоте: Эльвира будет отомщена!

Когда Корделия спустилась с лестницы, ей встретилась возвращающаяся из сада Матильда, немного опередившая Кристиана с детьми. Лицо Корделии было мертвенно-белым, глаза наполнены болью и страданием.

— О, дитя мое! — рванулась к ней Матильда. — Все будет хорошо. Обещаю тебе, все будет хорошо.

Корделия покачала головой:

— Я… я думала, что он любит меня. Я не могу понять, ведь он для меня все. — Она подняла лицо, искаженное отчаянием. — Он так холоден со мной, Матильда. Так холоден…

Как же он может не чувствовать того, что чувствую я, Матильда?

— Женщине не так-то просто понять мужчину, над которым тяготеет вопрос чести, — ответила Матильда, поглаживая Корделию по голове.

— Неужели я такая дура? — жалобно спросила Корделия. — Наивная, обманывающаяся глупышка?

Она отстранила Матильду, выражение ее лица вдруг стало решительным.

— Ты и Кристиан должны вечером увезти детей.

— А ты остаешься здесь? — спросила Матильда, не сомневаясь в ответе. — Тогда и я остаюсь с тобой, дитя мое.

— Нет, ты должна уехать.

Корделия повернула голову: в дверях стоял Кристиан, держа девочек за руки.

— Бумаги при тебе, Кристиан?

— Да-да, конечно. Но ты тоже должна уехать, так сказал виконт.

Он постарался придать своему голосу незыблемую уверенность, хотя наперед знал, что и эта попытка обречена на провал.